Изменить стиль страницы

Черные тучи, сеявшие весь вчерашний день снег, исчезли – небо было затянуто серыми плотными облаками.

Самолетов не было.

– Света, а разве это Старая Сунжа? – спросил, делая последнюю затяжку, Борис. – Я думал она подальше начинается.

– Не знаю, мы всегда так называли. Какая разница! Главное, что вода есть и сыворотку пока продают.

Поближе к обеду заработал телевизор. Опять показали вчерашний налет, потом включили «Вести». Новости почти полностью заполняла «чеченская тема». Сообщалось о стычках в районе Ассиновской, Первомайской, на окраинах Грозного. Какой-то генерал равнодушным голосом бюрократа напропалую врал о том, что гражданскому населению Грозного ничего не угрожает. Конечно, если оно, население, будет вести себя хорошо и выполнять все, что требует руководство объединенной группировки. То есть покинуть Грозный и другие места сосредоточения незаконных вооруженных формирований, для чего будут предусмотрены специальные коридоры.

Где находятся эти мифические коридоры, как ими воспользоваться, на чем – об этом генерал не сказал ни слова. Мелочи его не интересовали.

Дума тоже кипела. Еще бы – такая возможность покрасоваться перед телекамерами. Кто грозным голосом требовал немедленного прекращения боевых действий, кто предлагал себя в качестве единственно возможных переговорщиков, кто просил не мешать президенту и правительству, кто читал газеты, кто просто спал.

Ничего нового.

А вот Светлана новости принесла. От соседа со второго этажа, что работал на телецентре. Вчера самолеты несколько раз заходили на телевышку, раздолбали все вокруг и все-таки, раза с десятого, попали. Не в саму вышку – рядом, однако трансляция вырубилась. За соседом приехали поздно вечером, назад привезли утром, теперь он отсыпался. Телевидение каким-то образом снова работало, Костя был прав. Надолго ли?

В обед поели картошку с принесенной Ириной нутрией. Объеденье! А потом Борис придумал сходить к Аланбеку.

Во дворе появились люди, и не мало. Таскали воду, обменивались новостями, на углу даже чем-то торговали. Потеплело, но снег не таял, небо по-прежнему затягивали плотные облака. Ветра не было. Замечательная погода.

Особенно, когда нет самолетов.

Их и не было, пока шли вдоль дома, пока переходили через Косиора, пока входили во двор. Мерзкий звук появился, когда уже проходили первый подъезд. Был он не слишком громким: самолет летел высоко. Оглушающий свист возник внезапно, словно из ниоткуда. За пару секунд звук взвился до такой ноты, что заложило уши, и тут же окружающая серость взорвалась ослепляющей вспышкой – словно упало на землю раненое солнце. Время как будто бы растянулось: Борис успел заметить, как бросились бежать сидящие в беседке подростки, втолкнул жену в подъезд, заскочил сам. Резкий хлопок ударил им в спину, тут же мигнула новая вспышка и – новый разрыв. Они остановились в глубине подъезда, прислонились к холодной бетонной стене. Ноги противно дрожали, сердце колотилось как бешеное. Ирина взяла Бориса за руку, он обнял ее, прижал к себе, успокаивая, и успокаиваясь сам. Сердце дернулось еще несколько раз и забилось ровнее, перестали дрожать колени. Ирина глубоко вздохнула, обняла Бориса, подняла лицо. Борис поцеловал один глаз, потом другой, припал к раскрытым губам. Мир стремительно свернулся, оставляя где-то далеко-далеко и самолеты, и боевиков, и президентов с их постоянной заботой о своих народах.

Жаль, что так не могло продолжаться бесконечно.

У Аланбека было тепло, из кухни в комнату тянулся длинный шланг, заканчивающийся горелкой беспламенного горения. На вешалке – автомат, в комнате сизый табачный дым, тянувшийся в открытую форточку.

– Что это вы такие взъерошенные? – спросил Аланбек, обводя их подозрительным взглядом. – Под бомбежку попали? Странно она на вас действует, мне бы так! Обмоем это дело?

– Бомбежку? – улыбнулась Ира. – Алан, у тебя с головой все в порядке?

– Не-а, – поднял рюмку Аланбек, – что я хуже? Поехали!

Сразу налил еще по одной, посмотрел выжидательно на Бориса.

– За безбашенных всех стран и национальностей!

Ирина покрутила пальцем у виска, затем демонстративно показала два пальца Борису, тот ласково улыбнулся, кивнул. Алан, обозрев эту пантомиму, свернул громадный кукиш, обидчиво заявил: «Ира, это невежливо! Почему двое?» И торжественно выставил вперед три пальца.

Водка делала свое дело быстро – кровь побежала быстрей, сердцебиение стабилизировалось, а мозги стали работать удивительно четко и логично.

– Ну их на фиг, этих политиков! – объявил после третьей Аланбек. – Нам что, больше говорить не о чем?

– Наливай! – сказал Борис, подмигивая Ире. – А ты знаешь, о чем говорить?

– Знаю! Ты что подмигиваешь? А, понял, понял! Господа умалишенные желают остаться наедине? Запросто!

Аланбек встал, сделал шаг к двери, Ирина поймала его за рубашку.

– Алан, что ты несешь? Куда собрался?

Аланбек плюхнулся в кресло, взял бутылку, зачем-то посмотрел ее на свет, наполнил рюмки.

– Надо в гараж съездить, – объявил он озабоченным тоном. – Не дай бог туда бомба попадет, он же сам убежать не сможет.

– Кто? – удивилась Ирина. – Гараж?

Аланбек посмотрел на нее, нахмурил брови.

– Зачем гараж? Дельтаплан!

Борис представил, как в гараж попадает бомба, заваливая дельтаплан обломками. Тот пытается выбраться, зовет на помощь, но никто не слышит. Нет, так не пойдет!

– Правильно, – сказал Борис. – Я с тобой!

– На посошок? – предложил Аланбек.

– На посошок!

– Я тоже с вами поеду! – заявила Ирина в прихожей и потянулась к вешалке. – Алан, давай автомат возьмем!

– Стой! Дай сюда! – Аланбек вырвал у нее автомат, засунул его под обувную полку. – Тебе оружие нельзя давать!

– Тогда я не поеду, – обиделась Ирина. – А вы не слишком пьяные?

– Что ты, Ирочка! – сказал Борис. – Ничего не слишком, правда, Алан?

– Совсем не слишком! Мы еще к сестре заедем.

– Тогда и к родителям. Ира, мы тебя к Свете завезем. Жди меня, и я вернусь. Скоро!

Во дворе не было никого. Аланбек открыл металлический гараж с угрожающей надписью на дверях: «Осторожно, заминировано!» Оглянулся по сторонам, засунул руку в появившуюся щель и стал изображать из себя сапера, который ошибается только раз.

– Алан, хватит цирк устраивать! – засмеялась Ира. – Нет же никого!

– Тише, недоверчивая! – зашипел Аланбек. – Роль надо играть до конца!

Через пять минут темно-зеленый «Москвич», подпрыгивая на снежных ухабах, выехал на проспект Кирова.

Грозненские дороги за последние годы превратились в нечто невообразимое, особенно осенью и зимой. Ездить кое-где стало не только небезопасно, но просто невозможно, и машина, объезжающая опасный участок по тротуару, давно уже никого не удивляла.

Как-то прошлой зимой Аланбек подвозил их домой. Было холодно, проспект Кирова из-за ледяных бугров походил на горный хребет. Алан резко затормозил перед покрытой снежной кашей лужей, и тут же «Москвич» дернулся от удара: в них влепилась шедшая сзади новенькая BMW. «Боевая машина вайнахов», как говорили в Грозном.

Аланбек чертыхнулся, открыл дверь. Из поникшей боевой машины вышел полный мужчина в черном кожаном плаще. Бросил короткий взгляд на могучую фигуру Аланбека, оглядел окаменевшим взглядом бампер. Борис опустил стекло, прислушался. Разговаривали, как ни странно, негромко, слышны были только обрывки фраз. «Что делать будем?» «…тормознул!» «Дистанцию..., кто мне глушитель…будет?» «У меня бампер, как вся твоя стоит! Только пригнали…» «А мне что…дистанцию…» « Какая на такой дороге…» « Кто тебе виноват? Я свой «Мерс» дома держу, не рискую. Что насчет глушителя?»

Через десять минут Аланбек вернулся, завел мотор.

– Алан, и где же ты свой «Мерседес» держишь? – спросила Ирина. – Показал бы!

– Как только – так сразу! – усмехнулся Аланбек. – Зато завтра можно глушитель ехать делать.

Летом новая власть попыталась хоть частично навести порядок. В центре появилась бригада немецких дорожников с невиданной доселе техникой. Собирая толпы зевак, они принялись класть асфальт на Августовской. Зеваки сопровождали дорожников до самого конца ремонта. Оглядывали сверкающий чудо-агрегат, дивились слаженности бригады, но больше всего гадали: как же с ними будут расплачиваться? Большинство пришло к выводу, что доверчивые «фашисты» лоханулись и никаких денег не получат. К концу лета Августовская сверкала новым, ровным, как стекло, покрытием. Немцы исчезли.