— Тебе чего? — спросила Вера Васильевна.

— Мне девочки в магазине прохода не дают. Вот собрали двадцать рублей.

— На что собрали?

— На резинку. Знаете, жевательная такая резинка бывает, ее жуют — и во рту сразу приятно делается. Попросите вашего знакомого из Америки прислать, а то у нас ее не выпускают.

— Значит, подслушивала?

— Я не хотела. Павлик все время в коридор лез, а я около двери стояла. Случайно услыхала. Попросите, пожалуйста, а то мне хоть на работу не ходи. Я сказала, что вы моя тетя.

— Своей тебе мало?

Что оставалось делать? Взяла она и эти деньги — к одному уж, но Ленке приказала держать язык за зубами и больше зря не болтать.

А чего не болтать? Вся торговля, наверное, уже знает, что она Ленкина тетка и связь с заграницей имеет. А из магазина прямая дорожка к ним на базу, потому что экспедиторы ездят. Что она теперь с этой популярностью будет делать? Так и до Виктора дойдет раньше времени, Магадан — город маленький, здесь друг про друга все знают.

«А чего таить? — подумала Вера Васильевна. — Все равно говорить придется. Ладно уж».

Еще через час — они уже спать собрались — и Шульга пожаловала. Белочку принесла.

— Извини, — сказала Анна Ивановна, — что так поздно. Ирка с ней даже спать легла. Мать, конечно, раскричалась — как же, собаку в постель! Но Ирка такой рев подняла, что пришлось разрешить. Вот и дожидались, пока уснет. Была бы другая мать, можно было бы собачку насовсем взять. А так выходит, что я ребенка только раздразнила. Не знаю, как к ней в следующий раз идти. Она же мне проходу не даст, так Белочку полюбила. Слушай, а ты мне что-то про детские вещи японские говорила.

— Тихо. Не обещала я тебе ничего. Говорила, что если будут, то скажу.

— Не забудь. А то мне очень нужно Ирку теперь чем-нибудь утешить. Может, какой костюмчик хорошенький будет. Или комбинезончик. Правда, все у них очень непрочное — раз одел и выбросил. Синтетика. Но я все равно возьму, если будет. Не забудешь?

Вот ведь какая баба бестолковая! Сказали ей: если будет, а она уже покупать пришла, дурища толстая! Хоть дверь никому не открывай — все от нее чего-то хотят. Как тут печени не заболеть.

Утром, когда она пошла гулять с Белочкой, вдруг Тонька из-за угла вывернулась, словно дожидалась ее, — здрасьте-здрасьте! Давно не виделись.

— Здоровье-то как? — спросила Тоня, словно они не ругались вчера.

— Ничего, вроде лучше, — говорит Вера Васильевна и видит, что глаза у Тоньки тревожные, как будто она что-то задумала и не знает, как лучше начать — Случилось что-нибудь?

— Ты только не волнуйся. Ничего страшного. День-то сегодня какой, весна скоро! Скоро в отпуск поедем. Ты едешь в этом году?

— Да не тяни ты! — сказала Вера Васильевна. А погода сегодня и правда после вчерашнего, когда мело и ветер бешеный дул, поправилась, солнышко светит.

— Записку мне принесли от Аркадия. Он в больнице лежит на Палатке.

— Авария? Я же говорила! — застонала Вера Васильевна и за бок схватилась.

— Да ты не бойся. Ему только ногу придавило. Он забуксовал на семьдесят втором километре, а тут встречная «Татра». Ну и задела немножко. Машину на базу взяли, сейчас ремонт делают. Он пишет, что ему не хватает расплатиться. Еще сто шестьдесят рублей нужно.

— Он, разбил машину! Я же говорила, что нельзя неопытному руль давать.

— Да цела твоя машина, успокойся!

— А почему он тебе, а не мне написал?

— Так он не знает, что ты из больницы вышла. А я ему свой адрес на всякий случай дала. Видишь, как удачно получилось, а то принесли бы записку тебе, и Виктор бы прочитал.

— Ну а сам-то он как? Перелом?

— Пишет, что в больнице лежать не будет. В воскресенье ремонт закончат, он машину в Магадан отправит, а сам на самолет — и в Ленинград. Он уже опаздывает, в пятницу должен был улететь. А там он эти деньги Антону твоему отдаст.

— Отдаст, как же! Антон Бельяминович уже за границей.

— Я уж не знаю, как у них будет, — сказала Тоня, — мое дело маленькое. Я не знаю, как такие большие люди между собой рассчитываются. Может, чеками платят. Мое дело передать.

— Спасибо тебе, конечно, — сказала Вера Васильевна. — А где я столько возьму?

— У Виктора попроси. Что он, не даст тебе после больницы?

— А Сергей выложил бы тебе столько?

— Не знаю. Только Аркадий написал, что ему деньги обязательно сегодня нужны, а то ремонт затянется. Он велел с шофером рейсового автобуса передать.

Они договорились, что Вера Васильевна, как только достанет деньги, сразу Тоне их принесет. А Тоня весь день дома будет, потому что Павлик заболел и в детский сад сегодня не пошел, а Ленка работает.

— Только ты поскорее! — сказала Тоня, — А то вечером на базе никого не будет и он их не успеет уговорить в воскресенье работать.

Ей легко сказать — поскорее. Ей бы почтальоном в самый раз работать — сунул что-то в ящик, а что и как получателю с этим делать, ее не касается. Конечно так, с бухты-барахты, Виктор ей столько не даст. Даже если сто двадцать попросить (плюс двадцать Петиных и плюс двадцать Ленкиных — вот сто шестьдесят и будет), все равно не даст — это все-таки сумма. «Зачем?» — спросит. А она что скажет? Врать-то она не умеет, вот ведь наказание какое! Но ведь и не соврать сейчас нельзя. Нужно Аркадия выручать, попал человек в аварию. И ведь не чужой человек, лучший друг и помощник Антона Бельяминовичз. Конечно, Антон Бельяминович сердиться будет, если узнает, что она его лучшего друга бросила в беде. Да еще со сломанной ногой.

— Вить, — сказала она, вернувшись домой, — вот ты все говоришь, что Игорю чего-нибудь послать. Давай ему часы золотые купим. Я видела, в магазине лежат — сто сорок рублей.

— Старыми?

— Золотые часы за четырнадцать рублей захотел?

— А зачем золотые?

— Так ведь лучше!

— Глупости! Пошли ему рублей двадцать. Сколько тебе раз одно и то же говорить?

— А ты мне эти двадцать рублей дал?

А больше ничего не получилось. Ну хорошо хоть, что двадцать рублей дал. Значит, шестьдесят уже есть. Еще где-то сотню достать.

Это подарок судьбы, что Шульга дома оказалась. А то пропутешествовала бы она зря через весь город, а сил-то ведь немного. Но все получилось прекрасно. Анна Ивановна дома, а бригадир куда-то собирается. Значит, мешаться не будет.

— Так я чего пришла, — сказала Вера Васильевна, когда они с Анной Ивановной остались одни. — Я сейчас пойду в то место, где вещи разные бывают. Так ты мне денег давай, если тебе что-то нужно. И размер скажи. Только учти, что там все дорого, с доплатой. Понимаешь?

— Ах ты, жалко-то как! — запричитала Анна Ивановна. — А мой ушел. А у меня всего-навсего только и есть что десятка.

— Ну, из-за десятки я с тобой связываться не буду, — рассердилась Вера Васильевна. — Что ты мне голову морочишь?

— Я понимаю, что десять мало. Может, за двадцать что-нибудь есть?

— Ты не торгуйся. У меня времени нет. Меньше ста рублей не возьму. И разговаривать нечего.

— Ах, как все нескладно! Где же мне столько взять? Может, подождем, когда мой вернется? У него спросим, — причитала Анна Ивановна, но Вера Васильевна чувствовала, что деньги у этой дурищи есть, только жмется, жалко ей с ними расставаться, да и мужа побаивается.

Может, кому-нибудь маловероятным покажется, что Анна Ивановна, зарекомендовавшая себя очень самоотверженной бабушкой, души не чающей в своей Ирке, мечтающая ей что-нибудь приобрести, вдруг деньги стала жалеть. Однако автор, будучи сам коренным магаданцем, никаких противоречий здесь не видит. Я вам в качестве доказательства того, что здесь ничего не выдумано, один фельетончик из «Магаданской правды» предложу. Называется он «Купим дирижабль».

«Первые признаки осени, на прилавках овощных магазинов в изобилии появилась капуста по вполне доступной цене. Тихо и спокойно у касс Аэрофлота — никто никуда не спешит, никто ниоткуда не возвращается.