Конрад опять садится.

А партийные деятели, к несчастью, играют в этом мире не последнюю роль. Вот мы и начнем проверку с Джойса Берджа.

Конрад. Но как за это взяться? Говорить можно лишь с тем, кто умеет слушать, а Джойс Бердж начисто утратил эту способность — он слишком много говорил в своей жизни. Он никого не слушает даже в палате общин.

В комнату, запыхавшись, влетает Сэвви. Хэзлем, следующий за ней, робко останавливается у порога.

Сэвви (подбегая к Фрэнклину). К дому подкатила большая машина. Угадай, кто приехал.

Фрэнклин. Вероятно, мистер Джойс Бердж.

Сэвви (разочарованно). Видите, Билл, они уже знают… Почему ты не предупредил? Я же не одета.

Хэзлем. Не лучше ли мне уйти?

Конрад. Напротив, обязательно оставайтесь. Ты, Сэвви, тоже. Даст бог, когда вы начнете зевать, Джойс Бердж уразумеет намек.

Сэвви (Фрэнклину). Можно нам остаться?

Фрэнклин. Да, если вы обещаете вести себя прилично.

Сэвви (с кислой миной). Вот будет весело!

Горничная (входит и докладывает). Мистер Джойс Бердж.

Хэзлем торопливо отступает к камину. Горничная вводит гостя, закрывает за ним дверь и уходит.

Фрэнклин (оставив Сэвви и спеша навстречу гостю с той напускной сердечностью, которую только что осуждал). А, вот и вы! Счастлив видеть вас. (Обменивается с Берджем рукопожатием и представляет Сэвви.) Моя дочь.

Сэвви (не решаясь подойти). Очень мило, что вы нас навестили.

Джойс Бердж стоит и молчит, но всякий раз, когда ему представляют еще одного из присутствующих, изображает на лице улыбку и придает взору неотразимый блеск. Это упитанный мужчина лет пятидесяти, с высоким лбом, седой шевелюрой и короткой шеей, отчего волосы спускаются у него почти до воротника.

Фрэнклин. Мистер Хэзлем, наш приходский священник.

Бердж сияет, как церковное окно в лучах солнца. Хэзлем хватает ближайший стул, придвигает его к Берджу так, что он оказывается между табуретом и Конрадом, а сам устраивается на подоконнике в другом конце комнаты, где к нему присоединяется Сэвви. Они сидят бок о бок, упершись локтями в колени и подперев голову руками, и в продолжение всей последующей сцены являются для Берджа чем-то вроде галереи для публики в парламенте.

Фрэнклин. Не помню уж, знакомы ли вы с моим братом Конрадом. Он биолог.

Бердж (с неожиданным взрывом энергии сердечно пожимает Конраду руку). Отлично знаком, хотя лишь понаслышке. Как я жалею, что не занялся биологией! Меня всегда интересовали горные породы, пласты, вулканы и прочее. Это проливает такой свет на проблему возраста земли. (Убежденно.) Биология — царица наук.

Вот что такое биология, подлинная биология! (Садится.)

Братья Барнабас следуют его примеру: Фрэнклин опускается на табурет, Конрад — на один из чипендейловских стульев.

Ну-с, дорогой Барнабас, что вы скажете о нынешней ситуации? Не пора ли и нам начать действовать?

Фрэнклин. Действовать всегда пора.

Бердж. Метко сказано! Но как действовать? Вы — человек, пользующийся огромным влиянием. Мы знаем это. Мы всегда это знали. Хотим мы или не хотим, нам приходится учитывать вашу точку зрения. Мы…

Фрэнклин (решительно перебивая его). Я больше не вмешиваюсь в партийную политику.

Сэвви. Папа, не пытайся уверять, что ты не пользуешься влиянием. Целая куча народу смотрит на вещи твоими глазами.

Бердж (во весь рот улыбаясь ей). Вот именно. Позвольте же мне высказать наше мнение о вас. Не подобрать ли нам для вас какой-нибудь первоклассный округ, где вы могли бы баллотироваться на ближайших выборах? Такой, чтобы вам не пришлось выложить ни гроша. Например, в столице. Что вы скажете насчет Стрэнда^{151}?

Фрэнклин. Я не ребенок, дорогой Бердж. Стоит ли вам опустошать партийную кассу ради Стрэнда? Вы же заранее знаете, что не возьмете там верх.

Бердж. Мы — нет, но вы…

Фрэнклин. Полно! Полно!

Сэвви. Со Стрэндом ничего не выйдет, мистер Бердж. Я уже агитировала там за одного социалиста. Он сел в лужу.

Бердж. Сел в лужу?

Хэзлем (давясь от сдерживаемого смеха). Неподражаемо!

Сэвви. Вероятно, мне не следовало употреблять выражение «сел в лужу», говоря о достопочтенном члене парламента. Но ведь это же Стрэнд! Не суйтесь туда.

Фрэнклин. Извините мою дочь, Бердж, — у нее несколько необычные манеры. Но по существу я согласен с ней. Наши демократические государственные деятели действительно склонны считать избирателей круглыми невеждами и прирожденными дураками.

Бердж (с веселым смехом). Ах вы старый аристократ! Но поверьте, у народа здоровый инстинкт…

Конрад (прерывая его, резко). Почему же вы тогда не в правительстве, а в оппозиции?

Бердж (он начинает раздражаться, что его перебивают). Морально я отнюдь не в оппозиции. Правительство не представляет страну. Я был устранен из коалиционного кабинета, потому что тори составили заговор против меня. Народ хочет моего возвращения, но я не хочу возвращаться.

Фрэнклин (мягко, но укоризненно). Еще как хотите, дорогой Бердж!

Бердж (поворачиваясь к нему). Нисколько. Я хочу возделывать свой сад.^{152} Меня интересуют розы, а не политика. Во мне нет ни капли честолюбия. Политикой я занялся лишь потому, что на эту дорожку меня толкнула жена, будь она неладна. Но я жажду служить отечеству. Для чего мне иначе жизнь? Я хочу спасти страну от тори. Они не представляют народ. Человек, которого они посадили премьером, никогда не представлял народ. Вы это прекрасно знаете. Лорд Данрин^{153} — самый твердолобый из всех еще не вымерших старых тори. Что он может дать народу?

Фрэнклин (перебив Берджа, прежде чем тот успевает — а у него явно было такое намерение — ответить на свой вопрос). Отвечу вам. Он может дать ему раз навсегда установленные убеждения и принципы. Известно, что он считает правильным и что неправильным. Народ знает, чего ему ждать от лорда Данрина. А вот чего ждать от ваших сторонников — он не знает. И от вас — тоже.

Бердж (изумленно). И от меня?

Фрэнклин. Да. За что вы стоите? Что вы такое?

Бердж. Вы с ума сошли, Барнабас! Вы спрашиваете, что я такое?

Фрэнклин. Спрашиваю.

Бердж. Если не ошибаюсь, я — Джойс Бердж, которого достаточно хорошо знают и в Европе, и во всем мире как человека, вставшего — пусть незаслуженно, но все-таки не безуспешно — у кормила государственного корабля в дни самой грозной бури, которая когда-либо с силой землетрясения обрушивалась на землю наших предков.

Фрэнклин. Это я знаю. Мне известно, кто вы такой. Меня с силой землетрясения поражает другое. Вы занимали безгранично ответственный пост, но ни я, да и никто другой не знали, каковы ваши убеждения и принципы и есть ли они у вас вообще. Мы знали только, что ваш кабинет состоит в основном из людей, считающих вас охотником за теплым местечком, а вы, в свою очередь, считаете их врагами народа.