Жена Семена Луцкого, племянница философа Льва Шестова, была талантливым скульптором. Квартиру украшали скульптурные портреты членов семьи, в которых наряду с точно подмеченным сходством с оригиналом подкупало художественное изящество. Их дочь Адя, или Адинька, как ее обычно называли, красивая, стройная, черноволосая девочка, похожая на мать, была года на 2–3 старше меня. Однако, несмотря на разницу в возрасте, она играла со мной, когда мы бывали у Луцких, с очаровательной сердечной теплотой. Она запечатлелась в моей памяти как образцовая дочь, каковой я сама, кажется, не была.

Моя близкая дружба с Семеном Луцким началась уже после того, как Адинька уехала в Израиль. Ее мать умерла в годы войны, и бабушка Клара Самойловна и тетя Флора, безумно ее любившие, окружили подросшую девочку особым вниманием и очень тосковали, когда она уехала. По стенам маленькой уютной квартиры на Impasse Coeur de Vey были развешены ее живописные работы, написанные в выразительной реалистической манере, — портрет бабушки, натюрморт с рыбой. Адя решила стать художником и, вдохновясь ее картинами, то же решила для себя и я.

Но до того как начать учиться живописи, мне предстояло получить в лицее степень бакалавра. Семен Абрамович занимался со мной математикой, предметом, который был для меня пыткой. Лето 1948 года Луцкие проводили под Парижем, в дачном Fontenay-aux-Roses. Наш Le Plessis находился неподалеку, и я на метро отправлялась к ним, в маленький домик, затерянный в саду. Мы усаживались с Семеном Абрамовичем в тень, и он с неиссякаемым терпением старался натаскать меня по тригонометрии и алгебре. Благодаря ему, я сдала экзамен.

Спустя несколько лет, выйдя замуж за молодого американского литератора Генри Карлайла, я переехала в Нью-Йорк. Но всякий раз, бывая в Париже, звонила Луцк им и заходила к ним. Мы вместе отмечали выход моей первой книги «Голоса в снегу», опубликованной в Париже в 1965 году. Эта книга «повесть наших отцов» — о русской поэзии, выжившей в условиях советского режима, — тема, которая остро волновала Луцкого. В это время моя невестка Иудит Андреева и две ее дочери очень подружились с семьей Луцких.

В начале Второй мировой войны, незадолго до того как немцы оккупировали Францию и началось страшное время оккупации, мой отец часто находил пристанище у любимого друга Семы в Париже. Из-за угрозы немецких бомбардировок женщины и дети обеих семей были отправлены в деревню. Стихи Луцкого, фрагмент из которых я здесь привожу, посвящены моему отцу и рассказывают о дружбе, осененной высокой поэзией: