— Теперь я понимаю, Эрни, как тебе надоело валяться здесь. Понимаю, как тебе хочется восстановить память. И все же учти — доктор Филдс желает тебе только добра.

Она кивнула, безвольно опустила голову, пряди волос упали на лицо.

— Я хочу, чтобы ты мне обещала, что не выкинешь какой-нибудь сумасшедший фортель. — Он снова встал перед ней. — Обещай, что будешь выполнять все рекомендации доктора.

Он требовал от нее послушания. Его взгляд ясно говорил, что он добьется своего. Глаза у него были похожи на блестящую полированную сталь, рот сложился в твердую линию. Лицо выражало такую непреклонность, что внутри у нее все сжалось. Если бы он заметил, что она хотя бы мысленно сопротивляется, он с еще большей настойчивостью продолжил бы свое давление.

— Обещаю… — прошептала она.

Он немного расслабился.

— Помни, что я сказал. Старайся укрепить себя физически.

— Наверное, ты прав.

Он приблизился и погладил ее щеку.

— Ну конечно же, я прав.

Она проглотила слюну и отвернулась, стараясь скрыть от него выражение своих глаз. Однако в голове у нее стучало, и она снова стала привычно растирать виски, но он взялся за ее запястья и повернул голову к себе. Рот у него был упрямо сжат. Он настоял на том, чтобы она легла в постель. Очутившись под одеялом, Эрни с облегчением вздохнула. Грэм вызвал сиделку, а сам ушел.

3

На следующий день она получила записку, в которой Грэм сообщал, что должен на несколько дней слетать в Нью-Йорк. Эрни не знала, огорчаться или радоваться. Все ее чувства были в полном хаосе. Всякий раз, когда Эрни начинала думать о нем, она приходила в замешательство. И все потому, что ей все труднее было отрицать растущее влечение к нему. А это ее пугало.

В ней пробуждался страх, ее охватывало чувство опасности, какое, наверное, возникает у бабочки, которую притягивает пламя свечи. В ней зарождалось ощущение грядущего крушения. Оно становилось все острее и острее. Она ни на минуту не сомневалась, что это крушение стоит уже на самом пороге.

В тот уик-энд, когда Грэм уехал и она осталась наедине со своими мыслями, к ней нагрянули Саймон и Эмми. Они привезли с собой кое-какие вещи из ее студии: джинсы, свитера, кое-что из нижнего и спального белья. Она, нахмурив брови, внимательно разглядывала свои вещи. Все, что она захватила с собой в Лондон в тот трагический день, пришло в полную негодность в разбитой машине Нормана…

Она облокотилась на спинку кровати и начала массировать виски. В палате воцарилась тишина.

— Что вы еще захватили с собой? — наконец заговорила она. — Какие-нибудь фотографии, драгоценности? — Внезапно ее кольнула одна мысль. — А что с кольцами? Было ли у меня кольцо после помолвки? — Она посмотрела на свой палец на левой руке и оставила без внимания взгляд, которым обменялись Саймон и Эмми.

— Ты же говорила, что Норман возражал против кольца, — начала бесстрастно Эмми, но Саймон возмущенно фыркнул:

— Почему ты не хочешь сказать ей правду? Ведь Эрни сама устроила Норману головомойку из-за того, что он решил дать объявление о помолвке в «Таймсе». Если честно, то я нисколько не осуждаю тебя, Эрни!

— Саймон! — пыталась остановить его Эмми, но тот полностью проигнорировал ее предупреждающий знак.

— Ну хорошо, — продолжал он, — рано или поздно она все равно узнает правду. Норман был на верху блаженства, а ты, Эрни, подняла жуткую бучу. И мы оба знаем почему! Существует только одна причина: наверное, Норман надавил на тебя, потребовав, чтобы ты сразу же после помолвки отдалась ему…

— Саймон! — Восклицание Эмми заставило Саймона замолчать, а Эрни в замешательстве переводила взгляд то на одного, то на другую.

— Ты так спокойно говоришь об этом! — чуть ли не закричала Эрни и тут же замерла, представив, как Грэм отнесся бы к такому утверждению.

— Эрни, — заговорила Эмми, поспешив опередить Саймона. — Поверь мне. Норман очень любил тебя. Как только он тебя встретил, он тут же потерял голову. Частично это было вызвано твоими успехами в живописи. Он постоянно говорил всем и каждому о твоих работах, не замечая, готовы люди его слушать или нет.

— Ты говоришь об этом так, что получается, будто я собиралась выйти за него замуж из благодарности, — заметила Эрни. Ей показалось, что под взглядом Саймона Эмми почувствовала себя неловко. — И что же дальше? — спросила Эрни, начиная нервничать.

— Знаешь, Эрни, нам не пристало оправдывать или осуждать те мотивы, по которым ты собиралась выйти замуж, — вздохнула Эмми, а Эрни продолжала крутить головой, глядя то на Эмми, то на Саймона.

Они не были женаты и, насколько она знала, не собирались этого делать. Эрни удивлялась собственной выдержке, но никогда не говорила с Эмми на эту тему. Сама она считала, что такой вид взаимоотношений никогда бы не удовлетворил ее.

Чтобы прервать возникшую паузу, Саймон и Эмми заговорили о ее здоровье, заметили, что она выглядит сейчас намного лучше. Преодолев возникшую угнетенность, она приняла участие в ничего не значащей болтовне, смеялась над шутками Саймона, касавшимися больничного быта. Она видела, что он изо всех сил старается развеселить ее. Это подействовало, и весьма успешно. Хохот в палате привлек даже старшую сестру, которая заявила, что они ведут себя слишком шумно, а это вредно для пациентки. И только тогда, когда Саймон и Эмми ушли, Эрни заметила, что Эмми забыла свою сумочку.

Она положила сумочку на столик и сразу ощутила, какая наступила гнетущая тишина. Она почувствовала, что ее приподнятое настроение мгновенно улетучилось. О Боже! Когда же она, наконец, покинет эту палату и сможет вернуться домой? Узнает ли она свою любимую студию?

В голове опять застучали противные молоточки. Она ближе придвинулась к окну и долго следила за движением на улице, за огоньками вспыхивающих фонарей. В дверь постучали. Это вернулся за сумкой Саймон. Она знала, что они сегодня собираются в театр, и была удивлена, когда он появился в палате. Теперь на нем был нарядный костюм, накрахмаленная рубашка с красивым галстуком. Оказалось, что в сумке находились театральные билеты.

Он пожал ей руку на прощанье и пошутил:

— Между прочим, хотелось бы знать, почему такая красивая девушка сидит в одиночестве, да еще почти в полной темноте?

От подобного вопроса она смутилась, но нашла в себе силы рассмеяться и высвободить свою руку из его ладони.

— О, Саймон, что это ты? Я просто сижу и думаю…

Внезапно он посерьезнел.

— Мне показалось, что сегодня ты была намного спокойней, не задавала своих обычных вопросов. Ты напомнила мне тот день, когда впервые появилась в своем коттедже-студии.

— Ну и как это было? — быстро спросила она. Саймон наморщил лоб, припоминая.

— Ты была очень тоненькая и бледная, с огромными зелеными глазами. Над шутками смеялась еле-еле… Эмми была убеждена, что ты пережила какую-то трагедию.

— А я рассказывала что-нибудь об этом?

Он покачал головой.

— Нет.

— А вы не пытались меня расспрашивать? — нетерпеливо спросила она.

— Конечно нет. Влезать в чужую душу — не наше дело. Верно, дорогая? — сказал он ласково. — Что было, то прошло. И не следует прошлое трогать. Ты должна думать о будущем…

Эрни легонько фыркнула и принялась приглаживать волосы.

— Какой смысл думать о будущем, когда я не могу вспомнить даже недавнего прошлого.

— Слушай, нечего об этом говорить! — Он пристально посмотрел ей в лицо. — Ты настоящая красавица, Эрни. В твоей жизни обязательно появится достойный мужчина. Сейчас он уже где-то здесь, близко. Он ждет, чтобы восхититься этой прелестной головкой, этой красотой, которая осчастливит его на всю жизнь…

— Саймон, в настоящий момент я не способна кого-то и как-то осчастливливать!

— Ну, хотя бы наполовину? — пошутил он. У нее невольно растянулись губы в улыбке. — Вот так-то лучше! — подмигнул Саймон и взялся за ее запястье, легонько целуя в лоб. — Просто помни, что я сказал. Смотри в будущее с оптимизмом…