Он что–нибудь придумает. Убойное, классное, концептуальное. Вот–вот.
Машка сгребла с газеты хлебные крошки, а затем уткнулась в желтый листок. Ее глаза маятниково зашастали туда–сюда, наводя на пока неуловимую, но уже близкую идею.
— Что пишут? — поинтересовался Толик.
— Фигню всякую, — отозвалась она. — «Срез–ревю», местная газета для курортников… нет, ты глянь. Ну кто так снимает?!
Толик взял газету из ее рук. Повертел, пробежался по фоткам и заголовкам, спустился взглядом к цифре тиража и присвистнул.
Тут его и осенило:
— Машка!..
…Сидеть на месте было уже немыслимо, его распирало, несло, гнало вперед так, что лотки, стенды и драконы набережной галопом неслись навстречу, а Машка едва поспевала следом со своей фотосумкой (оставить ее на хранение у спасателей на пляже, куда сама же устроила Толиков багаж, наотрез отказалась, дуреха) и негромко поругивалась в такт развитию его гениальной идеи. Новорожденной, свеженькой, с нуля:
— При таком тираже у них по–любому неслабые спонсоры. Пишут, что учредитель — Конвенция сферы отдыха и развлечений Среза, контора сама по себе не бедная, но лично я думаю, за ними стоит какой–нибудь олигарх… черт, неважно. Бабки есть, а с контентом напряг. И когда мы придем в ихнюю редакцию с концептуальным материалом, с настоящей сенсацией…
Машка бросила прерывисто, но саркастично:
— Про Лилового полковника?
— При чем тут, — отмахнулся Толик; с нуля так с нуля!.. — На самую актуальную для Среза тему: про теракт! Журналистское расследование плюс взгляд очевидца. Так и быть, возьму тебя в соавторы, тем более что как фотокор ты пролетаешь. Блин, вот если бы ты тогда наснимала…
— Чем?
— Тьфу, я забыл. Ладно, это не главное…
— Главное, что они обсосали эту тему со всех сторон еще в позапрошлом номере.
Однако сбить Толика с курса, когда он чувствовал внутри клокотание вихря креатива — свежего, потрясающего, наповал! — было далеко не так легко. А попросту говоря, невозможно:
— Со всех сторон? Не смеши мои тапочки! А ты знаешь, что там на самом деле одна девчонка убила другую?! Ага, вот именно. Фиг об этом кто–то писал. Мы с тобой сбегаем в больницу к Стару, расколем его на подробности. Это раз. И второе, почему я, собственно, беру тебя в соавторы…
— Какая честь!
— Перестань. Второе — это Брадай.
Аритмичное сопение за его спиной оборвалось. Толик по инерции пролетел еще несколько шагов, прежде чем догадался притормозить и обернуться. Машка стояла возле лотка с тезеллитовыми статуэтками, ее фигура преломилась наискосок на границе поля. Полуразобранная матрешка. Торчала как вкопанная. Пришлось вернуться:
— Ты чего?
— Я как раз ничего. А ты, думаю, как–нибудь управишься без соавторов.
Взяла в руки пошловатую статуэтку дракона и принялась вертеть и разглядывать так пристально, будто и вправду собиралась покупать. Ладно–ладно. Он, Толик, чувствовал себя сейчас в силах переубедить, призвать и мобилизовать кого угодно. А уж тем более Машку, которую знал как облупленную со всеми ее закидонами и заморочками:
— А как ты себе вообще представляешь, а? Ты же реалистка, Маха. Ты последняя, кто его видел. Сама говорила, тебя не пустят в телепорт, пока не допросят с пристрастием…
— Это мои проблемы.
— Вот и делись своими проблемами с цивилами и Срезполом, если в кайф. Только на фиг а оно тебе? Кто он такой, этот Брадай, чтоб из–за него…
— Да тише ты!..
Действительно, продавщица сувениров уже отрастила на макушке здоровенные локаторы. Толик заткнулся, и она разочарованно рявкнула:
— Вы берете или нет?
— Отстоем не интересуемся, — вежливо ответил Толик. Машка хмыкнула.
Они пошли дальше, правда, помедленнее. Машка молчала, и Толик благоразумно давал ей вымолчаться. В результате он не сомневался. Добавил для верности неакцентированно, в пространство:
— Тем более что он–то тебя кинул.
Поднялся ветерок, море сморщилось, позеленело и покрылось штрихпунктиром белых барашков. Народ купался, загорал, дефилировал; чуть подальше украшали пейзаж катера и яхты на расправленных крыльях, а над ними носились туда–сюда прогулочные драконы. Стопудово, Срез — обалденное место. И гораздо круче за здорово живешь заделаться первым журналистом здесь, в Срезе, чем драться за звание двести двадцать пятого в гнилом Исходнике. Место, судя по контенту газеты, вакантно. Почему? — а гениальные идеи тем и отличаются от обычных, что никому не приходят в голову до тебя.
Покосился на Машку: она, кажется, дозревала. Постепенно ускоряла шаги, барабаня пальцами по черной крышке своего гробика на лямке. Вот бы ей сейчас догадаться щелкнуть его, такого победительного и вдохновенного, на изумрудном фоне приближающегося шторма. Концептуальное фото для его будущей авторской колонки в «Срез–ревю»… обидно, блин!
Но сбивать ее сейчас нельзя. Капризное она существо, эта Машка, еще психанет, пошлет, развернется, растворится в толпе и не будет брать мобильный. А ведь без нее было хреново. На будущее, сногсшибательное будущее в Срезе, никак нельзя допускать такой лажи — чтобы без нее…
— В общем, да, сказала Машка. — Ты прав. Он скотина.
Ага. Толик весь сфокусировался в собственных ушах, подгоревших на солнце, зудящих и шелушащихся по краям. Подобрался как мог ближе, мгновенно подстроился под такт ее шагов. И на всякий случай, сначала перепутав на ощупь с мобилкой, со второй попытки включил диктофон на шее.
— А я дура набитая, — мрачно продолжила она. — Следила для него, как идиотка, за этой вашей Ровертой, кучу фоток наснимала. А как только она укатила в Исходник — вуаля, всем спасибо, все свободны… Вру, какое там спасибо. Хотя компенсация за моральный ущерб ничего так. Не жлоб.
Постучала по крышке переносного гробика уже кулаком. Еще раз беззвучно выразилась сквозь зубы.
Ушные рецепторы зашкаливало. Диктофон подпрыгивал на груди. А вот соображалка отставала, и что самое обидное — он чувствовал, осознавал в полной мере свое позорное торможение. Главный месидж того, о чем она сейчас говорила, никак не желал стряхнуть с себя эмоции, выкристаллизоваться в сухой остаток единственного факта — каковой еще предстояло увязать со множеством других, давно собранных и уже почти выкинутых по ненадобности из памяти…
— Подожди, — все–таки вклинился он. — Ты фотографировала Эву Роверта? Для Федора Брадая?!
— А что? — Машка усмехнулась ему снисходительно, словно несмышленышу. — Он же тоже претендент. На твое любимое наследство Лилового полковника. Ты не знал?
Толик кивнул. Творческий подъем, на волне которого он летел, как серфингист, до сих пор, не шел ни в какое сравнение с цунами, с девятым валом восторга, взметнувшим его к небу теперь. Прошептал восхищенно и тихо:
— Не знал.
* * *
Ботинки с шипастыми платформами всё равно скользили по льду. Хотя лед здесь пока еще был тонкий, еле видимый, словно ламинатная пленка на камнях. Снег, а возможно, иней, лежал кое–где, в основном сглаживая затененные ложбинки и шпаклюя трещины в скалах, — и тем не менее выглядел дико, самим своим присутствием бросая вызов солнцу, лету, Срезу.
Это горы. Просто она ни разу тут не была. Миша, наверное, не удивился бы.
Это безумие.
Красс тоже поскользнулся и высказался длинно и заковыристо, но негромко, себе под нос. Федор нервозно усмехнулся. Идиоты. Самоубийцы. И она сама — ничуть не лучше них обоих.
Погода действительно портилась. Вершина горы полностью тонула не то в тучах, не то в тумане: нечто белесое, расползающееся, как раствор известки в ведре. Эва затруднялась определить, видны ли отсюда настоящие снега — или это всё та же туманная взвесь маячит прямо и вверх по курсу. Ветер налетал порывами, похожими на рваные лоскутья колючего одеяла, а в промежутках просто секло наискось чем–то невидимым, не понять даже, сухим или мокрым. И ни малейших сомнений: всё это — только начало.
Брадай вырвался вперед; взобрался на площадку, ровную и длинную, как фуршетный столик, и остановился там, нервно постукивая палкой с металлическим наконечником — альпенштоком?.. Чересчур архаично звучит, наверняка уже выдумали другое название. Самой Эве не удавалось извлечь из такой палки ни малейшей пользы: на льду скользит, в трещинах застревает намертво, а выдергивая, рискуешь потерять равновесие. Правда, Красс вроде бы страховал сзади, оправдывая таким образом свое вечное отставание. Может быть, пора уже пропустить веревку через карабины на поясе и дальше идти в связке? Или еще рано?