Судьба свела Данна с Грейс Келли в самый упоительный момент ее карьеры — на пороге успеха, что подчас бывает гораздо более волнующим, чём сам успех. 1955 год подходил к концу, и Грейс жила предвкушением значительных перемен в своей жизни. Однако Голливуд вскоре пронюхал о ее секрете. Счастливчики, которым удалось посмотреть черновую копию «Окна во двор», быстро сообразили, что здесь пахнет большими деньгами и громким успехом.
«Помяните мое слово, — пророчествовал в своей авторской колонке Билли Уилкинсон, владелец и редактор «Голливудского репортера», — скоро это симпатичная девчонка побьет все кассовые рекорды».
К концу 1953 года в редакции «Лайф» начал готовить большую статью о юной белокурой находке Хичкока. Когда же весной следующего года статья вышла в свет, обложку журнала украшала фотография Грейс, в самой же статье высказывалось предположение, что 1954-й станет «годом Грейс».
Грейс это внимание было весьма приятно, а кроме того, вдохновляюще действовало на ее окружение. Когда Джуди Кантер, жена агента актрисы Джея Кантора, сопровождала ее в Филадельфию на специальный сеанс фильма «Наберите номер убийцы», Грейс уже без умолку трещала о своих новых планах. Однако, когда Джуди попыталась найти отклик своему энтузиазму на Генри-авеню, она натолкнулась на странную реакцию. Все три симпатичные сестрицы сидели рядком на диване, о чем-то беседуя и обмениваясь шутками. Неожиданно Пегги сказала нечто такое, отчего Грейс разразилась хохотом.
— Ну Бабб, молодчина! — воскликнул Джек Келли, обращаясь к Джуди Кантер. Было заметно, что он гордится старшей дочерью.
— А разве не молодчина Грейс? Каких успехов она достигла! — отвечала Джуди, зная, что ее супруг имел разговор с отцом Грейс относительно новых соблазнительных предложений, что последовали в огромном количестве.
Улыбки на лице Джека Келли как не бывало.
— Ума не приложу, с чего это ей захотелось в актрисы, — пожал он плечами. — Никогда не понимал, что в этом хорошего… Я сказал ей, что она может ехать в Нью-Йорк, коль ей того хочется, потому что считал, что другое она вряд ли потянет… Она ведь даже не училась в колледже… Да ладно… — вздохнул он, словно ставя точку на разговоре. — Я рад, что она неплохо зарабатывает.
Когда Келли Младший выиграл регату в Англии, его успех отмечался традиционным парадом но улицам Филадельфии. Когда же дочь Джека Келли удостоилась чести сняться для обложки «Лайф», то дома только пожали плечами, что было едва ли лучше открытой насмешки. Позднее Джек Келли утверждал, что делал это исключительно ради самой Грейс: он-де старался уберечь ее от опьянения успехом, опасаясь, как бы изменчивая голливудская фортуна не вскружила ей голову.
Однако в его замечаниях, сделанных в присутствии Джуди Кантер, сквозила некая озлобленность. Казалось, будто Джек завидует дочери, будто в глубине души он никак не может простить ей того, что она осмелилась доказать, что способна прекрасно устроиться в жизни и без его опеки.
Возможно, этому можно было не придавать особого значения, если бы так оно и было в действительности, если бы Грейс была способна поступать по зову души, чтобы оставить за собой сияющий след. И хотя она была очарована дерзким вызовом сэлинджеровского Холдена Колфилда, героя книги «Над пропастью во ржи», но для нее он остался не более чем книжным героем. Вряд ли она были способна примерить подобное отношение к жизни к себе самой. Грейс принадлежала к тому поколению, которое впервые ввело в моду упреки родителям за жизненные промахи детей. Однако Грейс даже не помышляла о том, чтобы восстать против семьи или хотя бы повернуться и пойти куда вздумается. Нет, ей хотелось остаться дочерью собственных родителей.
Вот почему в тот момент, когда Грейс начала пожинать плоды собственных успехов, ее стали терзать противоречия. Взрослая половина ее «я» знала, как лучше всего насладиться годами славы, всеобщим признанием, обожанием, властью и удовольствиями.
«Насколько я мог видеть, ей нравилось чувствовать себя звездой», — отозвался Джон Форман об этой половине натуры Грейс.
Однако вторая ее половина — все та же робкая, неуверенная в себе дочь, чей взор постоянно устремлен снизу вверх на отца в надежде удостоиться его одобрения, девчушка, то и дело мечущаяся между различными уловками, чтобы только добиться столь нужного ей душевного комфорта: то она предстает перед нами маленькой неприкаянной девочкой, то инженю, то женщиной, которая не мыслит себя без любви и поддержки более старшего по возрасту мужчины.
Основополагающей чертой характера Грейс, помогавшей ей достичь успехов, была неутолимая жажда признания, которая и осталась ее талисманом. Грейс Келли-кинозвезда, по сути дела, была все тем же подобием паттоновского танка, который неуклонно прокладывал себе дорогу вперед. Ее внутренний взгляд был неподвижно сосредоточен на главной цели, пусть даже ее личное восприятие бывало подчас расплывчатым и незрелым. И то, как инстинкт подсказывал ей, с кем из голливудских знаменитостей сотрудничать, как нельзя лучше отражает железную хватку взрослой половины ее «я». Когда Грейс закончила сниматься у Хичкока в «Окне во двор», она переключилась на сотрудничество с режиссером, чье имя в начале пятидесятых вызывало не меньшее уважение.
Тандем Уильям Перлберг и Джордж Ситон удостоились нескольких «Оскаров» за такие ставшие классикой картины, как «Чудо на Тридцать четвертой улице» и «Песня Бернадетты». В конце 1953 года оба мэтра работали над фильмом «Мосты у Токо-Ри», основанном на документальной повести Джеймса Миченера о корейской войне. Грейс должна была сыграть в нем жену морского офицера, которой удается правдами и неправдами добиться свидания с мужем накануне боевой операции, ставшей для него последней. Мужа героини Грейс играл Уильям Холден.
Уильям Холден в свои тридцать пять лет был самым молодым из голливудских партнеров Грейс, а также самым большим любителем приударить за ней. Он не зря получил прозвище Золотой Парень — по названию картины, после которой в 1939 году он в один день сделался знаменитым. Холден обладал дерзостью донжуана, который редко встречает отпор своим домогательствам. Примечательно, что чем старше он становился, тем привлекательнее, тем более зрелой и прочувствованной делалась его игра. Когда в начале пятидесятых карьера Холдена как сердцееда покатилась под уклон, Билл Уайлдер снял его в таких картинах, как «Бульвар Сан-Сет» и «Шталаг-17», принесших ему «Оскара», и Холден вновь продолжил свое триумфальное шествие по экранам, еще больше прославившись такими своими работами, как «Дикая компашка» и «Сеть».
Уильяму Холдену было суждено умереть нищим, опустившимся алкоголиком. Он, в буквальном смысле слова, сам вырыл себе могилу, когда, напившись до бесчувствия, в возрасте шестидесяти трех лет упал и раскроил себе череп. Однако поначалу, в то время когда он снимался с Грейс в «Мостах у Токо-Ри», его увлечение спиртным не бросалось в глаза. Как актер он был способен заражать окружающих тем же азартом и одержимостью, что и Джин Лайонз. Энергетика его актерской игры, в некотором роде, являлась попыткой изгнать из себя завладевших им демонов. Что касается данного фильма, то Холден вместе с Грейс сумел превратить банальную схему — прощание супругов накануне боевых действий — в непосредственную и трогательную историю. «Токо-Ри» стал для Грейс первым фильмом, в котором она появилась в купальном костюме, и единственным, в котором актриса снялась в постели с мужчиной. Правда, супружеская пара была целомудренно облачена в пижамы, а строгие заповеди голливудского кодекса исключали какие-то ни было прикосновения. Этот эпизод представлял собой разговор супругов, находящихся по разные стороны постели. Однако, по меркам пятидесятых годов, сцена получилась довольно интимной и даже слегка шокирующей.
Роман актеров после съемок стал прямым продолжением их отношений по сценарию. Как выразилась по этому поводу Лизанна, «если симпатичная девушка и привлекательный мужчина вынуждены играть весь день мужа и жену, у них наверняка должны возникнуть проблемы с перевоплощением обратно в посторонних людей».