Весть о случившемся дошла до Морито. Что это значит? Ведь он убил Саэмона, а все говорят о Тэннё. Неужели такова небесная кара? Нет, он не мог и представить, что убил Тэннё. Он посмотрел на голову, сомнений не было, это была голова Тэннё. Как он мог позволить Тэннё обмануть себя! Морито хотел тут же вспороть себе живот, но тут ему в голову пришла мысль о муже Тэннё Саэмоне: что сейчас происходит у того в душе.

Морито решил умереть, но так, чтобы его убил Саэмон собственной рукой. Морито взял голову Тэннё и отправился к Саэмону.

— Господин Саэмон, выслушайте меня спокойно. Это я убил Тэннё, своими руками. Как это вышло... Недавно, во время молебна на мосту Нанива, я лишь мельком увидел Тэннё и влюбился. Потом мне удалось с ней поговорить. Я сказал: “Раздели со мной изголовье один раз, а если не согласишься, ты станешь причиной моей смерти. Пусть жизнью следует дорожить, я умру прямо здесь”. А Тэннё ответила: “Если я вам отдамся, я нарушу супружескую верность, а если отвечу "нет", то стану причиной людской злобы и смерти, ведь вы сказали, что тут же умрете. Не знаю, что мне делать. У меня есть муж, как я могу принадлежать вам? Вот если вы убьете моего мужа Саэмона, то тогда мы сможем дать друг другу клятву супругов”. И я поверил ей. Я считал, что убиваю вас. Как ужасно, что я позволил ей обмануть себя! Скорее отрубите мне голову, а когда будете служить заупокойную службу по Тэннё, пусть погаснет в вас пламя ненависти ко мне, которое сейчас горит в вашей груди!

Морито наклонил голову и ждал удара. Саэмон в страшном гневе был уже готов снести ему голову, но, уже замахнувшись, передумал.

— Господин Морито, даже если я отрублю вам голову, Тэннё все равно не вернется ко мне, ведь она уже ушла к Желтому источнику. И кто, если не мы станем молиться о ее будущей жизни, кто ее спасет?!

Обнаженным мечом Саэмон срезал пучок волос со своей головы, переоделся в черную монашескую рясу и стал молиться о Тэннё. Морито тоже срезал пучок своих волос, сказал, что станет молиться о просветлении Тэннё и тоже стал монахом. Морито было тогда девятнадцать лет, Саэмону — двадцать, он взял имя Монсё. Морито стал зваться Монкаку, и позже стал знаменитым монахом.¹

Ну, разве не любовь с первого взгляда здесь причина всего?

Нами выслушал.

— Что ж, ты и вправду привел хорошие примеры, но то была любовь, когда известно, кто женщина, где живет. А твоя любовь? Ты ведь даже не знаешь, кто она. И где живет, тоже не знаешь. Может, та женщина просто заблудилась, и случайно оказалась на мосту Годзё. Искать женщину, которую мельком видел через приподнявшуюся штору, все равно, что кинжалом колоть воздух. Пустота! Ничто! Вот какова твоя любовь.

На эти слова Нами Гэндзи-обезьяна ответил:

— Я расспросил у людей, и узнал, что красавицу зовут Кэйга, она из квартала к востоку от Годзё.

— Известнейшая в столице куртизанка! — воскликнул Нами. — Когда заходит солнце, эта женщина сверкает как пламя, поэтому ее зовут Кэйга — Огонек-светлячок. Кэйга и пишется двумя иероглифами “светлячок” и “огонь”. Ты еще мог бы как-нибудь добиться этой женщины, если бы она была дочерью придворного или даже принца крови. Но признанная куртизанка! Да она ни к кому не пойдет, только к даймё, или к знатному самураю. А ты здесь всем известен как торговец сельдью. Как же тебе помочь? Придется тебе изобразить из себя даймё!

Гэндзи-обезьяна почтительно поклонился.

— Я и сам так думал.

— Выдать тебя за кого-нибудь из даймё ближайших провинций будет трудновато. Буэй, Хосокава, Хатакэяма, Иссики, Акамацу, Токи, Сасаки, — все они слишком хорошо известны. А вот господин судья Уцуномия... Он до сих пор еще не приезжал в столицу, и я слышал, что должен в скором времени прибыть. Это твой шанс. Попробуем выдать тебя за Уцуномия!

— Согласен с вами, — сказал Гэндзи-обезьяна. — Кстати, среди слуг господина Уцуномия у меня есть родственник, так что я смогу узнать привычки этого господина.

— Что ж, решено, — сказал Нами. — Теперь вот что, такой даймё как Уцуномия, он ведь настоящий господин, он не может приехать без множества людей, всяких там пажей, мальчиков, слуг, старших слуг.

— Не беспокойтесь об этом. У нас в гильдии торговцев сельдью человек двести-триста. Я их всех созову и попрошу изобразить из себя и моих самураев, и слуг. А мой сосед, он с востока, по имени Рокудзаэмон, настоящий красавец, он будет главным вассалом.

— Отлично! — решил Нами.

Прежде всего Гэндзи-обезьяна пошел на Пятую улицу и рассказал там, что слышал, будто господин Уцуномия едет в столицу, что он уже совсем недалеко — остановился в горах Кагамимори в Оми.

Слух о приезде Уцуномия, крупного даймё, тут же распространился. Столичные куртизанки считали, что, несомненно, он их посетит, поэтому украшали свои гостиные и с нетерпением ждали. Прошло дня два-три. Гэндзи-обезьяна рассказал на Пятой улице, что будто бы господин Уцуномия уже прибыл в столицу и утром уже был принят сёгуном. И этот слух тоже быстро разлетелся.

Нами отправился в дом, где работала Кэйга. Хозяин вышел его встретить.

— Что вас привело? Вы ведь здесь редкий гость. Что вам угодно? Может, вы просто заблудились?

Тут высыпали с десяток молодых девушек, предлагая чарки с вином. Хозяин спросил:

— Не знаете, правда ли, ходят слухи, будто господин Уцуномия в столице. Так это?

— Как раз поэтому я здесь. Мы с ним встречались в Канто, и он, конечно, будет моим гостем. Это совершенно точно, что он приезжает в столицу. Его приезд — неофициальный, ему нужно будет пристанище, вот я и хочу пригласить его к вам, сюда. Вы все приготовьте, украсьте гостиную, выставьте разные угощения, он ведь большой военачальник, с ним будут слуги, молодые самураи, оруженосцы, вообще вассалы. Соорудите для них временные постройки. Да получше готовьте угощения, будет много гостей, и всем захочется развлечься. Хозяин ответил:

— Конечно, конечно, все сделаю. Осмелюсь спросить вас, господин Нами, кого из женщин пожелаете пригласить. Посмотрите всех и выберите, пожалуйста.

Вышли примерно тридцать женщин. Нами взглянул на них, каждая — красавица. Он выбрал десятерых. В этот момент у ворот показался всадник лет двадцати двух-двадцати трех, он сидел верхом на лошади золотистой масти, в лакированном седле с рисунком, покрытом золотым порошком, в руке он держал лук некрашеного дерева, из колчана на поясе вытаскивал стрелы, собираясь подстрелить собак у забора. Всадник повернул лошадь и тут Нами воскликнул:

— Боже, это же господин Уцуномия!

Все выбежали посмотреть. Тот самый Уцуномия! Нами заговорил:

— Как же это! Как же это! Хозяин, не обижайтесь, позвольте мне самому встретить его, — с этими словами он взял стремя и мнимый Уцуномия, дрожа от страха, слез с лошади.

— Помните, мы с вами говорили, хотели обсудить мой неофициальный визит. Но тут дела... Меня неожиданно пригласил сёгун. Я так хотел с вами встретиться, но пару дней назад, я должен был быть у сёгуна. Я прошу прощения, что еще не был у вас. Я непременно навещу вас дома.

Уцуномия хотел снова забраться на лошадь, но тут появилась Кэйга, Усугумо, Харусамэ и еще с десяток куртизанок:

— Что вы, это невозможно! Только появились и тут же собираетесь нас оставить!

Они вцепились в рукава Уцуномии и потащили его в дом. Делая вид, что сопротивляется, Уцуномия вошел в гостиную. Только сейчас Уцуномия понял, как стыдно то, что он сейчас делает, он не ожидал ничего подобного. Как бы ему хотелось сейчас оказаться на месте какого-нибудь торговца сельдью на улице столицы! Ему было даже страшно представить, что еще могло быть у Нами на уме.

Хозяин внимательно наблюдал за Уцуномией, и решил, что хотя тот был самураем из далёкой провинции, но все же он хорошо сложен, и вполне походит на столичного жителя. Хозяин поставил черную лаковую чарку на лаковый, покрытый золотой пылью поднос.

— Господин Уцуномия, выпейте чарку. А если желаете какую-нибудь из девушек — передайте чарку ей.