– Почему редкие? – удивился Борис. – Нормальные. Ну не густые конечно…
– Господи, Боря! – засмеялась Ира. – Ты что, в самом деле? Цвет редкий – пепельный. Цвет, а не волосы! С тобой не соскучишься!
Цвет? Какой еще цвет?.. Снова заколотилось сердце. Она помнит имя. Ждала? Назвала по имени! Борис снова вытащил платок, промокнул лоб. Ждала!
– Ира… – как же приятно звучит ее имя, – Ира, знаешь, я потом несколько раз к твоей школе подходил. Думал встречу.…Специально с занятий хилял, чтоб успеть.
– Да ты что? – опять засмеялась Ирина, и Борис сразу подумал, что сморозил глупость. – Несколько – это сколько? Два?
– Пять, – вздохнул Борис.
– Ого! Почти подвиг! Надеюсь, пропуск занятий не повлиял на успеваемость? А потом?
– Потом я заболел, а потом…потом…
– Ясно, замнем. Так как насчет успеваемости – поступлению не помешало? Ты вроде в «Нефтяной» собирался?
– Не помешало, поступил, – надо же, помнит. – Окончил четыре года назад, сейчас на заводе. А ты?
С противоположной стороны раздался восторженный вопль: кто-то стал счастливым обладателем подписки. Ира оглянулась, мотнув черной гривой – у Бори опять сперло дыхание – деловито спросила:
– Ты как, собираешься здесь ждать, когда разойдутся? Или тоже полезешь?
– Да нет, туда еще часа два не пробраться.
– Тогда, что будем делать?
– Мы? – обрадовался Борис. – А что ты хочешь?
– Боря! Может, решение примет мужчина?
– Тогда.… Тогда пойдем, погуляем.
– Отличное предложение! – улыбнулась Ирина. – Пойдем... Зажигалку подними.
Полуденное солнце палило немилосердно, от нагретого асфальта поднималось марево, хотелось нырнуть куда-нибудь в бассейн. Или хотя бы в тень. Проспект Революции в сторону «Аракеловского» не привлекал: липы, посаженные не так давно вместо старых роскошных деревьев, тени почти не давали.
Перешли пустынный проспект. Тонкие каблучки оставляли в разогревшемся асфальте маленькие ямочки – как у птицы, подумал Борис. Небольшой сквер встретил прохладой, летали пчелы над цветами, носились дети, и уродливой громадой возвышалась в центре городская Доска Почета.
Все лавки были заняты.
Замедлив шаг, молча прошли через сквер, не сговариваясь, перешли дорогу и нырнули в другой сквер – большой и тенистый.
– А вот там я работаю, – показала налево Ира.
– Где, – Борис проводил руку взглядом, – в библиотеке Гайдара? Или в детском саду?
– Ого! – засмеялась она. – Растешь! Нет, в Управлении статистики – вон там. Уже два года, после института.
– А где ты учила…
Ира схватила Бориса за руку, потянула.
– Идем быстрей, лавочка освободилась. Эх, не успели… – бросила руку. – В Ростове, в РИНХе.
Борис засмеялся, поймал удивленный взмах ресниц.
– Не обижайся, название смешное. Как это расшифровывается?
– Ростовский на Дону институт народного хозяйства. Правда смешное, а я и не замечала. Ну, ваш-то не лучше – ГНИ! Мы сегодня найдем, где присесть?
Борис, осмелевший от прикосновения прохладной ладони, огляделся по сторонам – свободные лавки только на солнцепеке – и предложил.
– Мы не будем ждать милостей от природы – мы их сами создадим. Пошли в «Горный родник», коктейль выпьем.
Площадь Ленина простреливалась солнцем насквозь. Людей почти не было, только запоздалая свадьба, выполняя странную традицию, возлагала цветы памятнику Владимиру Ильичу. Лавочки, раскаленные и сонные, приглашали напрасно: желающих попариться не находилось. Лишь на одной сидела одетая в пальто старушка и, опираясь на клюку, с грустной улыбкой смотрела куда-то вдаль, в глубь времен. Что она там видела? Может, ту же площадь лет сорок назад? На пятом Жилстроительстве нет еще знаменитой антенны, Аракеловский еще не гастроном, и площадь вместо асфальта покрыта булыжником. Но так же сияет солнце, и идет по булыжной мостовой она, молодая и красивая, в длинном непривычного покроя платье и в шляпке. А рядом ее спутник – в широких штанах, парусиновых туфлях и тоже в соломенной шляпе. Они о чем-то говорят, смеются, им весело и вся жизнь впереди – светлая, прекрасная. И не знает еще девушка в соломенной шляпке, что ее любимый сгинет через несколько лет где-то под Вязьмой, что так и не судьба пройтись с ним по вновь заасфальтированным, но таким же узеньким улочкам. А она будет жить, жить и жить. Смотреть, как расцветает родной город, смотреть на молодых, идущих по площади. Смотреть, радоваться и завидовать: уж они-то никогда не узнают, что такое война.
– Бо-ря! Что с тобой? – Ира требовательно теребила его за локоть. – Пошли быстрей, жарко.
В «Горном Роднике» было сумрачно, прохладно и пустынно. Борис выудил из тесного кармана двадцатикопеечную монетку, заказал два молочных: Ира попросила без сиропа. Продавщица уверенными движениями налила в металлические стаканы ледяного молока, бросила по шарику мороженого, поставила в автомат. Зажужжали миксеры. Несколько секунд – и готовый коктейль перелит в большие, сразу запотевшие стаканы. Запах зимы врывается дурманящей метелью в мозг, и хочется уже только одного: пить и пить жадными глотками. Но делать этого как раз и не следует: напиток холоден как горный родник.
Боря потягивал коктейль через трубочку, чувствуя, как приятно сводит скулы, осторожно поглядывал на Иру – на лицо тут же наползала глупая улыбка, и не хотелось ему сейчас больше ничего. Только стоять вот так у столика и смотреть. И пусть никогда не кончается коктейль.
– Что? – Подняла ресницы Ира. – На ледышку похожа? Смотри – гусиной кожей покрылась.
Боря осторожно прикоснулся к протянутой руке. Господи, до чего же гладкая кожа. И как хорошо, что он все-таки решил сегодня не валяться дома, а пошел на этот розыгрыш. А кольца нет.…Спросить?
– Ничего не гусиная. Самая настоящая человеческая... и очень гладкая.
Ира удивленно улыбнулась, внимательно посмотрела на Бориса почти синими в этом полумраке глазами. Опустила взгляд, легонько провела по Бориной руке тонкими пальцами с длинными ногтями – по хребту побежал холодок. Опять взмахнула ресницами и засмеялась.
– А ты весь в пупырышках! Как цыпленок. И током больше не бьешься.…Куда пойдем, придумал?
Она была как призрак, порожденный летним маревом. Она была как душа. Боря склонил голову не в силах оторвать взгляд. Просто нельзя не придумать, нельзя, чтоб ей было со мной неинтересно. Сегодня мой день, подумал он. Сегодня я могу все.
– Конечно, придумал. Стать ледышкой тебе не грозит, если и станешь ледяной, то только королевой. Но мы этого не допустим. Поэтому, мы идем в Трек. Прошу!
Короткий переход под каштанами вдоль сонного и все равно величественного старого Обкома. Еще более короткий – вдоль Обкома нового, построенного на месте «Подковы», самого знаменитого в городе кафе-мороженого. Уже несколько лет, как нет кафе, а новый корпус Обкома народ в отместку так и называет – «пристройка к Подкове».
За пристройкой начался старый парк, громадные клены закрыли сумасшедшее солнце. Жара, упорно стремившаяся оставить от ледяного коктейля одно воспоминание, отступила. Теперь до самого Трека есть, где спрятаться, пустынных раскаленных пространств больше не будет.
– Твоя школа, – сказала Ира, глядя на другую сторону. – И институт. Надо же, ты ходил по абсолютно одинаковому маршруту целых пятнадцать лет.
– И ни разу на этом маршруте не встретил тебя. А еще говорят, что Грозный город маленький.
– Ну, во-первых, пять лет меня в Грозном не было, во-вторых, это ты у нас центровой, а я так – с периферии…
– Тоже мне периферия – Минутка. А что в третьих?
– В-третьих… – задумчиво повторила Ира. – В-третьих – встретил же. О чем это говорит?
– О чем? – с надеждой спросил Борис.
– О том, что Грозный – таки город маленький!
Боря подумал, подумал и сказал:
– Вот так ты и разговаривала тогда. Поэтому и…
– Язва! – засмеялась Ира.
По Красных Фронтовиков прогремел трамвай, в вагоне по случаю жары были открыты все окна, и какой-то пацан прилипнув к стеклу, помахал им рукой. Ира с удовольствием махнула в ответ. Парк Чехова встретил такой же тенью, солнцем простреливалась только широкая центральная аллея. В кафе над старым бомбоубежищем скучали разомлевшие продавщицы, из нового кафе рядом неслась музыка. Как там можно гулять в такой духоте? Зато рядом с фонтаном народу было полно. И не только рядом – куча загорелых дочерна пацанов резвилась и в фонтане, очень напоминая стайку японских водяных мартышек.