Тронул бока лошади каблуками и неспешно зарысил следом: поймать зверя, кем бы тот ни был, могли и без него. Откуда-то спереди доносились крики, свист, заливистый собачий лай и рык. Будь Орвелл Роттери моложе, несся бы на эти звуки, сломя голову. С возрастом же его страсть к охоте заметно поутихла, если совсем не испарилась. Он продолжал на нее выезжать просто из дани привычке, к тому же верховые прогулки порой всё же позволяли отвлечься от тягостных мыслей, снедавших мужчину уже несколько месяцев.

   Великий князь отвергал одно решение совета кланов за другим. Формально он имел на это право, однако ни один из правителей за последние лет двести им ни разу не пользовался в знак почтения к главам родов. Это было своего рода традицией, а в Кирше традиции уважали. По крайней мере раньше.

   Баламут с Шалуньей, глухо ворча, трепали уже мертвую лисицу. Егерь вяло покрикивал на животных, не особо стараясь отобрать у них добычу - он был ей разочарован. Заметив хозяина, собаки выпустили тушку и повернули к нему окровавленные морды.

   Орвелл Роттери скользнул взглядом по обагренному снегу, слабо поморщился. Всё шло к тому, что скоро его окрасит не только лисья кровь.

   - Хватит на сегодня, - буркнул он, отворачиваясь. - Я устал.

   - Вам письмо, саэ Орвелл, - сообщил секретарь, когда глава клана устроился в любимом кресле у камина и выпил обязательную после охоты стопку рябиновой настойки. - Голубь прибыл час назад.

   Мужчина глянул на запечатанную капсулу в руках слуги. Различил гравировку "А.С.". Удивился.

   Голубиная почта не прижилась в Кендрии из-за предубеждения местных жителей перед этими птицами. Кендрийцы предпочитали дожидаться куда более медлительного курьера, лишь бы не иметь с ними дела. Граф Аливьер Скадери принадлежал к меньшинству тех, кто не боялся суеверий. Вот только их с Орвеллом Роттери сложно было назвать друзьями по переписке - киршец уж и не помнил, когда последний раз возникала необходимость в срочном общении. Глава клана, хмурясь, вскрыл капсулу и вытряхнул на колени тонкий бумажный свиток. Развернув и пробежав глазами текст, почувствовал, как у него на затылке зашевелились волосы, а сердце поперхнулось кровью и ухнуло куда-то вниз.

   Дворянин замер в растерянности. Прочитал послание повторно на случай, если в первый раз что-то понял неправильно. Какое-то время сидел неподвижно, осмысливая полученное известие. Внимательно изучил инициалы на капсуле - не подделка ли. К огромному огорчению мужчины, выглядела та вполне настоящей. Правитель Ифайна не отличался склонностью к шуткам, значит, написанное было правдой. Орвеллу Роттери стало дурно: как будто ему и так не хватало проблем! Мужчина зажмурился и стиснул пальцами переносицу, силясь унять проснувшуюся головную боль.

   - Вам плохо, саэ Орвелл? - встревожился секретарь. - Мне позвать лекаря?

   - Пригласи Майру, - велел глава клана.

   Услышал, как скрипнула дверь - слуга побежал исполнять поручение. Мужчина глубоко вздохнул и, убрав от лица руку, открыл глаза. Скользнул взглядом по интерьеру, собираясь с мыслями. Полстены занимало эпичное полотно, изображавшее битву за Ликсу - картина старая и настолько потемневшая от времени, что было практически невозможно рассмотреть лица сражавшихся. Кто-то из изображенных людей был Роттери. Их можно было опознать по клановым цветам в элементах одежды, лишь как следует приглядевшись. "Служим достойному" гласила выцветшая надпись внизу холста - девиз рода. Ныне правящий великий князь достойным не был, это давно стало понятно. Каковы шансы, что таковым окажется внезапно воскресший Кадар, если это и впрямь он?

   - Звал?

   Майра Роттери стояла в дверях, глядя исподлобья и скрестив на груди руки. Темно-синее платье в пол и кожаный пояс, украшенный огненным сердоликом. Густые каштановые волосы собраны в небрежную растрепанную косу и перевязаны оранжевой лентой. Лицо девушки обезображивал ужасный шрам, неровные белые полосы пересекали лоб, бровь и правую щеку, три таких же на руке и груди скрывала одежда - напоминание о детской блажи. В тринадцать лет Майра поспорила с братом, что сможет убить волка, и той же ночью сбежала из замка, вооруженная одним лишь ножом. Ее нашли в лесу следующим вечером, окровавленную, израненную и без сознания. Рядом с мертвым зверем.

   "Моя дикая ласка", про себя называл ее отец, втайне гордясь дочерью. За пределами семьи же были распространены куда менее лестные эпитеты - слухи о характере и свершениях одной из наследниц саэ Орвелла гремели по всей стране. Причем, что бывает редко, они большей частью соответствовали реальности. Майра действительно макала Найну Говерал головой в супницу за глупую насмешку. Правда, что вызывала на дуэль вступившегося за родственницу Радфорда Говерал, неосмотрительно позволившего себе распустить руки. Впрочем, что бы ни говорили сплетни, его подштанники к воротам замка она всё же не прибивала, хотя в принципе это было б в ее духе.

   Эсса Майра хамила, нарушала правила приличия, ни с кем не считалась и ничего не боялась. Младшей дочери Орвелла Роттери был закрыт доступ во все приличные дома Кирша, ей было запрещено показываться при дворе и в храмах - после всех событий глава клана Говерал добился отлучения ее от церкви. Впрочем, никто не осмелился поставить ей соответствующее клеймо. "Ее нужно держать на цепи в подвале!" - возмущались Митлдин, правда, предварительно убедившись, что девушка не могла их слышать. "Ее давно стоило пристрелить, как бешеную собаку", - ворчали Карза, не особо таясь. Кейран Роттери всё гадал, когда ж с его сестрой произойдет фатальный "несчастный случай", подстроенный кем-нибудь из недоброжелателей, и нервировал ее обещаниями похоронить с шиком. А саэ Орвелл очень жалел, что не может себе позволить вести себя так же - положение главы рода вынуждало действовать благоразумно и думать о последствиях всех своих поступков.

   Мужчина молча протянул дочери письмо. Не ожидая ничего интересного, Майра принялась читать. После первой же строчки ее целая бровь в удивлении взмыла вверх, девушка недоуменно уставилась на родича. Тот пожал плечами.

   - Помнишь Кадара? - спросил он.

   - Очень смутно, - буркнула дворянка, возвращаясь к письму. - Давно это было.

   - Узнаешь, если увидишь?

   - Хочешь, чтоб я на него взглянула? - девушка вскинула на отца тут же вспыхнувший взгляд.

   Саэ Орвелл колебался. Глядя в темно-карие, совсем как у него, глаза дочери, и видя разгоравшийся в них азарт, обычно ни к чему хорошему не приводящий, он уже не был так уверен, что было удачной идеей доверить это дело ей.

   - Да брось ты, - Майра догадалась о причине отцовских сомнений. - Не съем я его. И никто из Роттери не общался с Кадаром больше меня, - требовательно уставилась на родителя.

   Глава клана молчал. Девушка подождала ответа еще пару секунда, затем, сочтя вопрос решенным, улыбнулась и отступила на шаг. Затем вдруг раскинула руки, запрокинула голову и, взмахнув подолом, торжествующе закружилась по комнате. Не рассчитав траекторию, столкнулась с невысоким резным шкафчиком и едва успела поймать чуть не свалившуюся с него шкатулку.

   - Ммм... А если он окажется настоящим... - Майра бесцельно открыла ее и, даже не заглядывая внутрь, закрыла. Поставила на место. - Если это правда Кадар... - бросила возле нее нечаянно смятое в порыве чувств письмо, принялась нервозно перемещать фигуры на стоявшей здесь же шахматной доске.

   Ее руки мелко подрагивали в предвкушении - кони уже закусили удила. Огромные черные животные, потные и сильные. Окруженные облаками пара, они сердито роют копытами землю, тяжело дышат, глухо ржут и раздраженно трясут головами, готовые в любой момент сорваться с места. Состоящие, кажется, из одних лишь напряженных мускул, злые, свирепые кони. И тонкая узда, не позволяющая пуститься вскачь, не столько держит, сколько еще больше выводит их из себя. Достаточно как следует тряхнуть головой, чтоб она лопнула. Дыхание становится всё глубже и чаще, глаза всё сильнее наливаются кровью, шеи выгибаются всё яростней - их терпение истекает. Не бросишь удила - вырвутся сами, унесут, растопчут.