Так что же потревожило его сейчас, когда Катя, широко раскинув руки, безмятежно спит рядом с ним с детской улыбкой на лице? Терпухин приподнялся на локтях и прислушался. Неожиданно возле стены дома послышался непонятный хруст. Затем раздался шорох. Кто-то ходил вокруг дома.

Терпухин достал из-под подушки пистолет, протя­нул руку к подоконнику и нащупал фонарик. И когда в окне появилась непонятная тень, Юрий нажал на кнопку фонарика. Луч света высветил лобастую голову крупного зверя. Зловещий огонек светился в его жел­тых зрачках.

Юрий едва сдержался, чтобы не выстрелить в ноч­ного хищника.

Когда сноп электрического света ударил зверю в глаза, он не испугался, раздосадованный недавней не­удачей с лошадью, которая так и не стала его добычей, а, словно завороженный, продолжал смотреть внутрь человеческого жилища. Затем свет погас, в доме по­слышались человеческие голоса, и волк, тяжело отва­лившись от стены, неспешно направился к проволочной изгороди. Отбежав далеко в степь, он потрусил к лого­ву. Выть ему уже не хотелось, наоборот, у него было желание по-старчески заскулить...

Горизонт уже светлел. Узкая фиолетовая полоса его на глазах превращалась в оливковую...

 «Волк! Точно волк!» — не переставал удивляться Терпухин. И странное дело: вместо того, чтобы отпря­нуть от окна, зверь угрюмо, словно загипнотизирован­ный, смотрел в комнату.

Катя проснулась от света, но, чтобы девушка не увидела свирепую морду хищника, Юрий выключил фонарик. Когда через минуту он снова направил на ок­но луч света, зверь исчез.

—   Что случилось, почему ты включаешь фонарик?

—  Успокойся, — Юрий обнял девушку, забыв о том, что в его левой руке пистолет.

—  Что это? — всполошилась девушка. — Пистолет?!

«Болван!» — обругал себя Терпухин и швырнул

оружие на столик. Пистолет угодил в тарелку и раз­бил ее.

—   У тебя что-то с нервами, Юра? Почему ты не спишь? — лихорадочно прошептала девушка, боязливо отодвигаясь от столика.

—   Пустяки...

—   Я слышала, что все афганцы такие... С тобой все в порядке?

Несколько минут мужчина и женщина лежали молча.

—   Я боюсь, Юра!..

—       Не бойся, Катя, я с тобой, — Терпухин зарылся лицом в волосы своей подруги и приказал себе уснуть. Ведь если вокруг его дома ходит зверь, то можно спать сколько душе угодно. Присутствие волка означало от­сутствие других, гораздо более опасных двуногих хищников — людей.

На следующее утро Терпухин, проводил девушку н станицу, а сам, вооружившись автоматом, пошел по свежему следу зверя. Впрочем, след вскоре затерялся н густой траве. Тогда Юрий просто пошел по направле­нию к Сычиному балку. Только там и могло быть лого- но зверя.

По дороге бывший капитан спецназа вспомнил, как он ездил во Владикавказ на большой круг Терского казачьего войска. Ничего важного там не произошло — одна говорильня. Но Терпухину запомнилось, как пат­риарх православной церкви Алексей II поздравил каза­ков с началом работы казачьего круга, а потом на цент­ральной площади Владикавказа состоялся торжествен­ный парад. Юрий еще тогда подумал, что с этого дня казаки не на словах, а на деле будут доказывать, что они славятся не только военной выправкой. Теперь можно реально доказать, что укреплять границы Рос­сии, общественный порядок, распахивать запущенные земли и создавать конкурентоспособные хозяйства здесь, на юге России, способны только казаки, а не ка­кие-нибудь залетные трудяги.

Понравилось Терпухину и обращение президента России к казачьему собранию. «Священная традиция казачества, — говорилось в нем, — верно служить России. Уверен, что казаки Терека выполнят давний завет предков и всегда будут с честью выполнять свой пат­риотический долг».

Насчет завета предков и патриотического долга президент верно сказал, подумалось тогда Юрию.

В тот день во Владикавказ прибыло более тысячи делегатов-казаков со всего Северного Кавказа, в том числе Чечни и Дагестана. Представитель президента России вручил свидетельство о внесении Терского ка­зачьего войска в реестр государственной службы. Это свидетельство на государственном уровне подтвердило право казаков формировать свои структурные подраз­деления по охране и защите родных земель. Атаман Терского казачьего войска генерал Леонтий Шевцов назвал это событие итогом семилетней борьбы казаков- терцев за свое возрождение.

 «Возродились, — с горечью подумал Терпухин, выхо­дя к Сычином балку, — а теперь куда ни сунься за помо­щью, сразу отфутболивают. Мол, у вас есть свое казачье начальство, с него и спрашивайте. Взять хотя бы того милицейского капитана с блок-поста... Иди к Шевцову, мол. Он твой начальник... Вот совдепия!..»

Юрий пошел по краю балка. В том месте, куда ста­ничники обычно стаскивали павших телят, спустился вниз и вскоре наткнулся на обглоданные до глянца кос­ти. «Ага, — мелькнула мысль, — его работа...» Снял ав­томат с предохранителя и оглянулся. Если зверь оби­тал в Сычином балке, то он мог залечь в густых кустах жимолости, переплетенных ежевикой.

Терпухин направился к огромному кусту жимолос­ти и еще издали заметил под ним яму, края которой были покрыты мхом. Когда-то он и сам брал глину из этой ямы. Теперь же ветер доносил из нее зловоние. В кустах раздался треск сучьев. Юрий взглянул туда, но ничего подозрительного, кроме качающейся ветки, не увидел. Он чувствовал, что здесь что-то не так, и решил обойти яму кругом. Вскоре в стороне, в камы­шах, он снова услышал шорох. Юрий пошел на шум и увидел, как далеко впереди, среди камышей, мельк­нула серая тень.

«Он!» — подумал Юрий и прижал приклад автома­та к плечу. Затем, стараясь не создавать лишнего шу­ма, передернул рукоятку затвора.

Бесшумно ступая, как на боевой операции, Терпу­хин подошел к камышам и вдруг совсем рядом услы­шал рычание. Он не видел хищника, но хорошо слы­шал это злобное, утробное рычание.

Терпухин почувствовал, как его охватил липкий страх. Впервые в жизни он охотился не на человека, а на зверя, и впервые в жизни так боялся. Когда-то Юрию в Приднестровье приходилось ходить по зарос­шему точно такими же камышами правому берегу Дне­стра, выслеживая снайперов-наемников. Задача ос­ложнялась тем, что снайпера надо было взять живьем, именно живьем, чтобы создать политическую шумиху. Ведь среди наемников были и румыны, и славяне, и да­же австрийцы, любители острых ощущений. Но даже тогда его не пробирал такой смертельный ужас, а душа не уходила в пятки, как сейчас.

Однажды Терпухин попался на уловку неприятеля и оказался в окружении доброго десятка вооруженных людей. Поначалу струхнул, но когда понял, что его ок­ружили не молдаване-националисты, а обычные наем- пики непонятной национальности, от сердца отлегло. Он мог бросить оружие и сдаться в плен. С улыбкой. Потом его выменяли бы на точно так же попавшегося джентльмена удачи. Впрочем, сам он не был джентль­меном удачи. Особенно в Приднестровье. Представите­ли каждой коренной или укорененной нации преследо­вали свои интересы. Национально озабоченные украин­цы помогали приднестровским русифицированным

ук­раинцам

воевать против молдаван, на стороне которых воевали точно такие же национально озабоченные ук­раинцы, ведшие борьбу против «москалей».

Впрочем, это все досужие размышления. Жизнь спецназовца, особенно такого вышколенного, приобрет­шего богатый опыт ведения войны спецметодами, име­ет определенную, высчитанную по международным ме­тодикам цену в долларах, фунтах и марках. Дрожание в коленях при расчетах не учитывается. Это личное дело каждого.

Разумеется, волка как такового Терпухин не боялся. Какой может быть страх, если у тебя в руках такое гроз­ное оружие, как автомат Калашникова! Юрий испыты­вал даже некоторое наслаждение от того, что боялся, просто боялся, как ребенок боится темного чулана. Ис­пытывая это естественное человеческое чувство, Юрий мог надеяться, что однажды к нему вернутся и более благородные и глубокие чувства. Любовь, к примеру.

Исходов камыши вдоль и поперек, Терпухин ничего не обнаружил. Тогда он вернулся и пошел к яме под кустом жимолости. И тут он явственно услышал, как кто-то бежит через кусты. Юрий оглянулся, одновре­менно вскидывая оружие. Громадный тощий волк ле­тел на него, делая огромные прыжки. Юрий поймал грозный силуэт в металлическое кольцо целеуказателя, сместил штырек мушки с прорезью прицельной планки и плавно нажал на спусковой крючок. Струи пороховых газов встряхнули свисающие ветки. Волк вскинул передние лапы, уткнулся носом в землю, рва­нулся, оскалился и завалился на бок, прижав передние лапы к тощему брюху.