Несмотря на несомненно приближающееся сражение (сомнений в том, что оно начнётся в ближайшие часы не было даже у самого недалёкого матроса на эскадре) в душе у Роберта Николаевича была какая-то пустота: "Ну вот мы и вернулись… Господи! Сколько сил и нервов было положено на это! А теперь… Теперь уже поздно что то менять, поздно думать. Неужели всё было зря? Неужели может случиться, что нас разобьют? Ведь держались же мы против Того, когда превосходство было на его стороне. Ведь теперь мы сильнее, неужели не сможем?"

Мысли путались, шли обрывками, но Вирен даже не пытался "собраться с ними" это был как бы неосознанный отдых после страшного их напряжения и перед напряжением новым…

– Роберт Николаевич, вы хорошо себя чувствуете? – осмелился потревожить Вирена Щенснович.

– Да, спасибо, не беспокойтесь, Эдуард Николаевич, – улыбнулся Вирен "очнувшись", – задумался просто. Как думаете, когда "собачек" ждать? ("Собачками" в русском флоте называли японские крейсера типа "Такасаго", самые скоростные, которые обычно использовались для дальней разведки)

– Ну если исходить из того, что японский вспомогатель передал час назад наши курс и скорость… Думаю не раньше чем через часа полтора-два.

– Да позже скорее всего. Хотя Того мог выйти в море ещё ночью, но вряд ли он так поступил.

Туман… Василий с трудом различал силуэты кораблей идущих на траверзе. Да и не особо старался различать. И не потому что о чём то сильно задумался… Ну вот просто стоял у борта и смотрел в пространство. Думать пока не о чем… Скоро начнётся, да… Вот тогда думать придётся много и быстро, а сейчас, наверное подсознательно понимая это мозг требовал расслабления, отдыха…

– Что, Василий Михайлович, о будущем задумались или о прошлом? – раздался со спины голос старшего офицера.

Василий быстро обернулся.

– Да не знаю даже о чём, Аполлон Аполлонович. Просто пустота какая то в голове. Как ни странно – ни страха, ни тревоги… Вернее сказать не было, пока вы не окликнули.

– Оставьте. От судьбы не уйдёшь. Пойдёмте лучше завтракать. Начнётся вот-вот, но время пока есть. Война – войной, как говориться, а питание по расписанию, – улыбнулся Дмитриев.

Но позавтракать в нормальной обстановке Соймонову не удалось. К офицерам подбежал матрос и сообщил, о буквально "взорвавшемся" эфире. Постоянно шли какие то радиограммы и Василию пришлось немедленно отправится к станции беспроволочного телеграфа. Благо Дмитриев распорядился и ему принесли позже чай и бутерброды.

Эфир действительно шипел и шкворчал, было понятно, что противник уже вступил в непосредственный зрительный контакт с русскими кораблями и ведёт интенсивный радиообмен информацией. Стали поступать сообщения и с русских крейсеров-разведчиков.

– Зиновий Петрович, с "Олега" передают, что имеют возможность атаковать два японских малых крейсера, – наклонился к уху командующего его флаг-капитан Клапье де Колонг, – Думаю, что атаковать надо, иначе нас могут опознать и отсигналить Того. Нужно пытаться отсрочить каждую минуту до нашего явного обнаружения японцами. Тем более риска практически нет.

– Что? – переспросил Рожественский, ожидавший в этот момент появления броненосцев Того и думавший только о предстоявшем бое главных сил, – Ах да. Пусть атакуют, если считают возможным. Вернее пусть атакуют обязательно! Здесь крейсера пока не очень то нужны. Не до них. А каждая минута нам действительно очень важна. Чем позже мы столкнёмся с Того, тем больше шансов на прорыв.

Получив разрешение командующего, "Олег" и "Аврора" развернулись на север и рванули, набирая обороты, к паре дерзких японских крейсеров. Сначала за ними увязался и "Жемчуг", но ему было приказано вернуться к броненосцам. Рисковали они страшно – стоило отделиться от главных сил японцев паре быстроходных броненосных крейсеров и русские бы уже не вернулись к своей эскадре. Но Того не стал разбрасывать свои корабли линии на сомнительные погони. Все главные силы должны были нанести "главный удар"

А два японских лёгких крейсера не сразу заметили, какая опасность им угрожает. Да и не привыкли японцы к решительным атакам противника. А зря. К тому же японцы слегка замешкались при принятии решения о порядке отступления – на ближнем к русским крейсере развевался адмиральский флаг и, судя по всему, второй собирался пропустить адмирала вперёд и прикрывать отход. Время было упущено. "Олег" и "Аврора" были не только сильней, но и быстроходней. Отыгрывая кабельтов за кабельтовым, они приближались как "хроника объявленной смерти".

Преимущество русских было подавляющим: На бортовой залп противника из трёх шестидюймовых пушек они отвечали залпом из тринадцати. На несколько стодвадцатимиллиметровок – шквалом трёхдюймовых снарядов. То есть по огневой мощи превосходство было не менее, чем четырёхкратным. По водоизмещению, а значит и по боевой устойчивости, более чем двукратным. Правда и мишенями русские были более крупными…

Можно было подумать, что это ловушка, что японцы подставляя свои слабые корабли заманивают русские крейсера под удар каких то своих "затаившихся" сил, но думать об этом не хотелось: Вот враг, которого можно уничтожить, и боевой азарт застилал глаза всех, от матроса до адмирала Энквиста.

Поначалу "Олег" начал пристрелку не очень удачно, хотя дистанция была и невелика, но уже с третьего залпа он накрыл вражеский корабль. Затем оба русских крейсера перешли на беглый огонь и на "Суме",(а концевым шёл именно корабль Точиная, под флагом контр-адмирала Того младшего) стали проявляться явные результаты действия русских снарядов: разгорелся пожар, явно наблюдался выброс пара, да и артиллерия крейсера резко снизила темп стрельбы.

– Нда, это выше всяких ожиданий! – удивлённо обратился к своему штурману, лейтенанту Мантурову, командир "Олега" Добротворский, поведя своей роскошной бородой в его сторону.

– Действительно, уж такого начала… А может просто не так страшен японец, как его малюют?

В крейсер ударил крупный снаряд. Ещё один. Ещё… Ничего фатального, но было понятно, что даже эта победа, если и состоится, то будет нелёгкой и достанется недёшево. Поступил доклад о пожаре в корме, о выходе из строя кормовой башни, получившей прямое попадание. Но японцам приходилось похуже.

"Сума" уже практически не отвечал и часть артиллерии перенесла огонь на второй крейсер. Это был "Акицусима". И снова, на удивление быстро стали отмечаться попадания. Среди большого количества всплесков от снарядов, встававших у борта корабля, не было заметно ни особых пожаров, ни пара, но японский крейсер стал заметно крениться на левый борт и прекратил огонь. Крен перестал увеличиваться, но всё-таки оставался очень заметным. Русские продолжали вколачивать снаряды в оба корабля противника. Японцы практически не отвечали. Ход их упал. На "Акицусиме" уже явно начался пожар, от кормы валил густой дым. "Сума", хоть и перестал парить, но даже кормовая пушка, единственная стрелявшая до сих пор прекратила огонь.

Комендоры "Авроры" действовали почти как на учениях. Японские крейсера вели огонь по ближайшему к ним "Олегу". Так что ни визжащие осколки, ни дым и огонь пожаров не мешали им спокойно наводить свои орудия и выпускать снаряд за снарядом по японцам. Громко бахали шестидюймовки, часто рявкали семидесятипятимиллиметровые пушки, которых у "Авроры" было огромное, даже чрезмерное количество. Наверное этим людям, стоявших у пушек крейсера, который прошёл три океана, чтобы вступить в бой можно было завидовать. Они делали то, к чему шли полгода, сражались за Родину, видели, что их старания не пропадают даром, что всё не зря. Вон они – вражеские корабли – горят, кренятся, а на палубе их крейсера нет смерти, нет крови. Просто мечта любого военного – уничтожать противника не неся потерь самому.