Заняв такое политическое положение, главной опорой которому служили сенат, всадничество и цензура, нобилитет не только захватил в свои руки бразды правления, но и придал всему государственному строю соответствовавшую его духу внешнюю форму. Сюда относится уже тот факт, что из желания поднять значение общинных должностей нобилитет увеличивал их число крайне скупо и далеко не в таком размере, какого требовали расширение государственных границ и увеличение числа дел. Удовлетворяя только самые настоятельные нужды под давлением необходимости, он разделил до тех пор лежавшие на одном преторе судебные обязанности между двумя судьями, из которых один стал разбирать дела между римскими гражданами, а другой между негражданами или между гражданами и негражданами (511) [243 г.]; сверх того, были назначены четыре добавочных консула на четыре заморские должности — в Сицилию (527) [227 г.], в Сардинию и Корсику (527) [227 г.], в Ближнюю Испанию и в Дальнюю (557) [197 г.]. До крайности сокращенный порядок римского судопроизводства и возраставшее влияние канцелярского персонала конечно были в основном последствием численной недостаточности римских должностных лиц. Среди нововведений, инициатива которых принадлежала правительству и которые не перестают быть таковыми от того, что почти исключительно изменяли не букву, а практику существующего строя, особенно выделяются меры, ставившие назначение на офицерские и гражданские должности в зависимость не столько от заслуг и дельности, как это допускала буква закона и требовал его смысл, сколько от знатности происхождения. При назначении штаб-офицеров это не делалось формальным образом, но тем в большей степени так выходило по существу. Еще в течение предшествующего периода эти назначения в основной части перешли от главнокомандующих к гражданству; а теперь дело дошло до того, что в собраниях по кварталам стали выбирать всех штаб-офицеров регулярного годового призыва, т. е. всех двадцати четырех военных трибунов для четырех кадровых легионов. Таким образом, становилась все более непреодолимой та преграда, которая отделяла субалтерн-офицеров, достигавших своего звания храбростью и исправной службой, от штабных, добившихся привилегированного положения благодаря тому, что вели интриги среди гражданства. Только во избежание самых возмутительных злоупотреблений и для того чтобы устранить от занятия этих важных должностей совершенно неопытных юношей, пришлось стеснить раздачу штаб-офицерских мест тем, что стали требовать доказательства некоторого служебного стажа. Тем не менее, с тех пор как военный трибунат — этот краеугольный камень римской военной организации — сделался для знатных юношей первою ступенью на их политическом поприще, очень часто стали обходить требование стажа, и выбор офицеров стал зависеть от демократического обыкновения выпрашивать места и от аристократического стремления юнкерства устранять всех других от занятия этих мест. То, что во время серьезных войн (например, в 583 г.) [171 г.] признавалось необходимым прекращать такие демократические выборы офицеров и снова предоставлять назначение штаба на усмотрение главнокомандующего, явилось резкой критикой новых порядков. Что касается гражданских должностей, то прежде всего и главным образом было ограничено вторичное избрание на высшие общинные должности. Это было необходимо постольку, поскольку было нежелательно, чтобы годовая царственная власть обратилась в пустое слово, и еще в предшествовавшем периоде вторичное избрание в консулы допускалось лишь по прошествии десяти лет, а вторичное избрание в цензоры было совершенно воспрещено. Законодательным путем в ту эпоху в этом направлении не было сделано никаких дальнейших шагов. Однако строгость усиливалась, как это видно из того факта, что хотя закон о десятилетнем промежутке между двумя избраниями и был отменен в 537 г. [217 г.] на все время войны в Италии, но после того от него уже не делалось отступлений, и повторные избрания были вообще редки в конце этого периода. Кроме того, в конце этого периода (574) [180 г.] состоялось общинное постановление, обязывавшее кандидатов на общинные должности занимать их в установленной постепенности с соблюдением известных промежутков времени и известных пределов в отношении возраста. Конечно, все это уже давно было установлено обычаем; тем не менее, это было ощутительным стеснением свободы выборов, так как обычные условия правоспособности были превращены в легальные и избиратели лишились права не соблюдать этих требований в исключительных случаях. Доступ в сенат был открыт для всех членов правящих семейств без всякого различия в отношении их способностей, между тем как не только бедным и низшим слоям населения был совершенно закрыт доступ в высшие правительственные сферы, но и все не принадлежавшие к наследственной аристократии римские граждане были не то чтобы совершенно устранены от курий, но фактически лишены возможности достичь обеих высших общинных должностей — консульской и цензорской. После Мания Курия и Гая Фабриция, сколько нам известно, не было ни одного консула, который не принадлежал бы к социальной аристократии, да по всей вероятности и не было ни одного случая подобного назначения. Но даже число знатных родов, впервые появившихся в списках консуляров и цензоров в течение полустолетия от начала войны с Ганнибалом до окончания войны с Персеем, было крайне незначительно, и большинство из них, например роды Фламиниев, Теренциев, Порциев, Ацилиев, Лелиев, были обязаны своим возвышением или тому, что на них пал выбор оппозиции, или тому, что они пользовались аристократическими связями; так, например, Гай Лелий, очевидно, был обязан Сципионам своим избранием в 564 г. [190 г.]. Устранение бедных людей от управления диктовалось, конечно, условиями того времени. С тех пор как Рим перестал быть чисто италийским государством и усвоил эллинскую образованность, уже нельзя было ставить во главе общины мелкого земледельца, только что отложившего в сторону свой плуг. Однако не было ни крайней необходимости, ни пользы в том, что выборы производились почти исключительно в узком кругу курульных семейств и что «новый человек» мог проникнуть в этот круг не иначе, как прибегнув к чему-то вроде незаконного захвата ²²¹ . Впрочем, некоторая доля наследственности лежала не только в основе сенаторского института, так как он возник из представительства родов, но и в самой природе аристократии, так как государственная мудрость и государственный опыт переходят по наследству от способного отца к способному сыну, и веяние духа славных предков быстрее и сильнее превращает в яркое пламя малейшие искры доблести. В этом значении римская аристократия была во все времена наследственной и даже с большой наивностью выставляла эту наследственность напоказ в старинном обычае сенаторов приводить с собой на заседание сената сыновей и в обычае общинных должностных лиц украшать своих сыновей внешними отличиями высшего почета — пурпуровой каймой консулов и золотой ладанкой триумфаторов. Но если в старые времена наследственность внешних почетных отличий до некоторой степени обусловливалась наследованием внутренних достоинств и сенатская аристократия правила государством не столько в силу своих наследственных прав, сколько в силу самого высшего из всех прав на народное представительство — права лучших людей стоять выше людей заурядных, то в описываемую нами эпоху и особенно после окончания ганнибаловской войны она быстро снизошла со своего прежнего высокого положения и из рассадника самых опытных в совете и в деле людей превратилась в сословие знати, пополнявшееся путем наследования и коллегиально употреблявшее во зло свою власть. Дело дошло в то время даже до того, что из зол, порождаемых олигархией, развилось еще более пагубное зло — захват власти отдельными семействами. Мы уже говорили об отвратительной семейной политике победителя при Заме и о его, к сожалению, успешном стремлении прикрывать своими собственными лаврами бездарность и ничтожество брата; а непотизм Фламинина носил еще более наглый и возмутительный характер, чем непотизм Сципионов. На деле оказалось, что неограниченная свобода выборов была гораздо более полезна для таких клик, чем для избирателей. Что Марк Валерий Корв двадцати трех лет достиг консульства, без сомнения, послужило к пользе общины; но когда Сципион попал двадцати трех лет в эдилы и тридцати лет в консулы, а Фламинин, еще не достигший тридцати лет, возвысился от квесторского звания до консульского, то в этом заключалась серьезная опасность для республики. Римляне уже дошли до того, что были принуждены считать строго олигархическую систему правления за единственный оплот против господства отдельных семейств и против его последствий; вот почему даже та партия, которая обыкновенно стояла в оппозиции к олигархии, содействовала ограничению свободы выборов.