Изменить стиль страницы

«Ни минут не сиди…»[128]

Н. Мазуру

Ни минут не сиди,
Ничего не делая —
Притаилася в груди
Тоска оголтелая.
Притаилася, как зверь,
Выжидая случая,
Если выползет, поверь —
Уничтожит, мучая…
Руки занимай трудом,
Голову — заботами,
Огради твой хрупкий дом
Грубыми воротами.

Время (Баллада)[129]

Ходил Господь по саду,
По райскому ходил
И Сам Себя в награду
За все благодарил.
За все, за все… Ну, словом
За то благодарил,
Что мир единым словом
Он чудно сотворил.
И человека тоже,
Чтоб мог он без труда
Быть на Него похожим
(А впрочем — не всегда…).
…Ходил Господь по саду.
Был труд Его высок,
Зато теперь в награду
Не был Он одинок.
Вокруг него природа
И все живое в ней
И всякая порода
Растений и зверей.
Потом, устав немного,
Прилег Он на траву
И тут Ему (ей Богу!)
Был сон, как наяву.
…Он был в пустынном месте
Прозрачном, как стекло,
И нечто — врозь и вместе —
Вокруг Него текло.
Неведомое чудо —
Безводная вода,
Текущая (откуда?)
Текущая (куда?)
И странное теченье
Остановить не мог
Создавший все творенье
И удивленный Бог…
Ну, как для сей баллады
Мне написать конец?
Ведь навсегда отрады
Лишился наш Творец…

«О том, что мир пугает…»

О том, что мир пугает —
Не стоит говорить…
Свеча горит и тает —
Ведь ей недолго жить.
Пусть под моим дыханьем,
Пока она горит,
Ответным колебаньем
Она мне говорит.
И пусть напоминает
Ее короткий свет,
Что, как свеча сгорает,
Но светом жив поэт.

1939 («В тот год была суровая зима…»)[130]

Вадиму

В тот год была суровая зима,
Снег рано выпал и лежал пластами
И непривычные для взора горожан
Сугробы вкруг деревьев вырастали.
Война еще почти не началась,
Но город полон был ее тревоги,
Он весь притих, как зверь перед концом
В предчувствии неумолимой травли.
Я жил тогда на левом берегу
У Люксембурга, где порой ночами
Без нужды бухал грузный пулемет,
Полузамерзших голубей пугая.
Я помню свет от синих фонарей,
И мягкий шаг прохожих запоздалых,
И веянье далеких легких крыл
Мимолетящих ангелов печали…
По вечерам ты приходил ко мне
Озябший, весь покрытый снегом,
И, позабыв земных забот позор,
Мы занимались важными делами,
Важнейшими, важней которых нет,
И недоступными непосвященным,
Свеча светила в комнате моей,
От двух голов отбрасывая тени…
Здесь был приют для нас, питомцев Муз,
Воспитанников нежной Полимнии —
Как ветхий груз мы сбрасывали все,
Что музыкой в душе не отдавалось.
Заветные тетрадки, как сердца,
Мы с наслажденьем острым раскрывали
И анапест сменял хорей и ямб
И дактили сменяли амфибрахий…
Ты помнишь? За окном таилась ночь,
Но свет нездешний был в приюте дружбы…
В тот год была суровая зима
И тайнокрылое касанье Музы…

«И все-таки! А почему не знаю…»[131]

И все-таки! А почему не знаю…
На склоне лет, собрав мои стихи,
Я за столом сижу и размышляю —
Какие все ж удачны иль плохи…
Тяжелый выбор! Ведь меж этих строчек
Кровинки сердца или боль мечты.
И, оторвавши фиговый листочек,
Я собственной стыжуся наготы.
Но Муза, спутница моя сыздетства,
Мне шепчет целомудренно о том,
Что даже скромное мое наследство
Не должен я оставить под замком.
И что мое свидетельство о веке,
В котором я участвовал и жил,
Быть может, в будущем возбудит человеке
Порыв любви и пробу новых сил…
Я вас люблю, стихи мои, до боли
И даже ненавидеть вас готов,
Когда ненужное приходит поневоле,
А для важнейшего не хватит слов…
Плоды мечты, бесплодные мечтанья,
Вас записать мой подвиг не велик,
Но я пишу, как пишут завещанье,
Я вас пишу, как пишут свой дневник.
Себя терзая в поисках ответа
И никогда не находя его…
(Да унесет спасительная Лета
Мучительное слово: «ничего»!)
А впрочем, оправдания не надо,
От одиночества спасенья нет…
Поэзия — отрава и отрада,
Но ведь не логикой живет поэт…
вернуться

128

Ни минуты не сиди. М.М. Мазор — известный адвокат, масон. По поводу второго двустишия в 1-м катрене см. в письме Луцкого В.Л. Андрееву от 19 мая 1974 г.

вернуться

129

Время (Баллада). Приложена к письму Луцкого В.Л. Андрееву от 6 декабря 1970 г. (первоначальный вариант несколько отличается от книжного). В предпоследней строфе явная опечатка: вместо «удивительный Бог» нужно «удивленный» (в ОэБЛ I и II рукой поэта исправлено, см. также в его письме В. Л. Андрееву от 19 мая 1974 г.: «И другое замечание о том, как типографы сами иногда создают неожиданный эпитет: «И удивительный Бог» (стр. 74) вместо «удивленный». Тут есть над чем задуматься ибо Бог… действительно — удивительный!»).

вернуться

130

1939. Посвящено Вадиму Андрееву. Вариант (вероятно, первоначальный) этого стихотворения Луцкий отправил В. Л. Андрееву 14 марта 1971 г. (хранится в Русском Архиве в Лидсе: MS 1350/1534). Этот вариант имеет следующие отличия от публикуемого: 3-й стих: «И, непривычные для взора парижан»; 4-й: «Вокруг дерев сугробы вырастали»; 6-й: «Но город полон был тревоги тайной»; 7-8-й: «Он вдруг притих, как зверь перед концом/ В предчувствии судьбы неотвратимой»; 11-й: «Без нужды бухал тяжкий пулемет»; 18-й: «От Lax’a или с чемоданом масла»; 27-й: «Свеча горела в комнате моей»; после 33-его стиха следовало еще четыре, опущенных в окончательной редакции: «Ты помнишь наш высокий разговор/ О красоте, о правде двуединой,/ О тех стихах, что только снятся нам/ Но написать которых мы бессильны»; в 38-м и окончательном, 40-м, переставлены слова Музы и дружбы. Полимния (Полигимния) — см. комментарий к стихотворению Дышать вот этой бездной.

вернуться

131

И все-таки! А почему — не знаю. Отправлено в письме В.Л. Андрееву от 5 июля 1973 г. с обозначением места и даты написания — Neris-les Bains, 3/VII <19>73; та же дата в ОэБЛ I (в тексте имеются незначительные отклонения от позднейшей, книжной, редакции).