— Дочь моя, ты ухаживала за мной так хорошо, что я хочу дать тебе один подарок, которому бы позавидовали небесные апсары. Я дам тебе сильную мантру, с помощью которой можно призвать богов. Подумай о любом из них, произнеси его имя вслух, и он сразу появится перед тобой.

Прошел месяц, и Кунти почти забыла о мудреце и его подарке. И вдруг однажды, взглянув из своего окна на реку, в которой отражалось и переливалось Солнце, она, беспечная и беззаботная, подумала о том, как любопытно было бы попробовать действие волшебной мантры и как здорово было бы вызвать, например, бога солнца и воочию увидеть, каков он. Она, в сущности еще совсем легкомысленный ребенок, закрыла глаза, сложила ладошки на груди знаком «намаете» и произнесла данную ей Дурвасой мантру, не осознавая ее неземную мощь. В ту же минуту ее ослепило сияние такой силы, что она с трудом открыла глаза. Перед ее изумленным взглядом предстало переливающееся необыкновенным сиянием существо, сравнимое по красоте и величию только с небесным светилом. Оно обратилось к онемевшей от изумления Кунти:

— Я бог солнца Сурья. Ты вызывала меня? Чего ты хочешь, юная красавица?

— Я просто вспомнила мантру, данную мне недавно мудрецом и в шутку произнесла ее вслух. Мне ничего не нужно, о великий. Прости мне мое легкомыслие.

— Мантры такой силы не даются просто так и произносятся строго по воле богов. Боги не приходят к смертным из-за их пустых фантазий. Мы приходим только в том случае, если настало время вершить судьбы. Знай же, угодившая самому Дурвасе, что он дал тебе не простую мантру. Она вызывает бога, от которого тебе суждено родить ребенка, отмеченного божественными знаками. Поэтому мы должны соединиться сейчас же.

— Меня смущают твои речи, великий дэва, и я не знаю, что ответить тебе. Я еще ребенок, и я девственна. Я живу в доме отца, где мне с малолетства внушали, что главное качество женщины — это скромность, где не допускались никакие вольности и где не ведутся такие разговоры. Мои щеки пылают от стыда. Пощади меня, избавь меня от страха и смущения, скажи, что это сон!

— Не переживай, о стеснительная! О нашем тайном союзе никто не узнает, ты родишь сына — без боли и без усилий, и останешься девственной. Но действие мантры уже нельзя остановить.

Сказав так, Сурья Дэва приблизился к избранной богами девушке, вложил в нее зародыш, и она сразу родила мальчика, который стал расти не по дням, а по часам. Сын был отмечен необычными знаками: с рождения он был украшен серьгами и природным панцирем.

— Твой сын будет выдающимся воином и лучником на земле, — сказал дэва и исчез.

Растерянная Кунти взглянула на своего маленького сына, не чувствуя никаких материнских чувств. Ею овладел панический страх перед отцом и родственниками. Она сделала первое, что пришло ей в голову: взяла ребенка, завернула его в шаль от своего сари, положила в сандаловую корзину и выбежала в сад. Там у реки, перепуганная и дрожащая, она взглянула на сына, к которому еще не успела привязаться и полюбить, в последний раз. Ребенок улыбался ей и тянул к ней ручки. Обливаясь слезами, Кунти пустила корзину по реке, шепча:

— Пусть тебе сопутствует удача, пусть всю жизнь оберегает тебя твой отец — великий Сурья Дэва, пусть усыновят тебя добрые и любящие родители, мой невинный, мой божественный сын!

Вернувшись домой, благословленная небесами принцесса Кунти погрузилась в глубокие раздумья.

Ее жизнь изменилась в одночасье. Из беспечного ребенка она превратилась в хранительницу божественной тайны. Она знала, что никогда не сможет забыть о случившемся и что когда-нибудь найдет своего сына и узнает его по золотым серьгам и боевым доспехам, дарованным ему Сурья Дэвой.

Ее девственность вернулась к ней так же, как утром возвращается Солнце, казалось бы, навсегда скрывшееся в ночи.

В это время сандаловую корзину с мальчиком, аккуратно вынесенную волной на берег, достал из реки местный возница и отнес ребенка своей жене Радхе. Они приняли дитя, украшенное природным панцирем и блестящими серьгами, как родного сына.

Внуки Сатьявати росли и мужали. Панду превратился в замечательного воина, увлеченного охотой, отмеченного талантами и высоким духом. Дхритараштра блистал благородством и необычайной физической силой. Видура был признанным мудрецом и знатоком ведического знания. Все трое были хорошо обучены искусству владения оружием, искушены в знании закона и политики. Когда стало очевидно, что угасший род Шантану возродился, жизнь в царстве стала напоминать рог изобилия. Северные и южные Кауравы мирно жили по соседству с сиддхами, в государстве не было несчастий, люди застроили страну многочисленными ступами и жертвенными столбами.

Повзрослев, братья в положенный срок женились, взяв в жены родовитых принцесс. Панду женился на прекрасной девушке из рода Ядавов по имени Кунти, а затем Бхишма купил ему за большие деньги вторую жену — благочестивую принцессу Мадри из рода Мадров.

Женой Дхритараштры стала благородная Гандхари тоже из рода Ядавов. Еще в юности за благочестие она снискала благословление Вьясы на рождение ста сыновей. Ее стремление к чистоте и накоплению заслуг было столь велико, что она приняла решение навсегда закрыть глаза повязкой, дабы видеть мир таким же, каким его видит ее муж. Верная своему супругу, она даже не обращалась словом к другим мужчинам.

Видура был искушен в законе, свободен от алчности и гнева, дальновиден и одарен спокойствием души, но был по матери сыном шудры. Поэтому Видура взял в жены девушку из рода царя Матхуры, которая, как и он, была полукровкой, рожденной брахманом от девушки-шудры.

Поскольку Дхритараштра был незрячим, а Видура принадлежал к смешанной касте, на царствование был помазан Панду. Благоденствие и гармония воцарились в государстве.

Однажды, гуляя по лесу, заядлый охотник Панду увидел оленя, исполняющего танец любви со своей оленихой. Не раздумывая, царь выстрелил в оленя и пронзил одной стрелой и оленя, и его самку. На его беду это был не обычный олень, а могущественный мудрец в теле оленя. Избегая общества людей, желая уединиться в своих размышлениях и медитации, он принял облик оленя и жил в густом лесу, питаясь кореньями и дикими плодами. И вот, смертельно раненый, он заговорил с Панду человеческим голосом:

— Как мог ты, человек знатного рода, совершить такой поступок — лишить жизни живое существо в минуту слабости? Тебе следовало подождать, пока я зачну в чреве моей супруги олененка, но ты пронзил нас стрелой. Этот твой жестокий поступок недостоин даже шудры!

— Но закон не запрещает царям охотиться, и я не подозревал, что ты — великий праведник и скрываешься под видом оленя. Прости меня, о знающий закон!

— Тебя не коснется грех убийства брахмана, ибо ты не знал, кто пред тобой. Но за то, что ты убил нас в момент соития, я проклинаю тебя. Однажды, когда ты, находясь во власти бога любви, захочешь произвести на свет потомство, ты погибнешь! Как я, пребывая в блаженстве, был ввергнут тобою в несчастье, так и тебя, когда ты предашься наслаждению, настигнет горе.

Несчастный рок, обрушившийся на Панду так внезапно, морально сразил его. Когда он, закрыв глаза оленю и оленихе, вернулся домой и рассказал все женам, в его душе было только одно желание — уйти в лес и вести одинокую жизнь затворника, чтобы очиститься и сжечь страшный грех, совершенный им сегодня. И он сказал:

— Сегодня я был оставлен богами, и этот подлый мой ум привел меня к несчастью. Поэтому мне лучше оставить мирскую жизнь, обрить голову и предаться аскетизму. Никогда не хмуря брови, имея всегда спокойное лицо, я буду предан благу всех живых существ.