Изменить стиль страницы

Впалыч не знал, радоваться такому выверту или не очень. Конечно, сейчас члены комиссии слушают, раскрыв рот, но что будет, когда Кошка и остальные выдохнутся? К счастью, очень вовремя в зале появился последний член расширенного ученого совета. Это был очень целеустремленный старичок в потрепанном, но стильном джинсовом костюме. Он вошел безо всяких «здравствуйте, извините за опоздание» и начал говорить, не дожидаясь окончания очередной тирады Кошки.

— Это очень профессионально! Очень! Что вы мне про детей рассказываете? Откуда у детей такие навыки!

Даже Кошку такое энергичное выступление смутило, она поперхнулась и закашлялась.

— Это Лев Аристархович, наш эксперт, — пояснил директор музея. — Мы ему показали работу школьников…

— Каких школьников?! — похоже, Лев Аристархович наплевательски относился ко всем церемониям и условностям. — Это высокопрофессиональная работа! Если бы ваш музей не имел счастья сотрудничать со мной…

Тут Юля справилась с кашлем и решила, что перебивать невежливых взрослых — вежливо.

— Это сделали мы, понятно? Вот этими самыми руками!

И в доказательство она подняла и потрясла в воздухе рукой Молчуна. Тетеньки из РОНО посмотрели с одобрением: руки были чисто вымытые и с идеально подстриженными ногтями.

Однако одному из чиновников, наконец, пришла в голову мысль прекратить это явное отклонение от регламента.

— Ну-ка, дети, — приказал он, — выйдите за дверь!

Птицы не успели даже дернуться, когда их остановил окрик профессора:

— Стоять!

Чиновник попытался возмутиться:

— Мы узнали от них все необходимое!

— Узнали? — рыкнул на него Лев Аристархович. — Вот и идите сами! Или сидите! Короче, не мешайте!

Чиновник поперхнулся и деревянно сел. Профессор повернулся к «подследственным».

— Своими руками? И как именно вы «своими руками» получили чернила?!

— Мы изучили несколько вариантов. И взяли наиболее распространенный в то время в России.

К изумлению Птиц, это произнес Молчун. Впрочем, он и сам удивился, но решил не задумываться пока над этим и продолжил:

— Основной ингредиент — чернильный орех…

Я хочу в школу i_142.png

Под надзором комиссии Молчун выводил письмо. Благо, помнил он его наизусть, столько раз переписывал, что был уверен — не забудет до конца жизни.

Комиссия молчала. Тетеньки из РОНО опасливо косились на чиновников. Чиновники делали вид, что в регламенте появились изменения, которые заставляют их молча сносить все это безобразие.

— Ручкой не то, почерк не совпадает, — сказал Молчун, — надо пером.

— Ладно, ладно, — махнул рукой Лев Аристархович, — верю! Хотя с трудом, честно говоря… Но откуда вы выкопали всю эту историю с Анной? Кто вам подсказал?

— Никто нам не подсказывал, — устало вздохнула Аня, — мы ее сами придумали. Понимаете?

И она потрясла ладошкой перед носом у профессора.

— Как? — еще больше удивился тот.

— Головой! Боже, как же вы профессором стали, если вы такой непонятливый!

— Не смей хамить старшим! — взвилась Злыдня.

Лев Аристархович поморщился, уселся на стул верхом, причем спиной к комиссии и лицом к Птицам, и с наслаждением произнес:

— Рассказывайте!

В следующие несколько минут он доказал, что профессором стал совершенно заслуженно. Птицы заговорили разом. Анечка кричала и подпрыгивала, Кошка тараторила со скоростью бешенного пулемета, Дима несколько раз пытался начать историю с самого начала, Молчун вставлял отдельные слова то в речь Анечки, то Димы, а Женя старался коротко резюмировать сказанное. Лев Аристархович все понял. Глаза его сияли.

— Вас ждет большое будущее, — сообщил профессор, — коллеги.

— Ага, ждет, — печально сказала Аня, — если из школы не выгонят.

Тут Аристарх Платонович вспомнил о мрачной комиссии, которая сидела у него за спиной и отчаянно скучала, давно не понимая, что здесь происходит. Он обернулся, пробежал взглядом по людям. Выражение лица у него стразу стало уксусное, он быстро оценил свои шансы до них докричаться. Потом он перевел глаза в сторону камеры…

— Заявление для прессы! — громко сказал профессор.

Я хочу в школу i_143.png

— Не, не зря он профессор, надо будет извиниться, — шепнула Анечка Жене, глядя как Аристарх Платонович общается с журналисткой.

Слова «сенсация», «уникально», «беспрецедентно» повторялись в его заявлении через слово. В целом, о чем речь, было непонятно, но создавалось ощущение чего-то скандального.

— Это высочайший уровень копирования исторических документов, — (тут даже Впалыч хмыкнул), — это блестящее владение историческим материалом, это уникальное логическое мышление вкупе с общей эрудированностью и творческим подходом…

— Это он про нас? — шепнула Кошка.

Дима ткнул ее в бок: «Не сглазь!»

— Эти ребята обладают бесценным даром для науки — они не зашорены. Они выдвигают головокружительные гипотезы, они не боятся показаться смешными. Только так и становятся настоящими учеными! И я, не задумываясь, возьму к себе в команду любого из этих школьников.

— Подождите, подождите, — замотала головой журналистка, — так письмо не подделка?

— Понимаете, дорогая девушка, история, которую придумали эти замечательные ребята, абсолютна правдоподобна. Вот лично я, профессор и доктор наук, не возьмусь сейчас сходу ее опровергнуть. Анечка, ты в каком классе?

— В третьем, — пискнула Аня.

— Вот вы в третьем классе могли бы придумать историю, в которую поверит доктор наук? — с напором поинтересовался Аристарх Платонович у камеры, которая его снимала.

— Н-нет, — ошарашенно ответила журналистка.

А оператор уже показывал крупным планом огромные Анечкины глаза.

— И все-таки, зачем вы придумали эту историю? — спросила у девочки журналистка.

— Мы хотели спасти свою школу, — пылко сказала Аня.

И заплакала. Просто потому что слишком много эмоций свалилось на ее бедную голову.

Собственно, дальше можно было ничего не снимать и ничего не говорить. Эти огромные, полные слез глаза попали на все новостные сайты.

Я хочу в школу i_144.png

«Дети сделали профессора!»

«Они просто хотели спасти школу!»

«История одной любви…»

«Все подробности личной жизни Костевича!»

Женя морщился, но продолжал читать заголовки.

С одной стороны, шумиха была неприятна, но с другой стороны она решила многие проблемы.

Самое главное — Молчун. Он полчаса рассказывал Аристарху Платоновичу про то, как именно составлялось письмо, а потом подошла дамочка из РОНО и поинтересовалась тот ли это мальчик, которого отправляют на комиссию для перевода в спецшколу.

— Это правильно! — обрадовался профессор. — Непременно с техническим уклоном! Лучше химическим…

— Не с тем уклоном, — перебила дамочка. — В спецшколу для детей с ограниченными возможностями…

Бедный Аристарх Платонович на минуту потерял дар речи, только прохрипел:

— У него ограниченные возможности?! Тогда все ваше РОНО надо в интернат…

— Видите ли, — перебил его Артем, — я испытываю некоторые проблемы, когда выражаю свои мысли с помощью устной речи.

— Что? — переспросила ошарашенная дамочка.

— Мне трудно говорить, — объяснил Молчун. — Особенно долго и развернуто.

Дамочка пошла красными пятнами, повернулась к Злыдне и поинтересовалась:

— Вы издеваетесь?

Дальше разговор шел только между ними и состоял из приглушенного шипения, а закончился он громким воплем Злыдни.

— Он псих! — заорала она. — А психам не место в школе!

И тут вступил Павел Сергеевич. Громким басом он перекрыл срывающийся в истерику фальцет бывшей учительницы математики.