Оракул. Да разве это важно, когда вокруг такое бедствие?

Наполеон. Вздор, сударыня! Только это и важно. Ценность человеческой жизни определяется ценностью жизни величайшего из современников. Срежьте бесконечно тонкий слой серого вещества, отличающий мой мозг от мозга среднего человека, и вы сразу понизите уровень человечества от гиганта до пигмея. Я — всё, мои солдаты — ничто: им всегда найдется замена. Убейте меня или — что одно и то же — помешайте мне действовать, и человеческая жизнь лишится самого высокого своего содержания. Ваш долг, сударыня, спасти мир от подобной катастрофы. Война принесла мне популярность, власть, славу, бессмертие в веках. Но я предвижу, что, продолжая воевать, навлеку на себя всеобщую ненависть, буду свергнут, заточен, возможно, даже казнен. Прекратив же войны, я убью в себе великого человека и превращусь в посредственность. Как мне уйти от этой трагически острой дилеммы? Победа мне всегда обеспечена: я не знаю поражений. Но победитель платит за нее не дешевле, чем побежденный, и цена эта — деморализация, обезлюдение, разруха. Как мне удовлетворить свой гений, требующий, чтобы я воевал до самой смерти, — вот о чем я хочу спросить вас.

Оракул. Не слишком ли большая дерзость ехать на священные острова с подобным вопросом? Вояки здесь не в почете, друг мой.

Наполеон. Солдат, которого останавливают такие соображения, уже не солдат. К тому же (достает пистолет) я приехал не безоружный.

Оракул. Что это за вещь?

Наполеон. Мой профессиональный инструмент, сударыня. Я взвожу курок, направляю на вас дуло, нажимаю указательным пальцем вот здесь, на собачку, и вы падаете мертвой.

Оракул. Покажите. (Выпрастывает руку из-под покрывала и протягивает к пистолету.)

Наполеон (отступая на шаг). Извините, сударыня, но я не вверяю свою жизнь человеку, над которым не властен.

Оракул (сурово). Дайте сюда! (Подносит руку к покрывалу.)

Наполеон (роняя пистолет и закрывая глаза рукой). Пощады, камрад! Вот он, сударыня! (Ногой толкает к ней пистолет.) Сдаюсь!

Оракул. Поднимите и подайте. Или вы думаете, что я наклонюсь за ним сама?

Наполеон (с усилием отрывая руку от глаз). Дешевая победа, сударыня! (Поднимает пистолет и протягивает ей.) Такую можно одержать и без векторной стратегии. (Рисуясь своим унижением.) Ну что ж, гордитесь своим триумфом! Вы принудили просить пощады меня, Каина Адамсона Карла Наполеона, императора Турании!

Оракул. У вас есть очень простой способ выйти из затруднения, Каин Адамсон.

Наполеон (с жадным любопытством). Превосходно. Какой же?

Оракул. Умереть раньше своей славы. (Стреляет в него.)

Наполеон вскрикивает и падает. Женщина отбрасывает пистолет и гордо входит в храм.

Наполеон (с трудом поднимаясь). Убийца! Чудовище! Ведьма! Выродок! Исчадье ада! Да тебя повесить, гильотинировать, колесовать, сжечь живьем мало! Никакого уважения к святости человеческой жизни! Никакого сострадания к моей жене и детям! Сука! Свинья! Потаскуха! (Подбирает пистолет.) И еще промахнулась с пяти ярдов! Ну, да чего ждать от бабы.

Направляется в ту сторону, откуда пришел, но сталкивается с Зу, ведущей за собой британского посла, пожилого джентльмена, супругу посла и дочь его, девицу лет восемнадцати. Посол — ярко выраженный тип государственного деятеля: он сильно напоминает собой не вполне исправившегося преступника, который переоделся у хорошего портного. Туалеты дам выдержаны в стиле той же эпохи, что и костюм пожилого джентльмена: они были бы вполне уместны на официальном приеме в какой-нибудь западной столице XVIII — XIX столетий, периода fin de siècle[9]. Новоприбывшие углубляются под колоннаду. Зу тут же бросается к Наполеону и с властным видом останавливается справа от него, супруга посла подобострастно подбегает к нему слева. Посол с дочерью проходят позади колонн к двери. Пожилой джентльмен, едва войдя в портик, замирает на месте: ему хочется посмотреть, зачем Зу так стремительно кинулась к императору Турании.

Зу (строго, Наполеону). Что вы тут делаете? Вам не положено разгуливать в одиночку. Что здесь был за шум? Что у вас в руке?

Наполеон, взглянув на нее с немым бешенством, сует пистолет в карман и выхватывает свисток.

Супруга посла. Вы идете с нами к оракулу, государь?

Наполеон. Провалитесь вы ко всем чертям с вашим оракулом! (Поворачивается и хочет уйти.)

(одновременно) Супруга посла. О, государь! / Зу. Куда вы?

Наполеон. За полицией. (Проходит мимо Зу, чуть не толкнув ее, и пронзительно свистит в свисток.)

Зу (выхватывает камертон и затягивает). Алло, Голуэй, центральная…

Свистки продолжаются.

Приготовьтесь изолировать… (Пожилому джентльмену, который провожает императора взглядом.) Куда он направляется?

Пожилой джентльмен. К смешной статуе толстого старика.

Зу (монотонно, но быстро). Изолируйте памятник Фальстафу^{214}, напряжение максимальное. Да, парализуйте…

Свистки обрываются.

Благодарю. (Прячет камертон.) Теперь он не пошевельнет ни одним мускулом, пока я не приду.

Супруга посла. Но он ужасно рассердится. Вы же слышали, как он мне ответил.

Зу. Ну и пусть сердится. Невелика беда.

Дочь (становясь между матерью и Зу). Скажите, пожалуйста, сударыня, чья это статуя? И где купить открытку с видом ее? Она такая смешная. На обратном пути я, конечно, сфотографирую ее сама, но снимки иногда получаются неудачно.

Зу. В храме вам дадут игрушки и картинки на дорогу. А история этой статуи слишком длинна — она вам наскучит. (Чтобы отвязаться, идет мимо дам через двор.)

Супруга (захлебываясь). Уверяю вас, нет!

Дочь (в тон матери). Нам так интересно послушать!

Зу. Чепуха! Тут нечего особенно рассказывать. Тысячу лет тому назад, когда весь мир был заселен вами, недолгожителями, произошла война, получившая название войны за прекращение войн^{215}. Через десять лет последовала новая, во время которой не погиб ни один солдат, зато семь европейских столиц были стерты с лица земли. Это была, по-видимому, злая шутка судьбы, ибо государственные деятели, полагавшие, что они благополучно послали на убой десять миллионов простых людей, сами взлетели на воздух вместе со своими семьями и домами, тогда как десять миллионов солдат отсиделись в вырытых ими пещерах. На следующий раз уцелели даже дома, но население, до последнего человека, погибло от удушливых газов. Голодные солдаты, естественно, одичали, и так называемой христианской цивилизации пришел конец. Последний акт ее состоял в том, что государственные деятели, осознав великое патриотическое значение трусости, воздвигли памятник первому ее проповеднику, древнему и очень жирному мудрецу по имени сэр Джон Фальстаф. (Указывает на статую.) Это он и есть.

Пожилой джентльмен (выйдя из-под портика и встав справа от внучки). Боже праведный! И у подножия статуи этого чудовищного труса лежит сейчас туранийский бог войны, беспомощно лопоча что-то невнятное!

Зу. Поделом ему! Хорош бог войны!

Посол (становясь между своей супругой и Зу). Я, конечно, не знаю истории: у современного премьер-министра есть дела поважнее, чем корпеть над книгами. Однако…

Пожилой джентльмен (прерывая его, ободряюще). Вы творите историю, Амброз.