— Молчащие Боги отзывают назад свою вуаль, — сказала Лакла, указывая на купол замка.

Опалесцирующий туман струился в узкую оконную щель, отступая обратно. Он стягивался отовсюду, собираясь с моря и острова, двигаясь тем же странным образом, что и раньше — упорядочение и осмысленно — назад по мосту. Сзади его поджимала стена красного света, словно густая толпа лучников следовала по пятам за отступающей армией.

— И все же, — запинаясь, начала Лакла, когда мы вошли в ее комнату, и легкое сомнение засветилось в ее чудных глазах, когда она обернулась к Ларри.

— Да, что–то и мне слабо верится, — сказал он, — что они не припасли нам еще какого–нибудь подарочка.

Что это за странный звук раздался в комнате, такой слабый, что ухо едва улавливало его?

Сердце у меня в груди громко стукнуло и замерло., казалось, навсегда. Что это за звуки… раздаются все громче и громче? Вот уже и Лакла с О'Кифом услышали их, они стояли, онемев, с побелевшими лицами, с обескровленными губами.

Ближе… все ближе звучала музыка. Казалось, это перезваниваются мириады крошечных хрустальных колокольчиков. Они звенели, звенела, и вот уже настоящая буря острых отрывистых звуков, как будто кто–то мастерски исполнял пиццикато на стеклянной скрипке, обрушилась на нас! Ближе, все ближе., звучал перезвон колокольчиков, но не было в нем ни манящей сладости, ни томительного влечения, нет, яростно, гневно и так зловеще, что невозможно выразить словами, звучали они, стремительно надвигаясь на нас… все ближе и ближе…

Двеллер! Сияющий Бог!

Мы бросились к узкой оконной щели, выглянули наружу и замерли, пораженные ужасом. Звон колокольчиков охватил нас со всех сторон, словно ураганный ветер. Изогнутый полумесяц дальнего берега моря снова пришел в движение. Акка летели, отброшенные назад, как будто какая–то огромная метла чистила берег; пытаясь удержаться на ногах, они некоторое время стояли, покачиваясь, на краю обрыва, и падали в воду. Очень быстро с ними все было кончено, и место, где они только что одержали победу, заполнили кружившиеся неторопливыми хороводами страшные фигуры, одетые в жалкие лохмотья или совершенно голые. Покачиваясь, они замедленными шагами двигались вперед, судорожно дергая руками. Марионетки Сатаны! Живые мертвецы! Рабы Двеллера!

Покачиваясь и подергиваясь, они медленно заполняли побережье, и вдруг словно вода, прорвавшая плотину, толпа неудержимо хлынула на мост. Снова и снова они накатывали на оборонительные валы, перегораживающие начало моста, подобно высоким приливным волнам, захлестывая каменные насыпи.

Лягушкообразные пытались сдержать их натиск, колотя дубинами, пронзая пиками, терзая острыми зубами. Но даже самые страшные удары, казалось, не причиняли им никакого вреда. Они отступали назад и снова бросались на барьер, неуклонно продвигаясь вперед., живой таран из плоти и костей.

Они врезались в толпу Акка, рассекая ее на части, прижимали лягушкообразных к краю моста и сбрасывали их в воду. Сметая все на своем пути, живые мертвецы загоняли Акка в открытые ворота, ибо не было им другого пути и не было никакой возможности противостоять этой неумолимо надвигающейся лавине тел.

Те Акка, что еще оставались на мосту, повернулись спиной и побежали. Мы услышали, как громко щелкнули золотые створки ворот, и довольно скоро послышался ритмичный звук, напоминающий биение волн о скалистый берег, — в них ударились первые ряды страшных орд Двеллера.

Начиная от самого края пещеры и во всю длину огромного моста все пространство заполняли одни только живые мертвецы: мужчины и женщины, смуглолицые, черноволосые ладала, малайцы с продолговатыми как маслины глазами, раскосые китайцы, люди всех рас и народов, которые когда–либо выходили в море… сбившись в кучу, они беспорядочно кружились, покачиваясь и поворачиваясь, словно опавшие листья, медленно увлекаемые дуновением ветра.

Нотки перезванивающихся колокольчиков звучали все острее, все настойчивее. У самого устья пещеры начало разгораться слабое свечение Крохотные искринки бриллиантовой пыли заметались в лучезарном блеске, словно пытались спастись бегством. По мере того как разгоралось сияние и все ближе подступала буря хрустального звона, в один и тот же миг все головы в этой вызывающей ужас и отвращение толпе начали медленно, с натугой, как будто открывалась заржавленная дверь, поворачиваться направо, обращаясь лицами к дальнему концу моста.

Каждая пара глаз как прикованная смотрела туда, на каждом лице застыла нечеловеческая маска ужаса и восторга.

По толпе пробежало волнение. Стоявшие в центре стали сначала потихоньку, потом все быстрее и быстрее отступать назад и, сгрудившись по краям, замирали неподвижно. Толпа отхлынула назад, так что от самых Золотых Ворот до устья пещеры протянулась широкая аллея, обрамленная с обеих сторон плотной стеной живых мертвецов.

Рассеянное свечение становилось все ярче, стягиваясь у дальнего конца страшной аллеи. Оно искрилось и пульсировало, резко вспыхивая многоцветными огнями. Звон хрустальных колокольчиков, впиваясь в уши бессчетным количеством крошечных иголочек, сделался невыносимым, все ярче становился ослепительный свет.

Из пещеры в вихре света и звона явился Сияющий Бог!

Двеллер остановился. Казалось, он в какой–то нерешительности обозревает остров Молчащих Богов.

Затем медленно и неуклонно он поплыл по мосту. Он приближался к нам. Следом за ним, крадучись, шествовала Йолара во главе целой своры своих карликов, и рядом с ней находилась та старая карга из Совета, чье лицо казалось мне иссохшим, обезображенным отражением лица жрицы Сияющего Бога.

Чем ближе подплывал к нам Двеллер, тем медленнее он двигался В самом ли деле я чувствовал в нем неуверенность? Казалось, что сомнение, одолевающее его, отразилось на невидимых музыкантах, сопровождающих Двеллера, чья хрустальная музыка служила для него языком: звуки становились все неуверенней, все менее настойчивыми — более того, в них явственно появился оттенок тревоги и настороженности.

И все–таки Сияющий Бог по–прежнему шел вперед, пока не остановился прямо под нами, рыская по сторонам своими глазищами — огромными дырами, через которые он вбирал в себя все увиденное им в других незнакомых нам мирах. Он разглядывал Золотые Ворота, поверхность утесов, округлую громаду замка… и внимательно, очень внимательно глядел Двеллер на купол, в котором сидели Трое.

Живые мертвецы, стоявшие за ним, повернули вслед ему свои лица. А у тех, кто оказались рядом, тела трепетали, словно флаги на ветру, мерцая отраженным от этой твари светом.

Йолара подошла поближе к Двеллеру — только–только, чтобы не попасть в пределы досягаемости его спиралей. Она что–то тихо промурлыкала., и Двеллер склонился к ней: семь маленьких лун неподвижно застыли в его сияющей дымчатой вуали, как будто он прислушивался. Он снова выпрямился, продолжая с тем же сомневающимся видом испытующе оглядывать остров.

У Йолары потемнело лицо. Резко обернувшись, она что–то сказала капитану своих стражников. Карлик бегом бросился назад между выстроившимися вдоль аллеи живыми мертвецами.

— Эй вы, Трое! Ваша песенка спета! — закричала что было мочи жрица.

Голос ее прозвучал словно сигнал серебряного рожка.

— Сияющий Бог стоит у ваших дверей и требует, чтобы его впустили. Ваши уроды все перебиты, и сила ваша кончилась. Кто вы такие, говорит Сияющий Бог, чтобы отказывать ему в праве войти в это место, где он родился?

— А, молчите, — снова закричала она, — не отвечаете! Же мы знаем, что вы все слышите! Сияющий Бог предлагает вам сделку: вышлите вперед вашу служительницу и этого лживого чужестранца, которого она похитила… и тогда, может быть, вы останетесь в живых. Но если вы не выдадите их нам — тогда вы умрете, и очень скоро!

Мы молча ждали. Йолара тоже… и снова от Трех Богов не последовало никакого ответа.

Жрица злобно рассмеялась. Засверкали голубые глаза.

— Пора кончать! — крикнула она. — Не хотите открывать — не надо. Мы это сделаем за вас.