Изменить стиль страницы
Том 5. Стихотворения 1923 i_032.jpg
Почесались.
         «Ладно.
         Согласны».
Осушили сегодня пару посуд,
а назавтра —
          снова похмелье.
Снова деньги несут.
         Самогон пососут —
протрезвели
        и снова за зелье.
Тек рекой самогон.
         Дни за днями шли.
Жгло у пьяниц живот крапиво́ю,
Растряслись вконец мужичьи кошли,
всё
     до ниточки пьют-пропивают.
Всё, что есть в селе,
         змей зеленый жрет, —
вздулся, полселения выев.
Всё бросают зеленому зме́ищу в рот,
в пасть зубастую,
         в зевище змиев.
Великое разорение
Самогонный потоп
         заливает-льет,
льет потоп
    и не хочет кончиться.
Том 5. Стихотворения 1923 i_033.jpg
Вымирает народ,
         нищает и мрет,
лишь жиреет вовсю самогонщица.
Над деревней
          царит самогонище-гад,
весь достаток Водкиной отдан.
Урожай —
       и тот заложили в заклад
вплоть до 28-го года.
У любого
    на морде
         от драк полоса.
Не услышишь поющего голоса.
Только в плаче
             меж драк
              визжат голоса:
муж
       жене
    выдирает волосы.
Переехала Водкина в школьный дом:
«Неча зря, мол, учиться в школах».
А учителя — в хлев:
         «Проживет и в нем».
Рос в селе за олухом олух.
Половину домов
         пережрал пожар,
на другой —
         поразлезлись крыши.
Том 5. Стихотворения 1923 i_034.jpg
В поле
           тракторы
              пережрала ржа.
Мост —
    и то на ладан дышит.
Что крепила
         на пользу
         советская власть —
постарались развеять прахом.
Все, что коплено год,
         можно в час раскрасть, —
и раскрали
    единым махом.
Только чаще
         болезнь забирается в дом,
только смерть обжирается досыта,
да растут ежедневно
         холм за холмом
на запущенной глади погоста.
Да в улыбку расплылись наши враги:
поп,
        урядник
          и старый помещик.
Пей еще —
       и погиб,
         и не сдвинешь ноги,
и помещик вопьется, как клещи.
Том 5. Стихотворения 1923 i_035.jpg
Вот и вся история
         кончена,
зря не стоит болтать лишка.
Так пришла
        из-за самогонщины
богатейшей деревне крышка.
Слушай, крестьянин!
Эй, иди,
    подходи, крестьянский мир!
Навостри все уши —
         и слушай!
Заливайся, песня!
         Пой и греми!
Залетай в крестьянские уши!
Том 5. Стихотворения 1923 i_036.jpg
Кто не хочет из вас
         в грязи,
              под плетнем
дни закончить смертью сучьей, —
прочитай про это,
         подумай о нем,
вникни в этот правдивый случай.
Чтоб и вас
        самогонка
         в гроб не свела —
всех,
        кто гонит яд-самогон,
выгоняй из деревни,
         гони из села,
из станиц
       вышвыривай вон!
Чтоб республика наша
              не кончила дни,
самогонную выпив отраву, —
самогонщиков банду
         из сел
              гони!
Выгоняй самогонщиц ораву!
Выгоняй, кто поит,
         выгоняй, кто пьет!
Это — гниль.
             Нужна кому она?!
Только тот, кто здоров, —
                   крестьянству оплот,
лишь от них расцветает коммуна.
Том 5. Стихотворения 1923 i_037.jpg

[1923]

Том 5. Стихотворения 1923 i_038.jpg

Обложка Маяковского к книжке «Вон самогон!»

Крестьянам! Рассказ о Змее-Горыныче и о том, в кого Горыныч обратился нынче*

У кого нуждою глотку свело —
растопырь на вот это уши.
Эй, деревня каждая!
         Эй, село!
Навостри все уши —
         и слушай.
Нынче
           будет
        из старой истории сказ
о чудовище —
         Змее-Горыныче.
Нынче
           этот змей
               объявился у нас,
только нынче
           выглядит иначе.
Раз завидя,
    вовеки узнаешь ты:
чешуя его
    цвета зеленого,
миллион зубов —
         каждый
            будто бутыль —
под губой
    у зме́ища оного.
Этот змеище зол,
         этот змеище лют,
пасть —
    верста,
         а не то что са́жень!
Жрет в округе всё,
         а не то что люд!
Скот сжирает
           и хаты даже!
Лишь заявится он —
         подавай урожай.
Миг —
            и поле Горынычу отдано.
Всё ему неси,
           служи, ублажай,
сам же лапу соси
         голодный.
Деревушка.
       Прильнет Горынычев рот —
в деревушке —
             ни клуба,
                ни школы.
Подползет к селу,
         хвостом вильнет —
и мужик
    голодный и голый.
Зажигается пузо в тысячу искр,
лишь глазищами взглянет своими.
Дух сивушный
             дымит сквозь ноздревый писк.
Самогон — змеи́щево имя.
Он
      болезнью вползает в мужицкий дом.
Он
      раздорами кормится до́сыта.
От него
    вырастает холм за холмом
в горб изго́рбится гладь погоста.
От него
    расцветают наши враги —
поп,
        кулак
    да забытый помещик.
Знает враг,
       что ни рук не поднять,
                  ни ноги́,
коль вопьются сивушные клещи.
Всё богатство крестьянское зме́ище
                  жрет,
вздулся,
    пол-России выев.
Всё бросают зеленому змеищу в рот,
в пасть зубастую,
         в зевище змиев.
Если будет
    и дальше
         хозяйничать гад,
не пройти по России и году —
передо́хнет бедняк,
         обнищает богач.
Землю вдрызг пропьешь
                 и свободу.
Если ты
    погрязнешь
         в ленивую тишь —
это горе
    вовек не кончится.
Самогонщики
            разжиреют лишь,
разжиреют лишь
         самогонщицы.
Чтоб хозяйство твое
         не скрутил самогон,
чтоб отрава
         в гроб не свела, —
самогонщиков
             из деревни
            вон!
Вон из хутора!
            Вон из села!
Комсомолец!
         Крестьянин!
                  Крестьянка!
                  Эй!
Жить чтоб
    жизнью сытой
            и вольной,
бей зеленого книгой!
         Учением бей!
Хвост зажми ему
         дверью школьной!
Изгоняй, кто поит,
         выгоняй, кто пьет!
Это — гниль!
            Нужна кому она?!
Только тот,
       кто здоров, —
                  крестьянству оплот.
Трезвым мозгом сильна коммуна.