«Что ты, родная, почему было? – хотел сказать Борис, но не смог: перехватило горло. – Почему «было»? И было, и есть, и будет».

Ира приложила палец к губам и одними глазами показала ему – смотри. Борис перевел взгляд: по крыше гостиницы Чайка летела бегущая строка. Что там было написано, разглядеть не удавалось: буквы сменялись слишком быстро, сливаясь в одну светящуюся полосу. Борис опять посмотрел на Иру, та прикрыла глаза, показывая – жди.

Наконец, буквы замедлили бег, и стало видно, что никакие это не буквы, а цифры.

1978…1982…1987…

Еще медленнее.

1989, 1990

И, наконец, совсем медленно выползли ярко красные:

1991, 1992, 1993, 1994…

Ира широко распахнула глаза, кивнула Борису – вот!

По только что чистому небу поползли тучи, зашумел холодный ветер. Листья на деревьях стремительно пожелтели, пожухли. Ветер подхватил их и помчал куда-то далеко, в багровую темень. Через секунду вокруг качались на ветру только голые, обломанные ветки.

«Как же она там, в одном платье?» – подумал Борис.

Ира снова показала на бегущую строку, Борис глянул и обомлел: громадные красные буквы ползли медленно, ритмично, складываясь в чеканные строки:

Ира перевела взгляд на Бориса и медленно повторила, почти прошептала:

– Это время не для нас, дорогой.

Ветер усилился, и у Бориса чуть не остановилось сердце: в черном водопаде отчетливо сверкали серебряные пряди.

Глава восьмая

До войны еще вечность

– Ира, ты знаешь, что у тебя глаза меняют цвет?

– Да ты что?

– Точно! То голубые, то серые, а сейчас, в темноте, почти синие.

– Ты прямо ведьму описываешь!

– Ведьмочку…

Борис наклонился, осторожно поцеловал левый глаз – затрепетали, щекоча губы, ресницы. Отстранился, подождал, пока ресницы дрогнули, начали раскрываться, и поцеловал правый глаз – для симметрии. Ира тихонько засмеялась.

– Что?

– Щекотно.

– Да? И мне тоже.

Они сидели на скамейке в сквере Лермонтова, почти у самого трамвайного моста. С трех сторон густые кусты, впереди за чугунной оградой плещется Сунжа – очень уютное местечко. Им повезло – только спустились по каменной лестнице и тут же, как по заказу, скамейку освободила подвыпившая компания.

– Тебе от чего щекотно?

– От ресниц. А тебе?

– А мне от губ.

Полчаса назад они вышли из кинотеатра «Космос». Смотрели фильм «О, счастливчик». Зал был полон, целоваться неудобно, да и, в конце концов, им же не по 18 лет. Постепенно странный фильм захватил и не отпускал уже до конца, хотя зал быстро опустел на треть – многие уходили. Потом выпили по стакану газировки в автоматах и решили прогуляться. Прогулка закончилась через сто метров, на скамейке.

– Тебе фильм понравился?

– Понравился.

– А что смеешься?

– Твоя мама говорит, что мы уже чемпионы мира по просмотру кинофильмов. Где мы еще не были?

– Как где? Да полно – «Октябрь», например. Еще в Черноречье какой-то кинотеатр есть.

– Нет уж, спасибо! Как-нибудь обойдусь. Боря, а мне кажется, что я твоей маме не нравлюсь.

– Глупости! – уверенно заявил Борис. – А вообще, это не важно. Важно, что ты нравишься мне.

Мимо прошла очередная парочка, парень завистливо покосился на занятую скамейку. Ира засмеялась:

– Завидуют. Уже вторые!

– Я сам себе завидую!

Борис погладил черные волосы, уткнулся в них носом, замер.

– Нравятся? – спросила Ира.

– Угу! – промычал Борис. – Они у тебя, как водопад, у меня от них голова кружится.

– Как, уже? Наркоман! Я тоже хочу. Чтоб кружилась!

Борис, не отрывая руки от черного дурмана, нашел ее губы, осторожно поцеловал. Чуть отстранился и поцеловал снова.

Мир послушно остановился. Прохладная ладонь легла ему на затылок, где-то на краю сознания тихо шумела Сунжа, и сладкая судорога заполняла все тело, всю душу.

Весь мир.

Перехватило дыхание, и Борис с сожалением отстранился. Ира тут же прижалась к плечу, замерла. Он опять уткнулся в мягкие волосы, перебирая их губами. Рука легла на руку, потихоньку поднялась по гладкой коже до плеча, медленно пошла назад.

– Сейчас замурлычу, – прошептала Ира.

– Давай! – согласился Борис, целуя волосы.

– Ле-тай-те само-летами Аэрофлота, – по слогам произнесла Ира. – Температура воздуха – плюс двадцать два градуса.

– Эй! Это кто же так мурлычет?

– Реклама! – довольно засмеялась Ира.

Борис поднял глаза: по крыше гостиницы «Чайка ползли неоновые буквы бегущей строки.

– Хра-ни-те день-ги в сбе-регательной кассе! – прочитали они одновременно и засмеялись.

– Загадывай желание! – объявила Ира.

– Это что, твое желание? – спросила она, оторвавшись от Бориса через три минуты.

Или прошло сто лет?..

Борис молча поднес ее руку к губам и стал целовать пальцы. Один, другой…

– А знаешь, – прикрыв глаза, сказала Ира, – с моего нового места видна «Чайка».

Третий, четвертый…

– А если лечь на стол, то и рекламу видно.

Пятый.… Все? Нет, можно начать сначала.

– Ты меня слышишь?

– Слышу, – объявил Борис. – Хоть ты мне и мешаешь, я все слышу. И как тебе новая работа? Гордишься, небось – Министерство, не халам-балам!

– А как же! Обязательно! – Ира легонько хлопнула его пальцем по губам. – А ты просто завидуешь!

Борис поймал палец, сжал губы посильнее.

– Конеффно, зафитую.

Ира фыркнула, оторвалась от плеча, тряхнув головой. Борис шутливо застонал, пытаясь поймать сразу и пальцы, и волосы. Она засмеялась.

– Нет, серьезно! Ну подожди! – чмокнула его в щеку, опять прижалась. – Правда – мне там очень нравится! И работа интереснее, и коллектив. И встретили все очень хорошо! Правда – все-все!

– И муффины?

– Ревнуешь? Увы, только женщины, мужчин почти нет. Нет, есть один, но он пожилой уже. Замминистра. Отличный дядька! Вежливый, остроумный. А как он здорово знает русский язык! Если кто сомневается, как правильно написать, он всегда подскажет. Представляешь – он вообще не делает ошибок, никогда! Хоть и чеченец.

– Не может быть, – Борис выпустил палец. – Это вы там все безграмотные собрались.

– Может! – опять легкий хлопок по губам. – А кто у нас инженер через «и» написал. Инжинер!

Борис зарычал, поймал неугомонный палец, Ира тихонько засмеялась.

– Это слуфайно. А как ефо зфать?

– Инжинера? У тебя еще и склероз? Вроде бы, Борис! – довольно блеснула глазами и сжалилась: – Его зовут Тимур Мухтарович.

– Как? – Борис выпустил руку, откинулся на лавке и захохотал: – Му-хтаро-вич! Мухтарович!

– Ну, ты чего?!