У его молодой жены, конечно, были свои причины, и если она была так захвачена идеей охоты на привидение, он не видел причины, чтобы не потворствовать ее желанию. Встретив ее довольно поздно, он любил жену такой, как она есть. Чтобы унять слухи и суеверия среди предполагаемого персонала, пациентов и сторонников — всех тех, чья поддержка была необходима, — Джон принял решение провести скучнейшую ночь перед открытием особняка.
— Пойми, Джон, если ты, владелец, поступишь именно так, то это убьет все порочащие слухи в зародыше. Иначе, если после открытия пойдет что-нибудь наперекосяк, все свяжут исключительно с этими самоубийствами и привидениями. Санаторий обретет плохую славу с самого начала. Возникнут бесконечные проблемы, и все обернется полнейшим провалом.
— Ты думаешь, что одна ночь, проведенная там, остановит слухи?
— Согласно старой легенде, это разрушит проклятье, — отвечала жена. — В любом случае таково условие.
— Но рано или поздно здесь все равно кто-то умрет, — возразил он. — Этого мы не сможем предотвратить.
— Но мы сможем предотвратить слухи о том, что они умирают неестественной смертью, — объяснила она, полагаясь на свое знание общественного мнения.
— Ясно, — ответил он, презрительно кривя губы, хотя сразу оценил правдивость сказанного.
— Если только ты не выпьешь яду в холле, — смеясь, добавила она, — или не решишь повеситься на подтяжках.
— Я проведу там ночь с тобой, — согласился он, немного подумав. — Это будет словно новый медовый месяц. Повеселимся вместе, верно?
Теперь ему даже стало интересно — наверное, проснулась какая-то мальчишеская черта его натуры. Но энтузиазм уменьшился, когда жена объяснила, что в таком предприятии лучше быть втроем, чем вдвоем.
— Я уже бывала в такой ситуации прежде, Джон. Мы всегда ходили втроем.
— С кем же? — спросил он, удивленно посмотрев на жену.
Но та объяснила, что если что-то пойдет не так, то втроем они должны лучше справиться. Это было совершенно очевидно. Он прислушался и согласился.
— Я позову молодого Мортимера, — предложил Джон. — Он подойдет?
Нэнси задумалась.
— Что ж, он веселый. Ему тоже будет интересно. Сойдет.
Ее голос звучал вполне безразлично.
— К тому же он развлечет нас своими историями, вот время и пройдет, — добавил Берли.
Так капитан Мортимер, еще недавно морской офицер, веселый парень, отчаянный храбрец и кузен миссис Берли, занимавший теперь хороший пост в лондонском офисе компании, был утвержден в качестве третьего члена веселого предприятия. Но капитан Мортимер был молод и пылок, миссис Берли — симпатична и гораздо моложе своего мужа, а мистер Берли — беззаботен и излишне самоуверен.
Судьба расставила коварную ловушку, и Джон Берли, такой невнимательный и неосторожный, попал в нее. Он выпутался, но таким образом, каким никто и предположить не мог.
Той ночью, на которую в итоге пал выбор, стало восемнадцатое июня, едва ли не самая короткая ночь года, с заходом солнце в 20.18 и восходом в 3.45. Полная темнота должна была продлиться всего часа три. «Ты настоящий знаток», — признал Джон, когда жена объяснила ему, что требуется пересидеть только полную темноту и нет никакой необходимости торчать от заката до рассвета.
— Мы сделаем все, как надо. Мортимер не особо стремится, у него там танцы или что-то еще в этом роде, — сказал он и, заметив раздражение, мелькнувшее в ее глазах, добавил: — Но он не пойдет туда. Он будет обязательно.
Недовольное выражение лица избалованной женщины несколько сбило его с толку.
— О нет, его действительно не потребовалось долго убеждать, — уверил он жену. — Какая-то девушка, конечно же. Он молод.
Она ничего не сказала в ответ, но намек заставил ее покраснеть.
Они выехали с Саут-Одли-стрит сразу после завтрака, надлежащим образом миновали Севеноукс и приехали в Кентскую пустошь. С тем чтобы придать делу должную огласку, они настрого наказали шоферу держать в тайне цель их приезда, устроили его в сельской гостинице и дали указание забрать их через час после рассвета, чтобы они смогли позавтракать в Лондоне. «Он всем расскажет, — сказал ее циничный и практичный муж, — и местные газеты напишут обо всем уже на следующий день. Стоит потерпеть несколько часов, чтобы положить конец всей этой болтовне. Почитаем, покурим, а Мортимер расскажет нам новые морские байки». Вместе с шофером он прошел в дом, чтобы проследить за подготовкой комнаты, освещения, корзин с едой и тому подобного, оставив парочку на лужайке.
— Четыре часа — это немного, но хотя бы что-то, — прошептал Мортимер, в первый раз оставшись наедине с Нэнси с момента их отъезда. — Это просто потрясающе, что вы выбрали меня. Вы выглядите божественно сегодня. Вы самая прекрасная женщина в мире.
Его голубые глаза излучали то голодное желание, которое он принимал за любовь. Выглядел Мортимер так, словно только что вернулся из плавания: его кожа приняла смуглый оттенок, а светлые волосы слегка выгорели под солнцем. Он взял ее за руку, чтобы увести прочь от косых солнечных лучей в тень рододендронов.
— Это не я, глупый мальчишка. Это Джон предложил, чтобы вы поехали. — Она отняла руку с деланным усилием. — Кроме того, вы практически отказались, ссылаясь на какие-то танцы.
— Но вы ведь могли воспротивиться моему участию, — пылко ответил он, — но не сделали этого. О, вы столь хороши, столь прелестны!
И страстно ее поцеловал. Она немного посопротивлялась, но быстро уступила.
— Гарри! Ты просто идиот! — вскрикнула она, переводя дыхание, когда он ее отпустил. — Я даже не знаю, как ты посмел! Ведь Джон — твой друг. К тому же, — Нэнси быстро осмотрелась, — здесь небезопасно.
Ее глаза счастливо сияли, а щеки покрывал румянец. Она выглядела как молодая, симпатичная, похотливая самка, какой и была на самом деле, охваченная эгоистичной страстью.
— К счастью, — добавила она, — он слишком мне доверяет и не заподозрит дурного.
Молодой человек, взглянув на нее с обожанием, рассмеялся.
— От поцелуя вреда не будет, — сказал он. — Ты для него словно ребенок. Он не воспринимает тебя как женщину. В любом случае в его голове только корабли, магнаты и пакеты, запечатанные сургучом.
Он пытался успокоить ее, однако, доверяя ее женскому инстинкту, понимал, что не следует сейчас к ней прикасаться.
— Он ничего не видит. Даже в десяти ярдах…
А в двадцати ярдах от них раздался голос, который его перебил, так как Джон Берли, его обладатель, вышел из-за угла дома, направляясь к ним. Он объявил, что шофер оставил корзины с едой в комнате на первом этаже и вернулся в гостиницу.
— Давайте прогуляемся, — добавил он, присоединяясь к ним, — и изучим сад, а минут за пять до захода солнца войдем в дом и перекусим.
Он рассмеялся.
— Мы должны сделать все по-честному, верно, Нэнси? От последнего и до первого луча света, помнишь? Пойдем, Мортимер, — он взял молодого человека под руку, — последний раз осмотримся вокруг, прежде чем повесимся на соседних крюках в комнате экономки! — И протянул вторую руку жене.
— О, замолчи, Джон! — воскликнула она. — Мне не нравятся твои шутки, особенно сейчас, в сумерках.
Она задрожала и при этом так восхитительно поджала губки, что Берли сразу же с силой прижал ее к себе, извинился и поцеловал в то самое место, где ее целовали двумя минутами ранее.
— Мы оба позаботимся о тебе, — сказал он жене.
За его широкой спиной молодая пара обменялась быстрыми, но многозначительными взглядами, заприметив новую интонацию, заставлявшую быть более осторожными. Возможно, он был не так слеп, как представлялось. У молодых людей появился свой особый язык: «Все хорошо, но в другой раз надо быть осмотрительнее!»
Оставалось еще несколько минут до захода, прежде чем огромный огненный шар погрузится за покрытые лесом холмы. Троица, праздно болтая, прогуливалась среди кустов роз, и трепещущая взволнованность охватывала по крайней мере двоих из них. Этот вечер был просто совершенством: безветренный, теплый, наполненный ароматом цветов. Гигантские безголовые тени, пересекая лужайку, двигались впереди своих владельцев. Одна из сторон дома уже погрузилась во тьму, мимо проносились летучие мыши, а ночные бабочки сновали над давно не стрижеными купами азалий и рододендронов. Разговор вертелся главным образом вокруг использования этого дома как санатория, вероятных текущих расходов, подходящего персонала и так далее.