- Шапку будем надевать? – спросила девушка, беря в руки что-то необыкновенное, сверкающее.

- Да, будем, пожалуй, - мимоходом бросила Ольга, - я ведь хазарское посольство ожидаю, так что

пусть все будет по чину.

И прислужница водрузила на голову княгини невообразимой красоты багряную шапочку: спереди золотую, по бокам от нее спадали до самых плеч жемчужные шнуры, и вся она по краю была обведена поднизью ¹⁰⁹³.

Добрава молчком стояла у двери, впиваясь взглядом в каждую мельчайшую деталь явленного ей каскада невообразимых доселе роскошеств. И тут Ольга как бы только заметила ее, подпирающую спиной дверной косяк.

- А-а, Бажена…

- Добрава, - поклонилась та.

- Ну, Добрава, - тоже хорошо, - с легкостью уронила Ольга, вновь принимаясь щекотать своего

малыша и сюсюкать в ответ на его невольный смех. – Игорь пожелал… - какое-то время она подбирала слова. – В общем, пожелал пристроить тебя… где-то здесь. Но я даже не знаю, что же ты можешь… Ты знаешь какой-нибудь язык?

- ???

- Греческий?

От такого вопроса у Добравы просто дух занялся.

- Не-ет…

- Хазарский? Болгарский?

- Нет.

- Вот это жаль, - подняла на Добраву сострадательные голубые глаза Ольга. – Ну… может быть,

ты умеешь шить золотом? Жемчуг низать?

Добрава хотела сказать, что вышивать она как раз умеет и очень даже неплохо, правда серебром-золотом шить не приходилось, но вряд ли в том больше хитрости… Но вместо этого тихо выговорила:

- Нет.

- Да, - уже как бы с долей правомерной досады произнесла Ольга. – Ковры ткать тоже не учена?

- Не учена.

- А петь да плясать у нас самих мастаков хоть отбавляй. Даже не знаю… Но ведь ты там, в доме

отчем, делала же что-то. Должно быть, что-нибудь там в огороде хлопотала?

- В огороде –да, - радостно отозвалась Добрава.

- Что же, хоть шерсти клок… - как-то странно улыбнулась Ольга. – Вот в огороде и будет тебе

работа. Иди, - ключница моя, Щука, тебе покажет.

Поклонившись, Добрава вышла из горницы ошеломленная и совершенно раздавленная. Так что разыгранное перед ней представление цели своей достигло с легкостью. За дверью ее поджидала та же недобрая старуха, которая либо все слышала, либо и прежде знала:

- Что ж, огород – дело тебе привычное. Ступай за мной.

Возвращались они, вроде, тем же путем, но вышли уже из подклета, с обратной стороны дома. Щука кликнула пробегавшего мимо мальчишку, волочившего по земле закопченный медный чан, - сперва отбранила его за то, что он волок чан, а не нес в руках, а после велела отвести Добраву на огород, найти там Третьяка, а он уж знает как быть.

Добраве хлопчик сказал, что прежде ему все равно нужно доставить чан в поварню, и Добрава с готовностью предложила ему свою помощь. Но от помощи паренек отказался, единственно попросил понести его рубаху, которую он тут же снял, и сам отпыхтел весь путь, изрядно перемазав сажей подбородок и загорелый живот.

А потом они пошли в обратную от парадных ворот часть двора. Здесь в заборе тоже были ворота, поменьше, и возле них тоже была караульная избушка, только уж очень маленькая, и не избушка, а сундук какой-то на попа поставленный. В ней впрочем никого не было, и ворота оказались открытыми, только подпертые камнем.

- Днем здесь воротня пустая, - с основательностью в голосе пояснил малец. – Это льняной двор. Там, - он указал чумазым пальцем, - конюшенный. Там – скотный. Еще отдельно овечий есть. А огород вон где будет.

Оказывалось, что тем громаднейшим двором хозяйственная территория князя не исчерпывалась. Добрава с трудом могла осознать широту вещественности отданной во владение одному… ну, не одному, так нескольким людям. Этот громадный терем, соединенный крытыми переходами еще с несколькими домами поменьше! А вокруг постройки еще и еще… Ей вспомнилась отцовская изба, которая тоже имела несколько пристенков и прирубков, но крохотных, и этого вроде бы хватало для жизни. А забором у них (не таким, из бревен, а просто колючим тыном) обводили лишь огород и то только от зайцев. И никаких караульных избушек ни у кого, да и двери-то в избы никому бы не взбрело в голову запирать. А здесь (очень это Добраву удивило) засовы из железа… Конечно, дома, когда наступали настоящие морозы, приходилось ютиться в одной клети вместе с коровой, овцами и курами, но так было у всех, и каждый сам справлялся со своим хозяйством. А большие дела всегда проводили вместе: лес под пашню рубили и жгли вместе, сеяли вместе, жали вместе, если кому нужно было избу срубить – тоже всем миром наваливались. Здесь же явно все было не так, а как, пока еще Добрава распознать не могла.

Пока же Добрава пыталась установить, нет ли таких же особенностей, как в жизнеустройстве, и в местных моркови, репе, горохе и капусте, Ольга успела принять людей, прибывших из Хазарского каганата. То были не самые влиятельные торговцы Хазарии (наиболее мощные пополняли свой золотой запас посреднической торговлей и ростовщичеством, не выходя из дома) – Меир, Эзра, Иехуда Писоне, Давид Шуллам и жена его Серах, а с ними - теперь частый гость княжеского терема - Нааман Хапуш. Это, конечно, не было заправдашное посольство, да Ольга и не полномочна была бы его принимать, а тем более решать какие-то вопросы в отсутствие мужа и первых военачальников. Однако многие каверзы, как известно, прекрасно осуществляются без всякой показной мишуры. Беседа не была долгой, поскольку хазары только прибыли в Киев, им необходимо было отдохнуть с дороги и поскорее дать ход своим торговым делам, но к обеду они обещали вернуться.

И вот разодетая в пух и прах братия спускается с высоких ступеней главного крыльца, усаживается в красивую повозку, и в окружении многочисленной конной охраны, частью своей, частью предоставленной гостеприимной хозяйкой, под восхищенные взгляды замершего в отдалении люда отбывает с княжеского двора.

- Что ты, не слышал? – говорит Иехуда Писоне, подрагивая круглыми плечами от дорожной тряски. – Я вновь намекнул ей, что прими Русь нашу веру, - она получила бы в лице Хазарии не просто надежного союзника…

- Но, может быть, она что-то не так поняла, - прерывает его Эзра.

Взгляды Давида и Меира так же устремлены на Иехуду. А Нааман будто и не слушает их, глядя куда-то в сторону, только щурит в улыбке свои масляные глазки.

- Может, она, конечно, и дура, - пошевелив сросшимися бровями, смело вступает в разговор

Серах, - но не до такой же степени. Она даже что-то такое пошутила, что, мол, подаренные нами греческие поволоки пришли к ней из Хазарии...

- Но нет… Что уже об этом говорить! – начинает раздражаться припертый напряженными взглядами Иехуда. – В конце концов не Ольга это решает. Сама она уже давным бы давно…

- О чем вы спорите? – наконец отзывается, все так же улыбаясь одними глазами, Нааман Хапуш. – Прямой путь не всегда самый короткий. Пусть наша воля придет к ним не напрямую, а через мертвого, через секту христианскую. Так дольше? Да. Зато здесь мы уже на середине пути: почти половина княжеской дружины – христиане. И Ольга явно…

- Но тогда их перехватит Куштантиния ¹¹⁰¹, - встрепенулся Давид Шуллам.

- …прилагает к тому усердие. – невозмутимо завершает фразу Нааман. – А Куштантиния, она

только ходит вокруг да около этого куска, не зная как к нему удобнее подобраться…

- Вот нам и следует этим воспользоваться, - вновь ввертывает Шуллам.

- Вот, спасибо, Давид, - насмешливо кланяется ему Хапуш. – Именно это я и хотел сказать. И

покуда сама рыжая ослушница еще толком не знает чего же она, помимо поволок и золота, хочет от Куштантинии, нужно поскорее предложить сосватать ее за греческого царя.

Лица всех находившихся в повозке словно окаменели, и только моргающие веки на застывших глазах напоминали о присутствии в них жизни. Первой нарушившей молчание была жена Давида Шуллама – Серах. Она негромко хрюкнула, и вдруг разразилась таким пронзительным хохотом, что даже лошади шарахнулись, и повозка подскочила на ухабе обочины. И тут же, точно спевшийся хор, ее почин подхватил дружный мужской смех.