Уныло оглядевшись вокруг и не найдя ничего достойного внимания, Олег побрёл вперёд, мысленно возвращаясь к недавним событиям, последовавшим за его неосторожным ночным прогулочным экзерсисом. Он давал показания... О, что это была за процедура! Потом то же самое он пересказал своему руководству. Прокурор, как незадолго до того и сотрудники полиции, был в полном восторге, особенно от рукотворной молнии, и поздравил его то ли с шизофренией, то ли с белой горячкой, то ли ещё, по его собственному интеллигентному выражению, 'хрен знает с чем-то подобным'. А когда Олег вздумал было настаивать на своей правоте, шеф авторитетно порекомендовал ему взять отпуск прямо с ближайшего понедельника, а остаток текущей недели посвятить диспансеризации с обязательным посещением специалистов специфического медицинского профиля, в наименовании коих гордо звучала смыслоопределяющая часть слова 'псих...'.

Вот с психиатром-то он и беседовал несколько минут назад. Мужчина в белом халате с тяжелым лицом, обременённым грузом своих и чужих проблем, чёрной бородой и не вызывавшим радостных эмоций взглядом слушал его спокойно, проявляя к нему дружеского интереса примерно столько же, сколько к мухе, ползающей по столу между ними. С этим индивидуумом Олег, наученный горьким опытом, был поосторожнее. Сначала он вообще вознамерился было ничего о лесном акушере-громовержце в долгополой хламидомонаде не рассказывать.

Дохлый номер!

Психиатр, после непродолжительного обмена любезностями и пары дежурных вопросов, типа 'Не беспокоят ли вас инопланетяне?' и 'Не страдали ли родственники вашего прадедушки по материнской линии энурезом?', перешёл в наступление. Он поведал, что беседа со специалистом его профиля в программу плановой ежегодной диспансеризации не входит, и что раз уж Олега к нему направили, значит, есть на то причины. Для примера назвал парочку из них, из серии спонтанной агрессивности с коллегами и начальством, угроз оружием невинным людям и т.п. Быть заподозренным в сокрытии чего-то подобного и получить 'чёрный шар' в виде соответствующей записи психиатра в его медкнижке Олег не хотел, а потому осторожно поведал о лесном происшествии.

Странно, но вопросов из разряда 'Сколько вы тогда выпили?' или 'Кто из бывших с вами может это подтвердить?' не последовало.

Врач водрузил на нос очки и посмотрел на него чуть внимательнее. Олег для себя отметил как непреложный факт, что состязание с мухой за внимание доктора он выиграл.

- Знаете, молодой человек, - неспешно проговорил врач. - Я многое слышал от людей, которые садились в это кресло. Порой случались истории, по сравнению с которыми ваша - просто отчёт о рядовом рабочем мероприятии. Порою я сам начинаю думать, что тот мир, который мы видим вокруг, таит нечто большее, чем показывает большинству из нас. Не исключаю, что вы вдруг увидели что-то, не предназначенное для глаз обычного человека. Кто знает? - он задумчиво покачал головой. - Вот был случай... Хотя... Что вам написать?

- Что я здоров и годен к строевой! - облегчённо улыбнулся Олег.

- Хорошо! - неожиданно легко согласился психиатр, делая соответствующую запись почерком, которому позавидовала бы пресловутая курица со своей лапой. - Однако учтите, что, возможно, в ту ночь вы пересекли тонкую грань 'нормальности', и что возврата может не быть!

Вот эта-то странная фраза странного человека и ввергла Олега в ситуативную меланхолию, которой он предавался, продвигаясь по тротуару по направлению к ближайшей станции метро.

'Дудки вам всем!', - подумал Олег. - 'Я знаю, что я видел! В конце концов, труп есть, его увезли и исследуют, скоро опознают. Криминалисты на месте поработали и зафиксировали следы мужских ног. Пусть я с понедельника в отпуске, однако ребята мне в информации не откажут. Вот что выясняем первым делом: было ли поражение молнией и подтверждается ли, что женщина прямо перед смертью родила ребёнка. Если да - я не псих! Будем копать дальше'.

Определив тактику, Олег повеселел, достал телефон и стал звонить своим знакомым среди криминалистов, имеющих отношение к делу.

○●●●●●●

Пейзаж никак не хотел получаться светлым и радостным.

Гнетущее чувство зародилось в душе художницы, направляя сквозь её руку мрачный творческий посыл. Он концентрировался на конце кисти тревожной энергией, упорно сгущавшей сумерки на творимом полотне. То, что рождалось на картине, не вязалось с мирной залитой солнцем опушкой леса и изгибом весёлой речушки, на которые смотрела девушка с невысокого холмика, где и был водружён её мольберт.

Нет, красивое местечко было изображено точно и дышало летней свежестью. Но откуда же появился на утренней картине этот вечерний сумрак, и почему так хотелось изобразить в небе над лесом и речкой грозовые тучи и яркую молнию? Будто что-то диктовало этот сюжет, настаивало, требовало, наполняло его силой предчувствия.

Белка встряхнула головой, глубоко вздохнула и вновь попыталась сконцентрироваться на ощущении текущего момента, ухватиться за яркие лучи ласкового солнца и притянуть их на свой холст.

Красивая песня Энии, выбранная для сигнала мобильника, отвлекла девушку. Неизвестно отчего сердце вдруг забилось чаще, вернулось ощущение тревоги... Странная реакция на обычный звонок. Белка вытерла руки и, достав из сумочки телефон, ответила:

- Слушаю.

- Добрый день! Могу я услышать Изабеллу Бориславовну Стоянову? - послышался голос мужчины, явно привыкшего к официальным разговорам.

- Это я. Слушаю вас, - произнесла девушка, внутренне напрягаясь. Почти никто в привычной повседневной жизни не обращался к ней по имени и отчеству. Максимум Белла. Друзья же и хорошие знакомые - исключительно Белка. Почему-то тон мужчины и столь официальное обращение натолкнули девушку на мысль о правоохранительных органах.

Она не ошиблась.

- Вас беспокоит помощник районного прокурора Олег Николаевич Латригин. Скажите, пожалуйста, вы знакомы с художницей Натальей Владимировной Берсеньевой?

- Да, мы знакомы, - сдержанно ответила Белка, почему-то вздрогнув при упоминании имени её ближайшей подруги и коллеги. В горле внезапно пересохло: - А что, что-то случилось?

- К сожалению, да, - её собеседник вздохнул. - Послушайте, мы могли бы с вами встретиться? Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Ваши ответы могут существенно помочь в деле... хм, связанном с вашей знакомой. Я мог бы прямо сейчас подъехать, куда вы скажете.

От неожиданности Белка растерялась и сказала первое, что пришло в голову:

- А разве у вас не принято приглашать к себе на допрос?

- Ни о каком допросе пока речь не идёт, - поспешил заверить её собеседник, - по крайней мере, с моей стороны. Я не дознаватель и не следователь, я помощник прокурора. Более того, сегодня воскресенье, а с завтрашнего дня я вообще в отпуске. Это я вам говорю для того, чтобы убедить, что в этом деле я скорее заинтересованная, в каком-то смысле, сторона, чем официальное лицо. Поэтому прошу вас встретиться со мной и прояснить некоторые детали относительно личности и образа жизни Натальи Владимировны. Согласны?

- Хорошо, - секунду поколебавшись, ответила девушка. - Только скажите, пожалуйста, с ней всё в порядке?

- Об этом хотелось бы поговорить не по телефону, - быстро ответил мужчина.

- Через час-полтора я вернусь в Москву и буду в районе Патриарших прудов - там неподалёку наша студия.

- Отлично. Если не возражаете, мы могли бы встретиться прямо на прудах, - мужчина помолчал и неожиданно добавил: - Лучшего места с учётом содержания нашей истории, пожалуй, и не придумаешь...

- Почему? - спросила Белка, и тут же в её памяти всплыл известный эпизод из 'Мастера и Маргариты'.

- Чертовщиной попахивает, - оптимистично подтвердил её мысли Олег Николаевич. - Значит, договорились?

- Договорились, - подтвердила Белка. - Как мы друг друга узнаем?

- О, не беспокойтесь, просто присядьте на одну из скамеечек. Видите ли, я был в вашей студии. Там мне, собственно, и дали ваш телефон. Я интересовался всем, связанным с Натальей Владимировной Берсеньевой, и в числе прочих её работ видел ваш портрет. Если она, изображая вас, была достаточно точна, я без труда вас узнаю. У меня хорошая память на лица, особенно на столь красивые.