А тут Кошка звонит!
Надо отдать должное Жене — он сдержался. Не обругал Кошку, не бросил трубку, не ограничился злым: «Я перезвоню». Выслушал, сцепив зубы, и пообещал прийти, как только сможет.
Когда он положил трубку, Вика сидела уже не рядом, а почему-то на дальнем краю дивана. И колено не торчало.
— Извини, — сказал Женька. — Это Кошка… Там наши собрались, меня ждут.
— Ну так иди, — Вика говорила совершенно спокойно, но Женька сразу почувствовал себя подлецом, который наплевал человеку в душу.
— Мне надо, правда.
— Я понимаю.
— Мы еще вчера договаривались.
— Иди, ты уже опаздываешь.
— Я не могу не пойти!
Вика встала и с очаровательной улыбкой двинулась к двери. А Женька брел за ней и все объяснял, что его ждут, у них проект, а он лидер и не может не прийти. Вика кивала и улыбалась.
Женька пришел злой и рассеянный.
Кошка кинулась жаловаться на жизнь. Мало того, что эта психоматичка ведет у них математику, так она еще и их классная, оказывается…
Злыдня заперла их в классе и устроила промывку мозгов под названием «классный час».
— У нее ПМС, это пройдет… — рассеянно ответил Женя.
— Что у нее? — хором спросили Кошка и Дима.
Женя ответить не успел, Кошка перебила:
— Это откуда у тебя такие познания, а?
— Одноклассница одна рассказала. Вика.
Женя старался произнести это имя как можно более равнодушно, но под пристальным взглядом Кошки не смог расслабиться.
— Вика… — хмыкнула Юлька. — Ну-ну…
Женя попытался перевести стрелки.
— А как у Анечки дела? Что-то Анюта молчит, даже странно.
Аня действительно вела себя неестественно. Сидела тихонько, смотрела в одну точку.
— Голова очень болит, — пожаловалась она. — Мне ночью опять снилось… Ой, Молчун идет!
Все обернулись. Молчун шел быстро, утирая с лица грязь.
— Подрался? — отрывисто спросил Женя.
— Упал, — лаконично ответил Молчун.
На лице у него было написано большими буквами: «Не лезьте, сам разберусь!»
Тут Жене пришла эсэмэска, и он впал в блаженный ступор, Анечке стало совсем плохо, к тому же она замерзла…
Птицы разлетелись по домам, так ни о чем и не поговорив.
Аня делала успехи. За неделю она научилась правильно оформлять все задачи и пару раз удостоилась похвалы Анастасии Львовны.
Но похвалы были странные. Казенные. И как будто сквозь зубы. Как Анастасии Львовне удавалось одновременно цедить слова сквозь зубы и широко улыбаться, Аня не понимала.
Аня очень уставала. Просто ужасно уставала. Уже через два урока неподвижного сидения начинало стучать в висках. В кабинете было душно, а окна открывать разрешали только на переменках. Аня вспомнила, как ждала физкультуры, чтобы немного побегать и размяться, и, увидев, что класс строится, расплакалась.
Она не хотела плакать. Оно само. Слезы брызнули в тот момент, когда Анечка поняла — побегать не дадут. Ей так хотелось рвануть навстречу ветру… А вместо этого пришлось идти в душный зал и смотреть, как все одноклассники по очереди пытаются пролезть пару метров по канату.
Причину слез объяснила тем, что прищемила себе палец. Ее даже пожалели.
В этот же день Анастасия Львовна опять оставила ее после уроков.
— Ты отвратительно написала тест по «Человеку и миру», — приторно вздохнула учительница, — неправильно ответила на все вопросы.
— Как? — Анечка даже подпрыгнула. — Там же все было просто.
Учительница молча положила перед Аней листок, полностью исчерканный красной ручкой.
Аня непонимающе уставилась в свои ответы.
— Скажи мне, девочка, ты когда последний раз открывала учебник? — ласково спросила учительница.
— Вчера! — честно сказала Аня. — Только я его читать не стала.
— Почему? — поинтересовалась Анастасия Львовна.
— Да он для маленьких! — сказала Аня. — Я чуть не заснула. Жалко стало время на него тратить.
Учительница смотрела на Аню, не мигая. А Аня опять уткнулась в свой листик.
— Анастасия Львовна, я не понимаю, что здесь неправильно! Вопрос: «Занятия первобытный людей». Я написала, что это охота, рыбалка, домашнее хозяйство и рисование.
— Рисование это не занятие! — отрезала учительница. — И в учебнике нет никакого домашнего хозяйства. Там четко все расписано. Занятия первобытных людей — охота, рыболовство, собирательство и хранение огня!
Перечисляя занятия, Анастасия Львовна уверенно загибала пальцы.
— Но рисунки же есть! — удивилась Аня. — Значит, рисование тоже было!
— Не все первобытные люди рисовали!
— Тогда вопрос сформулирован неправильно! — сообщила Аня. — Тогда нужно было написать «основные занятия первобытных людей».
Улыбка у учительницы слетела с лица. Но Аня, совершенно не понимая, что происходит сейчас внутри у педагога, продолжила:
— И вот тут, «орудия труда железного века», я написала, что это нож и топор. А вы мне вписали еще и меч и щит. Но меч и щит — это не орудия труда, это оружие!
Анастасия Львовна впервые в своей педагогической практике треснула кулаком по столу. Аня подпрыгнула.
— Что случилось? — испуганно спросила она.
Учительница с трудом взяла себя в руки.
— Я не знаю, как вас там учили, в этой хваленой тридцать четвертой школе, но я вижу, что твои познания крайне малы и…
— Да что вы! — махнула рукой Аня. — Я очень много знаю про древних людей! Хотите, расскажу?
— Я хочу, чтоб ты мне отвечала. На вопросы. Мои. Четко поставленные.
Аня встретилась взглядом с учительницей и поняла, что та в бешенстве. Анечка никогда не встречалась так близко с человеком, от которого исходит неприкрытая ненависть. Она испугалась.
— Ан-нн-настасия Львовна, вы не-не волнуйтесь, — начала говорить Аня.
— Если вашу школу закроют, — прошипела Анастасия Львовна, — то это будет самое правильное решение.
— Нет, нет, что вы! — воскликнула Аня. — Ее не закроют! Не могут закрыть!
Вдруг учительница взяла себя в руки и почти нежно спросила:
— Ты так любишь свою школу?
— Да, очень! — честно ответила Аня.
— И ты хочешь туда вернуться?
— Больше всего на свете! — выпалила девочка, вжимаясь в спинку стула.
Анастасия Львовна улыбнулась и стала похожа на сытого удава.
— Но ты же понимаешь, что должна стараться. Если у тебя здесь будут плохие оценки, то обратно могут и не взять.
— Не может…
— Еще как может, — перебила учительница. — Скажут, что даже с обычной программой не справляешься, куда уж тебе в тридцать четвертую.
Номер школы Анастасия Львовна выделила издевательской интонацией.
У Ани голова пошла кругом. С одной стороны — бред. А с другой… А вдруг правда? Аня вспотела от тревоги.
— Что я должна сделать? — спросила она.
— Учиться, дорогая. Не задавать глупых вопросов. Читать учебник.
Анастасия Львовна встала и потрепала Аню по плечу.
— Завтра перепишешь тест. И не переживай, мы с тобой поладим.
Девочка выходила из кабинета на подгибающихся от страха ногах. Кинулась звонить Впалычу. Недоступен…
Впервые Птицы поругались в конце ноября, когда на дворе стояла самая мерзкая пора — уже даже и не осень, но и не зима. Слякоть, стылость, сырой ветер и низкие облака. Все выглядели подавленными, а Молчун молчал угрюмее обычного. Анечка осунулась и даже заболела, чего с ней не случалось очень давно. Кошка рычала на Димку, благо тот постоянно был под рукой, а Димке отказывало его безграничное терпение, и он начал огрызаться.
На этом фоне светившийся от неземного счастья Женька смотрелся неуместно. О чем Кошка однажды ему и заявила, когда собрались в продуваемой всеми ветрами беседке: