— Отпусти меня! Отпусти меня, я говорю!

О'Киф орал гневно и яростно. Искоса поглядев в его сторону, я увидел, как он неистово сражается с монстром за право встать на ноги. Но Акка, добродушно ухая, только крепче прижимал его к груди, вопросительно уставясь в налитое кровью лицо ирландца.

— Но, Ларри… милый!

В удивленном голосе Лаклы прозвучали какие–то, чуть ли не материнские нотки.

— Ты устал и плохо себя чувствуешь, а Кра может нести тебя без труда.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы меня несли, — брызгая слюной, прошипел О'Киф. — Будь я проклят, Гудвин, но я не потерплю таких порядков, при которых каждая собака, вроде этих тварей, живущих здесь, будет хватать лейтенанта Королевских Воздушных Сил под мышку, точно узел тряпья, и волочить его за собой. Отпусти меня, ты, omadhaun[60], или л так двину тебе в рожу, что не обрадуешься! заорал он на своего носильщика, Тот, по–прежнему вежливо ухая, уставился на служительницу, явно ожидая от нее дальнейших распоряжений.

— Но, послушай, Ларри-. дорогой, — в голосе Лаклы звучало неподдельное страдание, — тебе вредно идти пешком, а я не хочу, чтобы ты делал то, что тебе вредно, милый!

— Клянусь духом самого Св. Патрика, — взвыл Ларри, снова делая могучее, но бесполезное усилие, чтобы вырваться из тисков охвативших его рук человекообразной лягушки. С яростным стоном он сдался и сник.

— Послушай, alanna, — замогильным голосом начал он, — когда мы придем в Ирландию, ты и я, нас никто не будет хватать и тащить на себе всякий раз, когда мы немножко устанем. А этот обычай, что вы завели здесь, он мне совсем не нравится!

— Да, Ларри, да, милый, — вскричала служительница, — там у вас все станет по–другому, потому что много, очень много моих Акка пойдет вместе с нами.

— Скажи… скажи этому., болвану, чтобы он отпустил меня, проскрежетал сквозь зубы О'Киф, выпрямляясь из последних сил.

Я не смог удержаться от смеха. Ирландец метнул на меня разъяренный взгляд.

— Бо–олва–ну? — удивленно протянула Лакла.

— Да, да, этому бол–ва–ну! — рявкнул О'Киф. — Имей в виду, Лакла, что у меня сейчас совсем неподходящее настроение, чтобы в приличных выражениях объяснять тебе это слово, о свет моей души!

Служительница тяжело вздохнула. С крайне удрученным видом она что–то сказала Акка, и тот осторожно опустил Ларри на пол.

— Ничего не понимаю, — беспомощно сказала она, — но, если ты так хочешь идти сам, ну, что ж, конечно, ты волен поступать по–своему, Ларри.

Она повернулась ко мне.

— А ты, Гудвин? — спросила она.

— А я — нет, — не колеблясь, ответил я.

— Ну, хорошо, Ларри — растерянно пробормотала она, — тогда иди вместе с Гудвином, с Кра и Гулком, и пусть они прислуживают вам. А потом — немного поспите, потому что Радор и Олаф еще не скоро вернутся. И еще — я хочу почувствовать твои губы, прежде чем ты уйдешь, Ларри, милый!

Она ласково прикрыла ему глаза своими мягкими ладошками… потом отстранила его от себя.

— А теперь — идите, — сказала Лакла, — и отдыхайте!

Без тени смущения я прильнул к груди Гулка, устраиваясь поудобнее между торчащими из нее рогами, и, посмеиваясь про себя, стал смотреть, как Ларри, подхваченный за талию огромной лапой, покрытой черной блестящей чешуей, перебирает ногами, почти повиснув в воздухе. Невзирая на скандал, который он закатил за право идти самому, ирландец не счел ниже своего достоинства воспользоваться поддержкой могучей руки Кра.

Акка привели нас в какую–то комнату и осторожно опустили на пол рядом с маленьким бассейном.

Скоро он засверкал чистой водой, которую они натаскали туда для нас в широких тазиках. Потом они принялись раздевать нас, и тут О'Киф снова взвился.

— Всякий раз, как им что–нибудь втемяшится в голову, — мы уже не можем их остановить, док, — взревел он, — и при этом мне кажется, что я уже не человек, а какая–то плюгавая пуговица от штанов, и я, я не ручаюсь, не ручаюсь за свой язык.

Тем не менее нас методично раздели донага и бережно уложили в освежающую воду. Но долго плескаться в неглубокой чаше бассейна нам не позволили. Через некоторое время Акка извлекли нас оттуда и принялись, поливая из кувшинов ароматными маслами, ловко растирать наши измученные тела.

Мне кажется, что во всей той сумятице смешного и трагического, ошеломляющего, необычного и опасного, что происходило с нами в этом подземном мире, самое причудливое и комичное зрелище представляли собой эти прислуживающие нам чудовища. Я расхохотался что было мочи, Ларри вторил мне, и затем наше веселье поддержала гулкая какофония ухающих и квакающих звуков, издаваемых Кра и Гулком.

Потом, облачив нас обратно в одежду и все еще продолжая весело кудахтать, эта парочка, подхватив под руки, привела нас в комнату, где около полукруглых стен стояли мягкие диваны. Улыбаясь своим мыслям, я повалился на один из них и тут же погрузился в сон.

Сколько времени я проспал — даже не представляю. Меня разбудил доносившийся снаружи грохот.

Низкие, размеренные звуки ударов, напоминающих громовые раскаты, вливались в узкие оконные щели и отражались от стен комнаты. Зевая, Ларри проворно вскочил на ноги.

— Можно подумать, док, что все джазовые оркестры Нью–Йорка собрались здесь, чтобы исполнить для нас серенаду на своих басовых барабанах, витиевато высказался он по поводу разбудивших нас звуков. Не сговариваясь, мы кинулись к окну и высунулись наружу.

Оказалось, что мы находимся почти на уровне моста, чуть–чуть повыше, и он во всю длину простирается перед нами. Тысячи и тысячи Акка заполняли гигантскую арку от края до края, а вдали, около выхода из пещеры, и дальше вдоль всего изогнутого полумесяцем побережья, словно густой лес блестели копья других отрядов человекообразных чудовищ. Малиновый свет играл на черной и оранжевой чешуе, мерцая и переливаясь крошечными блестками.

На небольшой площадке — той, от которой начинался другой, меньший размером мост, перекинутый через бездну, стояли Лакла, Олаф и Радор; служительница, судя по всему, выполняла роль переводчика между ними и гигантом по имени Нак — королем лягушкообразного народа.

— Эй, подождите нас, — крикнул Ларри.

Бегом проскочив через открытые ворота, мы перебежали мост, под которым находилось Сердце Мира, и прямым ходом врезались в их компанию.

— Ой! — вскрикнула Лакла, — я совсем не хотела, чтобы ты проснулся так быстро, Ларри… милый!

— Послушай–ка, mavourneen!

Голос ирландца дрожал от негодования.

— Неужели ты думаешь, что я буду в полной безопасности, как спеленутый младенец, лежать в колыбельке и пускать сопли, пока идет сражение? Почему ты не позвала меня?

— Потому что тебе надо отдохнуть! — отвечала ему служительница с непреклонной решимостью в голосе; вековечная материнская тревога засветилась в глазах девушки. — Вы оба устали и переволновались! Вам не надо было вставать!

— Какой к черту может быть отдых? — застонал Ларри. — Послушай, Лакла, за кого вообще ты меня принимаешь?

— Ты — это все, что у меня есть, — твердо ответила девушка, — и я не могу не заботиться о тебе, Ларри, милый! Дело только в этом, и ни в чем другом.

— Ну хорошо, радость моего сердца, может быть все–таки, ты скажешь ну, ясное дело, чтобы ни в коем случае не повредить моему драгоценному здоровью и с учетом повышенной чувствительности моей тонкой натуры, может быть ты все–таки скажешь, что происходит? — спросил он.

— Ничего особенного, Ларри, — безмятежно отвечала служительница. Просто Йолара прошла через Портал. Она очень, очень злая.

— Эта баба сейчас похожа на самого черта, — громыхнул Олаф.

— Радор встретился с посыльным ладала, — спокойно продолжала говорить Золотая девушка. — Они готовы подняться, как только Йолара и Лугур поведут свои войска на нас. Они ударят им в спину. А тем временем мы разместим по местам моих Акка и приготовимся к встрече с людьми Йолары. Всем нам — тебе, Ларри, и Радору, и Олафу, и Гудвину, и Наку — властителю Акка — надо собраться и решить, как правильно расставить наши силы..