— Ты — босс. Я отошлю ответ, как только ты мне его продиктуешь.

— Я тебе уже говорил, как дорожу таким секретарем, как ты!

— Не так уж и часто.

— Тогда считай, что я тебе сказал. Мне страшно думать о том дне, когда ты объявишь, что бросаешь свое место и выходишь замуж.

— Каким старомодным ты иногда бываешь! Теперь не принято бросать работу, когда выходишь замуж…

— А ты хочешь создать семью?

— О, конечно хочу! Но ты же знаешь поговорку: чтобы танцевать танго, нужны двое.

— Да, знаю. Почему бы тебе не закончить работу на сегодня? У тебя, наверное, полно дел дома.

Секретарша посмотрела на гору корреспонденции.

— Может быть, я сейчас и закончу.

Но Рассел знал, что она не уйдет, не сделав все до конца. Хелен Монтрей предана ему не хуже настоящей жены, хотя, как он ни старался, не мог представить верную помощницу в данной роли.

Некоторое время спустя, когда девушка ушла, Рональд вернулся к письму, задержавшему его внимание. Страничка лежала на столе безмолвным упреком.

Упреком в чем?..

Патрисия Стронг — в ней все дело. Для него она и концерт «Прелюдии любви» неразделимы. Рональд вспоминал о ней все эти пять лет, и очень часто. Ее природное очарование и непритязательная красота были незабываемы, хотя за это время они ни разу не встретились.

Перед глазами стоял милый образ любимой. Ее лицо мягкой волной обрамляли шелковистые волосы; он их необычный цвет называл «солнечно-бронзовым». Патрисия считала себя слишком угловатой, чтобы чувствовать стройной и легкой в движениях. Глаза девушки тоже были удивительными. Широко расставленные, теплого янтарного цвета, всегда лучистые… Так, по крайней мере, казалось до их последней встречи.

Это произошло после благотворительного концерта, в котором участвовал и Рональд Рассел. Выступление принесло новый успех, укрепило уверенность в том, что не только на сцене, но и в жизни ждет слава и удача. Но… Патрисия попала в автомобильную аварию. По своей же вине, но не желала признать ее. Рональд уговаривал рассказать все начистоту и покончить с этой историей.

Виновница отбивалась как могла.

— Ты считаешь, что виновата я, да?!

— Но ты не можешь отрицать, что была за рулем моего автомобиля, когда тот врезался в стену. Ты хотела уйти пораньше, я дал тебе ключи от машины, с условием, что ты воспользуешься услугами шофера, обслуживающего нас. Но ты не сочла нужным сделать это, несмотря на то, что пила.

— Но ведь это был коктейль по поводу успешного концерта, — в который раз повторила устало Пат тоном человека, которому очень долго приходится рассказывать одну и ту же историю. — Я помню, как ты дал мне ключи, но не помню, как садилась в машину. Ты сказал, что позже присоединишься к нам в гостинице. После этого у меня наступил полный провал в памяти. До того момента, когда очнулась на месте аварии. Ты стоял, склонившись надо мной.

— Тебе повезло, что я поехал за вами почти сразу. Если бы кто-нибудь серьезно пострадал и вызвали полицию…

— Знаю, меня бы обвинили в управлении автомобилем в нетрезвом состоянии. Итак, я должна тебя благодарить — ты спас мою репутацию!

И свое собственное реноме, не удержалась она от мысли. Даже когда доктор осматривал ее и Хелен, секретарша продолжала бессвязно бормотать о том, как важно, чтобы происшествие не было предано огласке, иначе это могло повредить Рональду. Хелен любила часто напоминать Патрисии, что они обе — часть имиджа прославленного музыканта.

Эта история не имела продолжения, но между Рональдом и Патрисией словно пробежала черная кошка. Конечно, дело было не в разбитой вдребезги машине: Пат упорно продолжала отрицать свою вину «за недостаточностью улик», как она однажды сказала. Пострадавшая не помнила обстоятельств аварии, и это давало ей основание утверждать, что она ни в чем не виновата.

Снисходительного отношения Рональда к происшедшему было недостаточно для Пат.

— Я чувствую, как изменились твои чувства ко мне, — сказала она ему. — Мне известно, что ты думаешь о людях, которые пьют за рулем!

— Неудивительно, ведь из-за какого-то пьяницы ушли из жизни мои родители!

— Да, когда ты рассказывал, как они погибли, у тебя был такой ненавидящий взгляд, каким ты смотришь теперь на меня…

— Эта старая история не имеет никакого отношения к нам с тобой!

Обида исказила лицо девушки, и она отпрянула, когда Рональд сделал движение, чтобы успокоить ее.

— Пожалуйста, не надо! Мне не нужно твое… твое прощение, — заявила Пат таким тоном, словно он нанес ей смертельное оскорбление. — Я не чувствую вины, пока нет доказательств обратного.

В конце концов, его терпение кончилось:

— Какие тебе нужны доказательства? Ради всего святого, ты же была за рулем!

— Поэтому ты думаешь, что во всем виновата я, так?! Никаких других объяснений?

— Но какие объяснения могут быть еще?!

Рональд полагал, что причиной упорства Патрисии являлся шок после аварии. У него не было сомнений относительно происшедшего: разве не он вытащил Пат из искореженной машины? До сих пор стыла кровь при мысли, что на переднем сиденье могло находиться два безжизненных тела. Однако упрямица не желала признать, что по ее вине в тот вечер он мог лишиться и любимой девушки, и Хелен.

И все-таки он потерял Патрисию. Вскоре после аварии она оставила работу агента по авторским правам в рекламном бюро, где состоялось их знакомство, и уехала в Англию. Между ними все было кончено.

Единственное, что осталось после бурных месяцев, проведенных вместе, — это музыка, написанная в порыве вдохновения. Несколько музыкальных пьес, объединенных в концерт «Прелюдии любви», были написаны во время круиза влюбленных по Средиземному морю.

Вдохновенное сочинение Рассел посвятил Патрисии. Его запись, сделанная экспромтом, сохранилась на единственной кассете — автор собирался доработать произведение. Накануне дня, в который произошла авария, он отдал послушать пленку девушке, а потом у обоих возникли более важные дела, чем разбираться с судьбой записи…

Рассел даже не знал, слушала ли ее Пат, и это мало заботило музыканта. Ему никогда больше не хотелось даже прослушать, а тем более исполнять это произведение… Тогда почему же эта девочка — он заглянул в письмо, — Элис Дорст, утверждает, что знакома с «Прелюдиями»? Кто же эта юная почитательница?

Бумага с эмблемой школы не давала никакого ключа к разгадке. Фамилия Дорст композитору явно незнакома. Его мучил вопрос: где и при каких обстоятельствах девочке удалось услышать музыку, посвященную самой дорогой для него женщине в мире, и Рональд почувствовал, что теперь ему не будет покоя, пока не найдет ответ на эту загадку… Он нажал на кнопку переговорного устройства.

— Да, босс? — тут же послышался голос всегда готовой к услугам секретарши.

— Ты все еще здесь?! — Рональд придал интонации строгость.

— Ты разрешил мне уйти с полудня. До двенадцати еще две минуты, — бодро заявила та. — Мне их потратить на работу или на то, чтобы оправдываться перед тобой?

— Плутовка! Ты же сама считаешь, что без тебя не обойтись, — проворчал Рональд. — И вот тебе шанс доказать это. Скажи, не было ли на конверте письма этой девочки, Дорст, обратного адреса?

Тонкий слух музыканта уловил, как Хелен зашуршала бумагами.

— Да, есть. Я его отложила, собираясь написать ответ.

Рассел почувствовал, как внутри у него все напряглось; только благодаря годам концертной практики ему удалось сохранить дыхание ровным.

— Наверное, это адрес школы, в которой она учится?

— Нет, конверт подписан от руки, обратный адрес — какая-то загадочная Сквонегала в Голд Пойнте. Ничего себе местечко!

Нет, не может быть, чтобы это бы тот дом, который я помню, с грустью подумал музыкант. Он уже начал кое о чем догадываться, но являлась ли его догадка верной?

— Принести тебе конверт?

— Нет, спасибо, Хелен. Это все, что я хотел узнать.

Дальнейшее лучше выяснять самому. Теперь ему нужно идти по наметившемуся следу и посмотреть, куда он приведет.