Изменить стиль страницы

Однако обратим внимание: посол США Френсис в общем демарше дипломатов не участвовал. То есть сперва-то согласился, вместе с коллегами отрабатывал текст ноты. Но в последний момент идти к Керенскому отказался. Заявил, что не получил на это санкций своего правительства. В дальнейшем продолжалось то же самое, и Бьюкенен жаловался Ллойд Джорджу, что Френсис саботирует выработку «общей политики Запада в отношении кабинета Керенского». А британский военный атташе Нокс докладывал в Лондон, что чрезвычайно быстро растет влияние на Керенского со стороны Раймонда Робинса[176].

Произошел еще один из ряда вон выходящий случай. 1 октября Керенский направляет в Англию к Ллойд-Джорджу своего личного посланца. Которым становится… Соммерсет Моэм! Во какое доверие сумел завоевать всего лишь за месяц агент Вайсмана (а значит, и американского серого кардинала Хауса). Через него министр-председатель передает британскому премьеру конфиденциальную просьбу отозвать Бьюкенена! Передает и еще более важную информацию. Что Россия больше воевать не может, и поэтому предлагает заключить мир «без аннексий и контрибуций». Миссии Моэма придается такое значение, что Керенский выделяет в его распоряжение русский эсминец! Побыстрее, дорожа каждым часом, доставить англичанина на другой берег Балтики. И наши моряки постарались. Уж наверное, им внушили, насколько важную задачу выполняют они для России. Рискуя подорваться на минах, рискуя напороться на немецкие корабли и подлодки, они провели эсминец к скандинавским берегам и благополучно доставили Моэма в Осло. Но только их мастерство и самоотверженность оказались напрасными. У Моэма было и другое начальство. Которое, судя по всему, приказало ему не вмешиваться в это дело. И он надолго остановился в Норвегии. А в Англию прибыл лишь 18 ноября, когда послание Керенского утратило всякий смысл.

Подготовка большевиков к захвату власти проходила уверенно и без помех. У них в общем-то и сил было еще мало. Но осенью, в отличие от июля, они действовали по четкому плану. Свердлов одной лишь расстановкой «нужных» кадров в ключевые точки сперва добился контроля над партийными организациями, потом над основными Советами — только над основными, все Советы большевики подмять под себя еще не могли. И переворот был спланирован грамотно. Тоже — занять ключевые точки в столице, и этого будет достаточно. Могли бы провернуть операцию и раньше, но ждали намеченного на 25 октября (7 ноября) II Съезда Советов рабочих и солдатских депутатов. Чтобы разыграть тот же сценарий, который предполагался в июне. Передать власть Съезду, а он «узаконит» переворот, от его лица будет создано новое правительство.

В октябре в Петроград вернулся Ленин. ЦК принял курс на вооруженное восстание и сформировал Военно-Революционный комитет. Существование этого органа ничуть не скрывалось, просто объясняли, что он создан для защиты от «корниловцев», якобы готовящих путч. А для руководства ВРК был образован Военно-революционный центр во главе с Троцким. Хотя Ленин не преминул сразу же щелкнуть Льва Давидовича по носу, показать, «кто в доме хозяин». Троцкий планировал восстание на 26 октября — но Владимир Ильич, не особо выбирая выражения, назвал это «полным идиотизмом» или «полной изменой». Указал, что 26-го Съезд сорганизуется. То есть, может повториться июньская история. Вдруг возьмет, да и проголосует против. «Мы должны действовать 25 октября — в день открытия съезда, так, чтобы сказать ему — вот власть…» Поставить перед фактом.

О том, что готовится выступление, знали все кому не лень. Еще 18 октября Каменев и Зиновьев опубликовали в газете «Новая жизнь» заявление, что они, дескать, не согласны с курсом ЦК на вооруженное восстание. Тем самым огласив этот курс. Но и Троцкий открыто заявлял на заседании Петроградского Совета:

«Нам говорят, что мы готовимся захватить власть. В этом вопросе мы не делаем тайны. Власть должна быть взята не путем заговора, а путем дружной демонстрации сил»[177].

С 19 октября газета «Рабочий путь» начала печатать «Письмо к товарищам» Ленина, где он прямо призывал к восстанию. Любое правительство успело бы подготовиться к отпору…

Но правительства Керенского не просто бездействовало. Оно, будто нарочно, еще и всячески усугубляло свое положение. Точно так же, как перед Февральской революцией на пост командующего Северного фронта, самого близкого к столице, был назначен заговорщик Рузский, так и теперь начальником штаба этого фронта оказался М. Д. Бонч-Бруевич. Брат видного большевика, соратника Ленина. А в октябре правительство издало приказ об отправке на фронт Петроградского гарнизона. Но 200 тыс. солдат, которые весь 1917 г. безбедно околачивались в тылу, лезть в окопы, под пули и в осеннюю грязь, совершенно не желали. На митингах и заседаниях полковых комитетов приказ признали «контрреволюционным», и гарнизон заявил, что «выходит из подчинения Временному правительству».

Британский атташе Нокс доносил своему правительству, что очередные чрезвычайно опасные идеи внушает Керенскому заместитель руководителя миссии Американского Красного Креста Раймонд Робинс. Суть идей — «выбить почву из-под ног Ленина, перехватить лозунг „Мир, земля, хлеб“». В частности, разделить землю между крестьянами. Нокс от таких советов Робинса был в ужасе, писал в Форин-офис:

«Если сегодня будут перераспределять земельные владения в России, завтра то же самое начнется в Англии»[178]

Однако Керенский безоговорочно слушался американского «друга». В октябре правительство приняло закон, которым «временно», до решения Учредительного Собрания, вся земля отдавалась крестьянам. Это привело к новой волне анархии в деревне и дезертирства из армии — землю делить.

Но к числу козырей, на которых играл Ленин, относилась не только земля, а еще и мир. И в данном отношении Временное правительство также принялось «выбивать почву». Приняло закон о мире, коим предусматривалось начать «энергичную мирную политику». В ноябре в Париже должна была состояться очередная межсоюзническая конференция Антанты. 12 (25) октября было решено, что Россию на ней будут представлять Терещенко и Скобелев. Был выработан и пакет предложений, который внесет делегация.

Когда его представили западным союзникам, у них аж глаза на лоб полезли! Предлагались «мир без аннексий и контрибуций», «отмена тайной дипломатии», равные экономические возможности для всех наций. При этом французы с удивлением вдруг узнали, что «будущее Эльзаса и Лотарингии должен решить плебисцит» — хотя Франция считала их своими территориями, отнятыми Германией в ходе прошлой войны. Англичане с недоумением обнаружили, что Германии предлагается оставить все колонии. И были уж совсем возмущены требованием «нейтрализации Суэцкого канала» — ключевой точки, обеспечивавшей связь Британии с Индией и другими колониями. Точно так же для США предлагалась «нейтрализация Панамского канала». А Бельгия должна была получить компенсацию не за счет Германии, превратившей ее города в руины, а за счет «международного фонда» (читай — англичан, французов, американцев).

Оскорблены были все! Восприняли, как плевок в физиономию. И Запад сделал именно то, что вполне мог сделать еще в марте… Он усомнился в прерогативах Временного правительства! Наконец-то задал вопрос, имеет ли оно право «легитимно представлять нацию». А стало быть, какой смысл обсуждать с ним политические вопросы и выслушивать его предложения? Бальфур вызвал на ковер российского посла в Лондоне Набокова и открытым текстом заявил:

«Не следует создавать прецедент для ведения переговоров, когда исключительные прерогативы получают фактически частные лица»[179].

Таким образом, накануне переворота Временное правительство само лишило себя главной опоры — поддержки западных держав. Дало повод иностранным политикам окончательно отвернуться от себя. И перечеркнуло все симпатии к себе со стороны западной общественности! Сделало так, что никто его добром не вспомнит, и никто не пожалеет о его падении. Кто надавал столь пагубных советов в «энергичной мирной политике»? Уверенно можно ответить — тот же, кто убеждал перехватить у Ленина лозунг «Мир, земля, хлеб» и раздавать землю крестьянам. Робинс. Дополнительным доказательством служит то, что пункты о равных экономических возможностях и отмене тайной дипломатии были чисто американскими. Как раз в это время, осенью 1917 г. Хаус обсуждал те же самые идеи с Вильсоном[180].

вернуться

176

Уткин А. И. Первая мировая война. М., Алгоритм, 2001.

вернуться

177

Рид Дж. 10 дней, которые потрясли мир. М., Госполитиздат, 1958.

вернуться

178

Уткин А. И. Первая мировая война. М., Алгоритм, 2001.

вернуться

179

Уткин А. И. Первая мировая война. М., Алгоритм, 2001.

вернуться

180

Архив полковника Хауза, с предисл. А. И. Уткина, М., АСТ