От переводчика мы узнали, почему в таком странном одеянии оказались Уткин и Кондрашов — наш пост СНИС захват станции попросту проспал. Не без удовольствия немец рассказал, что оружие наших «защитников» было разобрано — вычищенные части лежали в масле на столе. Закрытый ящик с гранатами оставался в другом помещении…

Во время нашего заключения… ситуация неожиданно осложнилась — началась пурга, настолько сильная, что подлодки легли на грунт. Немцы сами оказались в сложном положении и стали искать выход. Так мы решили, когда, вернувшись с допроса Поблдзинский и Марков сообщили, что немцы требуют передачи метеосводок на Диксон… Если бы метеосводки не пришли вовремя, на Диксоне встревожились бы. Наши оккупанты в это время из-за шторма сами оказались в ловушке — ситуация сугубо арктическая, к которой они, похоже, не были готовы…

Поблдзинский решил использовать последний шанс, чтобы известить Диксон, и согласился вести передачу под дулом латыша-радиста в присутствии офицера подводника. К сожалению, на Диксоне прием вели начинающие радисты, которые не сумели уловить вставленные в текст слова: "Мы в плену". В один из сроков Поблдзинский предложил передавать это и мне, но мой партнер на Диксоне тоже не понял, стал переспрашивать. Мой "надсмотрщик" заподозрил что-то неладное и ударил меня рукояткой пистолета по голове. Немцы что-то заподозрили, и сеансы связи были прекращены. Затем начались допросы — врага интересовало положение наших судов, а также код "Метель", употреблявшийся, по их словам, на Новой Земле для шифровки метеосводок. Мы отвечали, что ничего об этом не знаем. В лапы немцев попали тома шифровальной книги, шифровальная же таблица была спрятана в тайнике, но они в ней не нуждались, поскольку, по их словам, эти шифры были ими давно раскрыты. Один том шифровальной книги они взяли с собой на подлодку, остальные бросили в радиорубке.

Спустя сутки пурга закончилась, и, как назло, с тушей убитого медведя на станцию на собаках приехал Бухтияров. Заслышав собачий лай, немцы спрятались, и Бухтяров их не заметил. Так попал в плен и он. Нагаев остался в промысловой палатке.

Немцы решили доставить наше продовольствие на подлодки, всплывшие в бухте напротив станции; станционные продукты и паши личные домашние заготовки: — соленую оленину, рыбу и т.д. Бухтиярова заставили перевозить все это на собачьей упряжке, и тогда-то ему удалось убежать. Погнав собак к реке, он оторвался от конвоировавшего его немца и сумел под берегом уйти от выстрелов. Не настиг его и обстрел из пулемета, который немцы установили на смотровой площадке кают-компании. Через некоторое время конвоир вернулся и сказал, что он застрелил Бухтиярова, предъявив пару сапог, якобы снятых с убитого. К счастью, конвоир, убоявшись гнева начальства, соврал… Бухтияров убежал и добрался до палатки в бухте Ложных Огней, а когда вражеские лодки ушли, возвратился вместе с Нагаевым на разрушенную станцию. Отсюда их снял посланный с Диксона тральщик Карской ВМБ.

Нас, пленных, доставили, как я узнал позднее, на подлодку U-711. Станцию немцы подожгли, а затем разрушили артогнем Во время нахождения на подлодке опять допрашивали (переводчик с латышом-радистом в присутствии офицеров), при этом выводили на палубу и угрожали в лучших пиратских традициях килевать (пропустить на тросе под килем), если мы не дадим сведений о нахождении судов, затем допросы прекратились.

Разместили нас на матах на палубе, между койками матросскою кубрика. Ничего хорошего нас не ожидало, и тем не менее немцы-матросы нас не били и нам не угрожали. Настроение у них было скорее благодушное, ведь как-никак они возвращались из удачного похода, да еще с добычей и без потерь. Наверное, они догадывались об исходе войны. Кажется, кормили тем же, что ел экипаж. Даже выпускали на палубу покурить, обычно лодка шла в надводном положении, но латыш-переводчик смотрел на нас зверем. Офицеры же держались подчеркнуто надменно, к нам не обращались.

В первой декаде октября… нас привезли в Тронхейм (Норвегия), на плавбазу немецких подлодок В этом городе нас поместили в городскую тюрьму… В Тронхейме нежданно-негаданно к нам присоединили немногих оставшихся в живых после гибели гидрографического судна "Норд": боцмана Николая Крюкова, младшего лейтенанта Василия Пелых, юнгу Геннадия (фамилию забыл) и знакомого маячного мастера Петра Марчука — они больше месяца находились в плену. Не случайно немцы, бывшие на Стерлигове, не раз называли имена Петер, боцман, юнга — значит, лодка уничтожившая гидрографическое судно "Норд", принимала участие в нападении на нашу станцию…

Товарищи с "Норда" рассказывали, как погибло судно и какая участь постигла военных моряков, зимовавших с нами в 1943 году. Лодка всплыла перед судном по курсу и сразу же открыла кинжальный огонь в упор из орудия и пулеметов. Большая часть людей на палубе, включая Д. Карельского, погибла в первые минуты. Коптев и Ершов сами бросились за борт и через несколько минут погибли от переохлаждения в ледяной воде. Это видели четверо наших земляков, которым удалось спустить шлюпку с кормы. Людей со шлюпки взяли на борт лодки, а саму шлюпку расстреляли из орудия и пустили ко дну. Там остался раненый и сошедшая с ума буфетчица. Позднее нас всех перевели в тюрьму Осло, оттуда на транспортном судне отвезли в Польшу… Среди многих невеселых приключений нам повезло еще раз — мы успели скрыться из лагеря и через несколько дней… встретили наши войска,..

В начале 50-х годов я встретил Кондрашова… Он сообщил, что В. Уткин осужден на 10 лет заключения за воинское преступление, совершенное в должности командира СНИС…

Странно, что самые уважаемые мемуаристы (адмиралы А.Г. Головко, Ю.Л. Пантелеев и др.), отдавшие должное подвигу Бухтиярова, не додумались до простой, очевидной вещи: если бы на посту СНИС служба шла положенным порядком, не пришлось бы Григорию Васильевичу доказывать свою невиновность в "органах" и сносить подозрительные уточнения кадровиков».

Позднее рассказы вернувшихся из плена позволили уточнить обстоятельства гибели «Норда» (капитан В.В. Павлов, участник челюскинской эпопеи), во многом совпадающие с тем, что приведены в воспоминаниях Венцковского. Однако он неверно назвал фамилию боцмана — на самом деле это был Иван Рогачев, а так называемый юнга — курсант 2-го курса Архангельского морского техникума Евгений Михайлович Полев. Точно так же младший лейтенант Василий Скоморох по каким-то обстоятельствам (видимо, пытаясь выдать себя за гражданское лицо) перед пленением назвался Пелых, о чем предупредил своих товарищей, которые ею не выдали. Всего на небольшой шхуне водоизмещением 430 т с экипажем из 20 человек и шестью пассажирами оказалось 26 человек, включая трех матросов с поста СНИС с мыса Стерлигова. Еще один военный моряк, Иван Тихонов, обслуживал 45-мм орудие, он опередил немцев в открытии огня. Реакция немецких подводников была вызвана стремлением подавить радиопередачу с «Норда», что в конечном итоге и привело к большим жертвам на «Норде», но на войне как на войне…

Информация Ланге, командовавшего захватом полярной станции на мысе Стерлигова, дополняет рассказ Венцковского: «Я распределил обязанности между различными подлодками, которые находились в моем распоряжении. Одна лодка ушла в открытое море. Другой была поручена высадка десанта… Десант высадился в бухте рядом с радиостанцией. Сам я зашел во время прилива в маленькую гавань, чтобы посадить лодку на мель. Я развернул подлодку так, чтобы использовать ее пулеметы и двухдюймовую пушку в случае необходимости. Мои люди заняли радиостанцию. Тех, кто обслуживал радиостанцию, взяли в плен. Русские были совершенно обескуражены. Там была не просто радио-, но еще и метеостанция. Спустя какое-то время оттуда было послано сообщение о том, что станция якобы сгорела и персонал перебирается на другую ближайшую станцию… Русских пленных мы взяли с собой, распределив по подлодкам… Это были ученые, отличные люди… Я делил койку с руководителем этой группы». Случалось и такое во время войны в Арктике.