Если у Джелила в отеле были еще охранники, они, вероятно, находились вне пределов слышимости выстрела. Тот, который стоял внизу, в коридоре, не мог слышать ничего.

Он запер дверь изнутри и взглянул на Джелила. Араб сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и прижимал к себе сломанную руку.

Лайм присел на корточки перед женщиной, положил один пистолет в карман, выдернул несколько волосков из своего, твидового жилета и поднес их к носу женщины, удерживая ее рот закрытым.

Пушинки не шевельнулись. Она была мертва. Джелил выплюнул тираду шипящих ругательств. Лайм наотмашь ударил его ладонью по лицу. Джелил опрокинулся, испустив крик боли, вспыхнувшей с новой силой, хрустнули обломки костей перебитой руки, придавленной к полу весом его тела.

Лайм знал, что телефонная линия проходит через коммутатор отеля, но ему пришлось рискнуть. Он дал оператору номер Джильямса.

— Это Дэвид Лайм. Я в «Сент-Джордже», комната двести четырнадцать. Пришлите команду. Один DOA[23] и другой с перебитым крылом, нам нужен медик. Но не выставляйте себя напоказ.

Использование американского сленга должно было смутить любого, кто прослушивал линию. Лайм добавил:

— И выпишите ордер на задержание дочери Хоуари Джелила Сильви. Она снимается во французском фильме, где-то недалеко от города.

— Твой голос звучит взволнованно. С тобой все в порядке?

— Чудом жив. И побыстрее — одна нога там, другая здесь, понятно? — Он повесил трубку и рухнул в кресло.

Джелилу с трудом удалось снова сесть, держа перед собой раздробленную руку. Лайм подождал, пока он переведет дыхание. Боль исказила лицо Джелила, но Лайм знал, что тот слышал все, что он говорил. Наконец Лайм сказал:

— Ну а теперь расскажи мне еще раз о том цветном в Эль-Джамиля.

В ответ прозвучал вызов:

— Я на пороге старости, Дэвид. Я не так уж много теряю, сохраняя молчание.

— Ты можешь потерять то же, что и каждый. Остаток жизни.

— Такова жизнь. — Джелил был реалистом.

Он говорил правду о цветном в Эль-Джамиля, потому что у него не было причин лгать. Он думал, что говорит с трупом. В монологе должна была звучать правда, он был задуман, чтобы отвлечь внимание Лайма в то время, пока женщина нападет на него сзади.

Лайм попробовал зайти с другой стороны.

— Этим делом заняты тысячи людей. Сотни Тысяч. Что могло бы изменить мое убийство?

— Из всех них, я полагаю, ты — тот самый, у кого больше всех шансов найти их.

— Сколько Стурка заплатил тебе?

— Не будь ослом.

— Я велел им забрать Сильви.

— Я слышал.

— Я только хотел убедиться в этом.

— Твои люди не причинят ей вреда. Я тебя знаю.

— Подумай о ставках, а затем попробуй убедить себя в этом снова.

Лицо Джелила исказилось гримасой боли, и после того, как спазм прошел, оно расслабилось. Лайм перезарядил револьвер, засунул его на прежнее место, а затем осмотрел пистолет с глушителем. Это был Люгер калибра 7.62. Он вынул магазин, выбросил патрон из ствола и положил их в карман, а пистолет бросил на кровать.

— Кто она, твоя мать?

Джелил проворчал:

— Это не забавно.

Лайм еще раз взглянул на мертвые черты. Лицо посерело, но снизу казалось желтоватым, наливаясь трупной синевой. Вероятно, ей было около пятидесяти лет, европейка или принадлежала к европейской расе, возможно, цветная.

— Хорошо, у тебя было время подумать. А теперь скажи мне имя.

Джелил поднял плечи и мотнул головой вперед, с арабским жестом, называвшимся «маалеш» — ничем непоколебимого равнодушия. Теперь Джелил находился во власти того самого самосознания мужественного человека, которое так сильно развито у арабов, — они называют его «ружулийа»: сверхъестественная сила, способная лишить врага присутствия духа. Это всегда было препятствием, которое очень трудно преодолеть. Лайм продолжал:

— Ты знаешь, у нас очень мало времени. Мы нё станем играть с тобой. Мы дадим тебе возможность понаблюдать, как будем обрабатывать Сильви, и сделаем, чтобы это было дьявольски жестоко.

Страдая от боли, Джелил сидел на полу. До него начало доходить. Он обдумывал сказанное, и это означало, что Лайм выиграл. Наконец Джелил собрал остаток сил в улыбке:

— Что ж, как у вас говорят, one has to live.[24]

— Нет, — мягко ответил Лайм, — тебе не нужно жить, Хоуари.

Эль-Джамиля оказалась довольно сырым местечком. Они доехали туда в двух машинах. Лайм сидел в «Симке», которую вел Шед Хилл; и за ними следовал старый микроавтобус — из тех, что делали из настоящего дерева, — еще с шестью людьми. На заднем сиденье микроавтобуса находился скремблирующий УКВ-передатчик. У него была ограниченная дальность передачи, но все сообщения принимала станция военно-морского флота США в Кенитре, в Марокко, и передавала по назначению.

Прошлой ночью Лайм летел на реактивном самолете, ему удалось поспать, но это не оживило его. Он казался медлительным и безжизненным. В его ушах все еще звенели гневные слова Джильямса — того очень расстроило убийство и захват Джелила, Сильви и двух охранников Джелила, стоявших у входа в отель. Джильямс был одним из тех бюрократов, которые признавали только точное равновесие сил и не выносили, когда кто-то нарушал его.

Они должны были действовать быстро, так как исчезновение Джелила скоро могло быть замечено. Задача состояла в том, чтобы отыскать его сообщников, пока они не зарылись в землю.

— Поверни направо и поезжай медленно по дороге вдоль берега. Я думаю, что узнаю это место.

Эль-Джамиля была полупустым курортом на берегу моря, который привлекал посетителей дешевыми номерами, и где местные жители влачили жалкую и недолгую жизнь. Луна стояла высоко, волны Средиземного моря отражали ее яркий свет.

Джелил назвал ему имя: Анри Бино. Цветной, который изменял своим соотечественникам, будучи шпионом ФНО; теперь он держал три лодки и самолет-амфибию, на которых его клиенты делали чартерные рейсы, и был одним из основных агентов, которые выполняли перевозки.

Лайм почувствовал некоторую слабость: давал о себе знать шок, связанный с женщиной с Люгером. Он подозревал, что Стурка послал сообщение Джелилу, в котором указывалось, что если преследователи, двигающиеся по его следу, дойдут до Джелила, то Стурка будет обязан Джелилу, если он избавится от них. «Обязан» означало существенную сумму. «Интересно, знает ли Стурка, кто именно идет по его следу», — подумал Лайм. Хотя в конце концов это не имело значения.

Около девяти часов. Три часа дня в Вашингтоне. У них оставалось около шестидесяти девяти часов.

Бар. Знаки «Чинзано», старый ржавый автомобиль на бетонной площадке со стертыми покрышками. По обе стороны маленького квадратного оштукатуренного здания — посыпанные песком пустые площадки для машин. Прямо отсюда, через дорогу, — чартерный пирс: несколько лодок на швартовах, двухмоторный самолет-амфибия, привязанный к бую, подпрыгивал в такт прибою.

В баре было пусто, если не считать двух человек, сидевших за столом, на котором едва хватало места для их обеденных тарелок, стаканов и локтей. Они ели барабульку, местный вид рыбы. Оба обернулись, но продолжали есть. Шед Хилл остался позади, а Лайм сказал по-французски:

— Месье Бино? Как мы понимаем, «Каталину» можно зафрахтовать?

Один из сидящих вытер рот тыльной стороной ладони и протянул руку, чтобы налить вина и сполоснуть рот.

— Я Бино. Кто послал вас ко мне?

— Хоуари Джелил.

Бино подозрительно осмотрел их. У него была бычья шея и красное лицо, коротко подстриженные седые волосы и твердое маленькое пузо.

— И вы хотите нанять мой самолет?

— Возможно, мы могли бы обсудить это снаружи, — спокойно предложил Лайм.

Такого рода предложение было понятно Бино. Он что-то пробормотал своему компаньону, встал и сделал жест. Лайм и Шед Хилл повернулись, вышли и подождали его. Он вышел вслед за ними, и Лайм вытащил свой пистолет.