Грейс заслужила передышку. Павильонные съемки фильма «Поймать вора» закончились в Голливуде буйной попойкой 13 августа 1954 года. Это был день рождения Хичкока — событие, в честь которого, согласно давней традиции, вся съемочная группа должна была преподнести мэтру шампанское и гигантский праздничный торт. Режиссер, как всегда, делал вид, что слегка удивлен этим проявлением всеобщего обожания.

В 1954 году традиционный сюрприз содержал в себе неожиданную изюминку.

— Леди и джентльмены, — объявил хорошо поставленным голосом, четко выговаривая каждый звук, секретарь Хичкока — англичанин по происхождению. — Не соизволите ли вы все пройти в другую комнату, чтобы вкусить краешек плоти мистера Хичкока?

Грейс провела осень в Нью-Йорке, постоянно видясь с Олегом Кассини, а затем направилась в Филадельфию, чтобы сыграть там хорошо знакомую ей роль послушной, хотя и в меру изворотливой дочери. Как заметила Джуди Кантер, в некотором смысле, эта благовоспитанная барышня пятидесятых годов «никогда не покидала родительского гнездышка». Это были те самые месяцы, когда Грейс сначала уцепилась за идею беременности или тайного бракосочетания, а затем была вынуждена ее оставить. Она, как никто другой, была способна доказать свою зрелость и независимость, когда речь шла о контрактах с МГМ, однако, когда дело касалось родителей, эти два твердых орешка оказывались ей явно не по зубам.

Грейс решила переехать из унылой коробки «Манхэттен-Хаус» в собственную элегантную квартирку с высокими потолками, которая находилась на Пятой авеню — как раз напротив музея «Метрополитэн». Ма Келли предложила дочери свою помощь в обустройстве квартиры, но Грейс вежливо отказалась. Она воспользовалась услугами Джорджа Стейси, модного Нью-Йоркского декоратора, который специализировался на французском стиле «под старину», ведь под влиянием Клода Филиппа и Олега Кассини Грейс выработала у себя вкус к утонченным вещам. Выцветшие шелковые коврики, лакированная мебель в стиле Людовика XV, специально обработанные для придания им старинного вида шторы — все это словно наполняло комнату легкой туманной дымкой. Словом, благодаря трудам Джорджа Стейси роскошь и изысканность мирно сосуществовали друг с другом. При входе в квартиру у вас возникало чувство, будто ее хозяйка всю свою жизнь провела на Пятой авеню. Новое жилище Грейс по своему великолепию было воплощением духа Келли. Однако по мере взлета ее карьеры его стиль и утонченность все больше отражали индивидуальный вклад Грейс в семейную копилку.

Накануне Рождества 1954 года мир за пределами Голливуда получил возможность увидеть Грейс в «Деревенской девчонке». 16 декабря, десять месяцев спустя после окончания съемок, картина вышла на экраны Нью-Йорка. Критики тотчас принялись в один голос выражать свое одобрение. «Настолько близко к безукоризненности театрального спектакля, — писал журнал «Хью», — насколько вообще возможно в наше время увидеть это на экране». Бинг Кросби удостоился особой похвалы за то, как ему удалось сыграть безвольного Фрэнка Элджина, однако совершенно неожиданные для всех мощь и трагизм, продемонстрированные Грейс в главной роли, также не остались незамеченными. «Келли расширила свой диапазон до самого дна унылой, отупляющей безысходности, — писал Арчер Уинстен в «Нью-Йорк Пост». — Так сыграть могла только поистине великая актриса». В «Нью-Йорк Таймс» Босли Кроутер охарактеризовал игру Грейс как «полную напряжения», «проникновенную». Критик писал, что именно Грейс внесла своей игрой главный вклад в этот «трогательный, проникновенный фильм… одну из самых сильных и выразительных картин года». Фильм успел вовремя выйти в прокат, чтобы иметь право претендовать весной следующего года на «Оскара». В январе 1955 нью-йоркский «Кружок театральных критиков» удостоил Грейс награды как лучшую актрису 1954 года.

К этому времени вряд ли бы нашелся хоть один журнал, который бы не поместил портрет Грейс на обложке и не сочинил о ней статьи, хотя подчас журналистам было чертовски трудно собрать для этого свежий материал. Грейс запретила пресс-службе МГМ разглашать какие-либо подробности, а сама, как правило, отклоняла те вопросы, которые, по ее мнению, «носили слишком личный характер». Вопрос: «Что вы надеваете в постель?» — стоял первым в этом черном списке (Мэрилин Монро дала на него неподражаемый ответ: «Шанель № 5»). «Добиваться от Грейс Келли рассказа о забавном случае из личной жизни, — жаловался один журналист, — это все равно, что пытаться отколупнуть зубочисткой кусок гранита». «Забавный случай из жизни Грейс Келли? — весело вторил ему другой, оставшийся неизвестным собрат по перу. — Не думаю, чтобы Грейс Келли вообще позволила таковому произойти». Однако скрытность Грейс вскоре сама по себе превратилась в историю, и этот факт только пошел на пользу ее утонченному, рафинированному образу. «Есть вещи, которые надо держать при себе, — говорила она, — а иначе ваша жизнь превратится в журнальные выдумки». Грейс была далека от того, чтобы, подобно Марлен Дитрих или Грете Гарбо, самолюбования ради создавать вокруг себя ауру загадочности. Нет, ее принципы были созвучны духу нового времени и основывались на здравомыслии, поэтому, если журналист не ленился приложить усилие, Грейс, как правило, охотно откликалась и шла ему навстречу. Отвечая на вопросы Хедды Хоппер, Грейс, несомненно, разговорилась:

— У меня панический страх перед телефонами, и я, по возможности, стараюсь избегать их. Будучи маленькой девочкой, я обычно спасалась бегством, чтобы только не поднимать трубку.

— У вас есть какие-нибудь странности?

— Терпеть не могу водить машину. Водитель из меня аховый. Наверно, именно поэтому я не люблю сидеть за рулем.

— Почему вы не пьете во время работы?

— Обычно я очень быстро набираю вес, поэтому воздерживаюсь от вина на протяжении всей недели.

— Как, по-вашему, может ли актер стать хорошим мужем?

— Нет. Но, с другой стороны, как мне кажется, любой мужчина, а не только актер, вряд ли способен стать хорошим мужем.

— Вы бы решились оставить карьеру ради создания семьи?

— Не знаю. Мне бы хотелось сниматься и дальше. Так что придется подождать и со временем сделать выбор.

Журнал «Тайм» расщедрился на высшую похвалу. «Грейс Келли. Кавалеры предпочитают дам», — гласил заголовок через всю обложку номера за 31 января 1955 года под роскошной фотографией актрисы. Журнал весьма проницательно подметил черты, составляющие «изюминку» ее привлекательности: «Она зажигает в вас вполне оправданную страсть», — а кроме того, исправил распространенное заблуждение о ее происхождении из богатой филадельфийской семьи: «Она не из простых, но и не дебютантка». Эта статья превозносила Грейс едва ли не до небес. И только у семейства Келли не нашлось для дочери доброго слова. «Мы надеялись, что она в конце концов бросит эту затею», — высказалась Ма Келли об актерской карьере дочери. «Эти киношники, — вторил ей отец, — пустые прожигатели жизни». «Скажу честно, я не одобряю тех хлюпиков, с которыми она там якшается, — заметил Келл, имея в виду, разумеется, Олега Кассини. — Уж лучше бы ей познакомиться с кем-то более спортивным. Но она совершенно не прислушивается к моему мнению».

Келл сам не ведал, что попал в самую точку. Грейс больше не желала слышать о том, как это бывало в прежние времена, что она-де одна из Келли и этим все сказано. Живя самостоятельно, будучи хозяйкой собственной судьбы, Грейс могла позволить себе не обращать внимания на злопыхательные выпады с Генри-авеню, ведь ей предстояли куда более серьезные битвы. «На прошлой неделе, — сообщал «Тайм», — эмгеэмовский босс Дор Шэри вызвал Грейс в Голливуд, чтобы предложить ей новую роль. После двухдневных переговоров Грейс все еще не приняла окончательного решения. Она подождет, спокойно заявила актриса, пока ей не предоставят целиком весь сценарий».

Прошло около полугода с тех пор, как она снялась в последнем фильме, и терпение ее работодателей стало постепенно иссякать. Дор Шэри совсем недавно занял в МГМ кресло заведующего постановочной частью, сменив на этом посту знаменитого Луиса Майера. Продюсеры постоянно приходили к нему с новыми идеями, которые, по их мнению, прекрасно подходили для Грейс, и Шэри оказался в глупейшем положении, так как у него никак не получалось заручиться согласием самого дорогого сокровища студии. Ситуация особенно обострилась, когда встал вопрос об очередной выдаче Грейс «напрокат» студии-конкуренту. В начале 1955 года в Голливуде только и говорили о новом проекте студии «Уорнер Бразерс» — фильме под названием «Гигант». Предполагалось, что режиссером картины будет Роджер Стивенс, а главную роль в ней сыграет Джейм Дин. МГМ уже дало согласие «отпустить» сниматься в роли главной героини Элизабет Тейлор. Однако актриса еще только приходила в себя после кесарева сечения (именно так появился на свет ее второй сын), и поэтому до конца не было ясно, поправится ли она к началу съемок, к которым предполагалось приступить в апреле. Грейс, по мнению Джорджа Стивенса, была бы лучшей заменой, да и самой актрисе хотелось бы сыграть эту роль. «Вполне уместно предположить, — размышлял Сидни Скольски в своей колонке от 28 февраля 1955 года, — что Грейс Келли специально тянет с ответом МГМ, потому что надеется, что ей разрешат сниматься у Джорджа Стивенса в «Гиганте». Луэлла Парсонс задала этот вопрос в лоб Дору Шэри и тотчас нарвалась на резкую отповедь. «Мы не собираемся отдавать мисс Келли для съемок «Гиганта» и любой другой картины, — твердо заявил заведующий постановочной частью. — Вскоре мисс Келли возобновит свое сотрудничество с киностудией. Мы уже дали согласие на участие в фильме Элизабет Тейлор, и этим все сказано. По нашему мнению, мисс Келли кое-чем нам весьма обязана. Ведь именно мы дали ей шанс… Все новые предложения стали поступать к ней только после «Могамбо». Она подписала контракт, а снялась у нас всего в двух картинах».