И в северной Италии племена, беспрестанно сталкивавшиеся между собою и стремившиеся к завоеваниям, мало-помалу уселись на своих местах прочнее прежнего и в более неизменных границах. Нашествия из-за Альп прекратились частью вследствие отчаянного сопротивления этрусков в пределах их сузившегося отечества и энергичного отпора со стороны могущественных римлян, частью вследствие неизвестных нам перемен, которые совершились на севере от Альп. Кельты сделались господствующей нацией на всем пространстве между Альпами и Апеннинами вплоть до Абруцц и в особенности обладателями равнин и богатых пастбищ; но их колонизационная политика была такой вялой и поверхностной, что их владычество не пустило глубоких корней во вновь приобретенных странах и вовсе не имело внешней формы исключительного господства. Наши недостаточные сведения о национальности позднейших альпийских народов не позволяют нам выяснить, что делалось в ту пору в Альпах и как кельтские поселенцы смешивались там с древнейшими этрусскими или другими племенами; только живших в теперешнем Граубюндене и Тироле ретов мы можем с некоторой достоверностью назвать этрусским племенем. Долины Апеннин остались во власти умбров, а северо-восточная часть долины По — во власти говоривших на ином языке венетов; в западных горах удержались лигурийские племена, жившие между Пизой и Ареццо и отделявшие собственно кельтскую землю от Этрурии. Только в середине низменности хозяйничали кельты: к северу от По — инсубры и кеноманы, к югу — бойи, на берегах Адриатического моря от Аримина до Анконы, в так называемой «галльской стране» (ager Gallicus), — сеноны, не говоря уже о других более мелких племенах. Но и там, как следует полагать, еще существовали этрусские поселения, например вроде того, как Эфес и Милет остались греческими городами и под персидским владычеством. По крайней мере Мантуя, которую охраняло ее географическое положение, похожее на положение острова, была тускским городом и во времена империи; и стоявшая на берегах По Атрия, в которой откопано так много этрусских ваз, как кажется, сохранила свой этрусский характер; еще в описании берегов, которое приписывают Скилаксу и которое было составлено в 418 г. [336 г.], страна вокруг Атрии и Спины названа этрусской страной. Только этим и объясняется, как этрусские корсары даже в V веке могли делать небезопасным плавание по Адриатическому морю и почему не только Дионисий Сиракузский усеял берега этого моря колониями, но даже Афины — как это доказывает недавно найденный замечательный документ — решили около 429 г. [325 г.] основать на берегах Адриатического моря колонию для защиты купеческих кораблей от тирренских каперов. Но как бы ни были значительны уцелевшие там остатки этрусской национальности, это были не более как отдельные обломки прежнего могущества; этрусской нации не принесло пользы то, что было там приобретено ее членами путем мирных торговых сношений или морских разбоев. Зато, по всей вероятности, именно от этих полусвободных этрусков исходили зачатки той цивилизации, которую мы впоследствии находим у кельтов и вообще у альпийских племен. Влиянию этрусков следует приписать и то, что поселившиеся на равнинах Ломбардии толпы кельтов отказались — как утверждает так называемый Скилакс — от военной жизни и прочно перешли к оседлому образу жизни; но, кроме того, зачатки ремесел и искусств, равно как алфавит, были получены именно от этрусков ломбардскими кельтами и даже племенами, жившими среди Альп вплоть до теперешней Штирии.

Таким-то образом, после того как этруски утратили свои владения в Кампании и все страны на севере от Апеннин и к югу от Циминийского леса, в их руках осталась очень небольшая территория, для них безвозвратно миновала эпоха могущества и стремлений ввысь. С этим внешним упадком нации находится в самой тесной обоюдной связи и ее внутреннее разложение, причины которого возникли, конечно, в более раннюю пору. У греческих писателей того времени очень часто встречаются рассказы о чрезмерной роскоши, царствовавшей в этрусском образе жизни: южноиталийские поэты V века от основания Рима восхваляют тирренское вино, а современные историки Тимей и Феопомп рисуют такие картины нравов этрусских женщин и роскоши этрусского стола, которые не уступают описаниям самой крайней византийской и французской безнравственности. И хотя подробности этих рассказов очень недостоверны, все-таки, как кажется, не может подлежать сомнению, что именно у этрусков впервые вошло в обыкновение забавляться отвратительными боями гладиаторов, впоследствии сделавшимися язвой Рима и вообще последней эпохи древнего мира; во всяком случае, все эти факты несомненно свидетельствуют о том, что этрусская нация глубоко развратилась. Эта нравственная испорченность отозвалась и на политическом положении Этрурии. Насколько можно судить по нашим скудным сведениям, там преобладали такие же аристократические тенденции, как и в тогдашнем Риме, но были еще более резки и еще более пагубны. Упразднение царского звания, как кажется, уже совершившееся в эпоху осады Вейев во всех государствах Этрурии, вызвало в некоторых отдельных городах появление аристократического режима, для которого слабая федеральная связь была очень недостаточной уздой. Даже для защиты страны редко удавалось соединить все этрусские города, а номинальная гегемония Вольсиний не имела даже самого отдаленного сходства с той могучей силой, которую придавала латинской нации гегемония Рима. Борьба против притязаний старого гражданства на исключительное право занимать все общинные должности и пользоваться всеми общинными угодьями могла бы сделаться гибельной и для римского государства, если бы успешные внешние войны не доставили возможности в некоторой мере удовлетворить требования угнетенных пролетариев за счет иноземцев и открыть для честолюбия новые пути; а в Этрурии такая же борьба против политической и (что особенно заметно в Этрурии) против священнослужебной монополии знатных родов окончательно погубила страну и в политическом отношении, и в экономическом, и в нравственном. Громадные богатства, состоявшие преимущественно из земельной собственности, были сосредоточены в руках небольшого числа аристократов, между тем как массы все беднели; возникавшие отсюда социальные перевороты еще усиливали бедственное положение, которому они должны были помочь, а при бессилии центральной власти доведенным до крайности аристократам пришлось по необходимости (как, например, в Арреции в 453 г. [301 г.] и в Вольсиниях в 488 г. [266 г.]) обратиться за помощью к римлянам, которые тогда и положили конец как неурядице, так и остаткам независимости. Народные силы были сломлены со времени утраты городов Вейи и Мельпа; правда, еще несколько раз делались серьезные попытки избавиться от римского владычества, но в этих случаях этрусков толкало вперед другое италийское племя — самниты.

ГЛАВА V

ПОКОРЕНИЕ ЛАТИНОВ И КАМПАНЦЕВ РИМЛЯНАМИ.

Великим делом царской эпохи было владычество Рима над Лациумом в форме гегемонии. Само собой понятно и, кроме того, подтверждается преданиями, что изменение римского государственного устройства не осталось без сильного влияния как на отношения римской общины к Лациуму, так и на внутреннее устройство самих латинских общин; о колебаниях, которые возбудила в римско-латинском союзе происшедшая в Риме революция, свидетельствует блещущая необыкновенно яркими красками легенда о победе при Регильском озере, которую будто бы одержал над латинами при помощи диоскуров диктатор или консул Авл Постумий (255? 258?) [499? 496? г.]; еще положительнее о том же свидетельствует возобновление вечного союза между Римом и Лациумом через посредство Спурия Кассия во время его вторичного консульства (261) [493 г.]. Но эти рассказы дают нам всего менее сведений именно о том, что всего важнее — о правовых отношениях новой римской республики к латинскому союзу; а все, что нам известно относительно этого из других источников, дошло до нас без хронологических указаний и может быть здесь рассказано только в той последовательности, которая кажется нам правдоподобной. Всякая гегемония мало-помалу переходит в господство только вследствие свойственного ей внутреннего тяготения, и римская гегемония над Лациумом не составляла исключения из этого общего правила.