Сценарий с II Съездом Советов разыгрался примерно так, как планировали большевики. Правда, это был съезд только рабочих и солдатских депутатов — а они в аграрной России составляли меньшинство. Но Съезд был единственным «признанным» органом, способным придать перевороту видимость «законности». Вечером 25 октября, как только он открылся, Троцкий с ходу зачитал воззвание о низложении Временного правительства. Эсеры, меньшевики, бундовцы (а большевики имели лишь 300 мандатов из 670) возмутились, зашумели о заговоре и в знак протеста покинули Съезд. Что и требовалось большевикам. В зал набились солдаты, матросы и прочая публика, отирающаяся в Смольном. В таком составе дружно приняли резолюцию, что «Съезд берет власть в свои руки». На втором заседании, были приняты «Декрет о мире», «Декрет о земле», утвержден состав правительства, Совета Народных Комиссаров. Только утвержден. Выработали его на кулуарном заседании — так же, как формировали список правительства в Февральскую революцию. Председателем СНК стал Ленин. Наркомом иностранных дел — Троцкий. Кстати, предложил и лоббировал его кандидатуру не кто иной как Свердлов. В правительство также вошли Сталин, Рыков, Милютин, Шляпников, Антонов-Овсеенко, Крыленко, Дыбенко, Ногин, Луначарский, Скворцов-Степанов, Оппоков (Ломов), Теодорович, Авилов (Глебов), Юренев, Ларин.
И новая власть сразу же занялась… ну ясное дело, чисткой архивов. Огромное количество улик о связях с противником, собранных следствием после июльских событий, исчезло без следа. Не оставили в живых и следователей, занимавшихся этими делами. Тем не менее, один документ в архивах все-таки сохранился. Доклад уполномоченных Наркомата по иностранным делам от 16.11.1917 г.:
«Совершенно секретно. Председателю Совета Народных Комиссаров.
Согласно резолюции, принятой на совещании народных комиссаров тов. Ленина, Троцкого, Подвойского, Дыбенко и Володарского, мы произвели следующее:
1. В архиве министерства юстиции из дела об „измене“ тов. Ленина, Зиновьева, Козловского, Коллонтай и др. мы изъяли приказ германского имперского банка № 7433 от 2 марта 1917 г. с разрешением платить деньги тт. Ленину, Зиновьеву, Каменеву, Троцкому, Суменсон, Козловскому и др. за пропаганду мира в России.
2. Были пересмотрены все книги банка „Ниа“ в Стокгольме, заключающие счета тт. Ленина, Троцкого, Зиновьева и др., открытые по приказу германского имперского банка № 2754. Книги эти переданы Мюллеру, командированному из Берлина.
Уполномоченные народного комиссара по иностранным делам Е. Поливанов, Г. Залкинд».
Историк А. Г. Латышев, опубликовавший этот документ, отмечает, что упомянутые в нем номера приказов четко совпадают с теми, которые в 1918 г. были опубликованы в США комиссией Сиссона. И делает вывод — надо ж, мол, как лопухнулись большевики! Улики изъяли, а расписку в этом оставили, не уничтожили. Стоп-стоп-стоп… а так ли все просто? Залкинд был не каким-нибудь случайным комиссаром «от сохи», а весьма высокопоставленной персоной, главным доверенным лицом Троцкого в НКИД. И нужно ли было в таком докладе столь подробно разъяснять содержание изъятых документов, перечислять номера, фамилии, дополнительно «разжевывать», откуда командирован Мюллер? Не возникает ли впечатления, что сам доклад был составлен и «забыт» в архивах Совнаркома преднамеренно? Для представителей какого-то последующего правительства, если власть опять сменится. Для будущих историков. Еще раз навести их на «германский след». Только на германский.
Хотя с июля по ноябрь деньги для большевиков из Германии не поступали! Как уже отмечалось, канал через банк «Ниа» был провален контрразведкой. А запасной, через Моора-«Байера», Ленин заморозил, опасаясь окончательно скомпрометировать партию. И только 4.11.1917 г. Воровский направляет в Берн телеграмму на имя Моора:
«Выполните, пожалуйста, немедленно Ваше обещание. Основываясь на нем, мы связали себя обязательствами, потому что к нам предъявляются большие требования».
Моор тотчас доложил о телеграмме германскому посланнику в Швейцарии Ромбергу, и тот передал ее в Берлин, указывая:
«Байер дал мне знать, что это сообщение делает его поездку на север еще более необходимой»[184].
Эти документы также опубликованы А. Г. Латышевым, который интерпретирует их совершенно справедливо: избегая из осторожности связей с немцами, большевики где-то крупно задолжали. А в ноябре, когда власть уже была в их руках, надо было рассчитываться. Но где же они могли задолжать? У кого? Ясное дело, не в российских банках, которые без всяких проблем были экспроприированы. Кредиторы были такие, что перед ними приходилось связывать «себя обязательствами». Такие, что могли предъявить «большие требования». Кто? Ответ напрашивается. И подтверждает его справка Секретной службы Соединенных Штатов от 12 декабря 1918 г.:
«Варбург, Пол, Нью-Йорк Сити. Немец, гражданин Германии…, был награжден кайзером в 1912 г., был вице-президентом Федеральной Резервной Системы. В его руках находятся крупные суммы, выделяемые Германией для Ленина и Троцкого. Имеет брата, лидера системы шпионажа Германии».
Исследователи обратили внимание на дату — справка появилась (или была искусственно датирована) только в декабре 1918 г., когда война окончилась и связи Варбурга с Германией уже ничем ему не угрожали. А пока США находились в состоянии войны с немцами, гражданство вице-президента ФРС и его родство с «лидером системы шпионажа» почему-то никого не интересовали. Но составлен документ явно раньше. В декабре 1918 г. Германия никаких сумм для Ленина и Троцкого не выделяла, она уже рухнула. И вообще предположение о том, будто процветающие американские банкиры получали деньги для большевиков из разоренной Германии, выглядит явной натяжкой. Абы найти «приличное» объяснение факта и постараться не задеть этих банкиров. Нет, «крупные суммы» были, конечно же, не немецкими, а американскими.
А если Пол Варбург был вице-президентом Федеральной Резервной Системы, то в России действовал Уильям Бойс Томпсон, директор той же ФРС. И ясное дело, в миссии Красного Креста, которую он возглавлял и оплачивал, не зря состояли большевики Иловайский, Рейнштейн, бывший литагент Троцкого Гомберг, очень близкий ко Льву Давидовичу и Коллонтай Джон Рид. А после переворота Рейнштейн меняет «место работы», оказывается в аппарате Совнаркома. Там же появляется Сергей Зорин (Гомберг) — родной брат Александра Гомберга.
Ну а Рид в дни Октября становится «своим человеком» в Смольном, заводит дружеские связи со многими видными большевиками, днюет и ночует в штабе революции. Лучшего информатора, чтобы держать руку «на пульсе событий», трудно было придумать. На чьей стороне находились его симпатии, с кем персонально он был связан, вы без труда обнаружите, открыв книгу «10 дней, которые потрясли мир». О Ленине там мало. Ленину внимания почти не уделяется, он остается на втором плане. Восхваляется и превозносится лишь один лидер, Троцкий[185]. Рид не обошел стороной и любвеобильные объятия Коллонтай, несмотря на то, что в России и ним находилась жена, Луиза Брайант, куда более свеженькая и привлекательная, чем увядающая народная комиссарша. Очевидно, «близкие контакты» наводились не столько ради удовольствия, сколько ради пользы в его работе. Кстати, Рид вернется в США в июне 1918 г. И видный правительственный чиновник Сэндс доложит исполняющему обязанности госсекретаря Ф. Полку, что журналист «выразил желание предоставить в распоряжение нашего правительства свои заметки и информацию, полученные благодаря связи с Львом Троцким»[186]. Откуда мы еще раз видим, что Рид работал не только на журнал «Метрополитен» и Красный Крест.