Софья. А вы, Анна Марковна, много вреда приносите дочери вашей…
Целованьева. Ещё бы те! Кто больше матери вреден? Нет, матушка, уж вы позвольте…
Софья (уходя). Я знаю, что с вами бесполезно говорить к об этом, — простите, сорвалось…
Целованьева. Иди, беги к любовнику-то скорее!..
Павла. Это — неправда! У неё нет любовника.
Целованьева (спокойно). Нет, так будет…
Павла (ходит по комнате). Не взошло солнце…
Целованьева. А ты — верь ей! Не про солнце надо думать, а про себя — как самой прожить тихо и с удовольствием… Все хотят жить с удовольствиями. Разбойника этого надобно тебе оставить, и барыня эта не подруга тебе — она тоже воровой породы. А мы — люди тихие. Деньги у тебя есть свои — двадцать пять тысяч… И ещё я… Со своими деньгами можно жить как хочешь: свой целковый — родного брата дороже… Мне в этом доме — тоже не привольно, а мне пора отдохнуть — сорок три года мне!.. Кто я тут?
Павла. Не про то вы говорите, не то! Зачем я вышла из монастыря?
Целованьева. Со своим капитальцем и в монастыре барыней проживёшь. И я бы с тобой… Нет подружки верней родной матери… она всё понимает, всё прикроет…
Павла. Стойте… идёт кто-то…
Целованьева. Уйти бы нам, а? Гляди, полиция скоро приедет.
Павла. Зачем?
Целованьева. А как же? Я послала…
(Муратов входит.)
Павла. Ну, что он?
Муратов. Устал, дремлет…
Павла. Он ведь не умрёт?..
Муратов. Со временем непременно умрёт…
Павла. Когда? Не сейчас?
Муратов. Точно не знаю когда…
Целованьева. Вы бы, батюшка, не издевались над простодушием нашим…
Павла. Оставьте, мама! Ведь рана не опасная?
Муратов. Револьверишко — слабый, пуля маленькая, скользнула по ребру и вышла в боку — это безопасно…
Павла. Ах, слава богу, слава богу!.. Василий Павлович, кажется, я сказала вам давеча дерзко…
Муратов. О, не беспокойтесь! Я знаю христианские ваши чувства…
Павла. Я даже и не помню, что сказала…
Муратов. Пустяки… уверяю вас…
Целованьева. Встрёпана ты очень, Паша…
Павла (взглянув в зеркало). Ой, ужас! Что ж вы раньше-то не сказали?
Целованьева. Время не было…
Павла. Вы — извините, я уйду…
Муратов. О, пожалуйста…
Павла. Так что — Миша скоро встанет?.
Муратов. Не знаю… Доктор сказал, что организм его очень истощён пьянством и распутством…
Павла. Ой, как вы…
Целованьева. А ты иди-ка, иди! Не тебя это касается…
(Муратов садится в кресло у стола, согнулся, схватил голову руками, имеет вид человека, которому очень тяжело. Входит Софья, при виде Муратова её усталое лицо становится суровым. Он поднял голову, медленно выпрямился.)
Софья. Вы, вероятно, устали?..
Муратов. А вы?
Софья. Да, немножко…
Муратов. Нужно отдохнуть. Я сейчас уйду. Но — прежде позвольте мне поставить один вопрос?
Софья (не сразу). Ставьте.
Муратов. Я хочу подать прошение о переводе во Владыкинское лесничество — вы знаете, там лесничий застрелился…
Софья. Да, знаю…
Муратов. Но если б я остался здесь — мог ли бы я расчитывать…
Софья (ударив чем-то по столу, решительно). Нет!
Муратов. Позвольте, вы не дослушали! Я хотел спросить — могу ли я рассчитывать, что ваше отношение ко мне изменится…
Софья. Я поняла вопрос.
Муратов (встал, усмехаясь). Шохин убил человека, но, право, вы относитесь к нему милостивее, чем ко мне.
Софья (не сразу). Может быть… вероятно… Что такое — Шохин? Он — честный зверь, он думал, что это его долг — убивать людей, которые крадут добро его хозяина. Но — он понял, что сделал, и всю жизнь не простит себе этого, теперь он относится к людям иначе…
Муратов. Вы — ошибаетесь… как всегда…
Софья. В вашем лесничестве за семь лет ваши Шохины убили и изувечили несколько десятков человек…
Муратов. Ну, не так много…
Софья. А сколько посажено в тюрьмы, сколько разорено семей из-за вязанки хвороста! Вы это считали?
Муратов. Нет, конечно. И какое вам дело до этой статистики? Сударыня — всё это романтизм! Как бы вы приказали поступать с ворами?
Софья. Не знаю, но — не так! Ведь вот у нас — не воруют…
Муратов. Н-но! Это — не факт, а только видимость, как говорит доктор, тоже романтик.
Софья. Нам нужно кончить этот разговор, — он возникает с каждой встречей…
Муратов. Вы совершенно напрасно спорите со мною…
Софья (встала). Послушайте, Василий Павлович: да, вы для меня хуже Шохина, хуже любого пьяного мужика — мужика можно сделать человеком, — вы — что-то безнадёжное… Мне не очень легко сказать вам это…
Муратов. Не идёт к вам романтизм, хозяйка!..
Софья. Нелегко видеть вас таким, каков вы есть. Умный, образованный человек без любви к людям, без желания работать, — это меня отталкивает. Я видела, как вы гасли, как вы быстро теряли себя, развращали других.
Муратов. Пять минут назад я слышал, как Анна Марковна мудро сказала: все хотят жить с удовольствиями! Это очень верно. Что стоят все эти якобы развращённые мною люди вместе с нашим племянником? Я раздавлю их, кто-то другой, или они сами медленно передавят друг друга — не всё ли равно?
Софья. Быть Мефистофелем в уездном городе — это очень легко, вы бы попробовали быть честным человеком!
Муратов. Недурно сказано! Но что значит — честный человек?
Софья. Нам не о чём говорить.
Муратов. То есть — вы не можете ответить. Ужасно одиноки вы… одиноки и бессильны!
Софья. Это неправда! Есть где-то люди, которые чувствуют жизнь так же, как я. Ведь ничего нельзя выдумать, можно только принять в душу свою то, что есть в жизни. В моей душе есть светлое — значит, оно есть и вне моей души; в моей душе есть вера в возможность иной жизни — значит, она есть в людях, эта благая вера! Я многого не понимаю, я плохо образованна, но я чувствую: жизнь — благо, и люди — хороши́… А вы всегда лжёте на людей… и даже — на себя…
Муратов. Я всегда говорю правду…
Софья. Это правда ленивых, самолюбивых, обиженных, что-то злое, гнилое. Это — издыхающая правда!
Муратов. До сего дня она считалась бессмертной.
Софья. Нет, — живёт и растёт другая… Есть другая Русь, не та, от лица которой вы говорите! Мы — чужие люди… Не попутчица я вам, и — мы кончили, надеюсь?
Муратов (взял с камина шляпу). Увы, но я уверен, что по пути к этой другой правде вы сломите себе шею, — pardоп! Бросьте-ка вы все эти фантазии и примите мою руку — руку человека интересного — э?
(Софья молчит, смотрит на него.)
Муратов (отступая к двери). Подумайте! Мы поехали бы в Европу, в Париж — это гораздо забавнее города Мямлина. Вы — молодая, красивая, в Европе очень умеют ценить красивых женщин — сколько наслаждений ждёт вас! Я же — не ревнив, ваши маленькие шалости будут даже приятны мне… Мы бы прекрасно сожгли жизнь, э?
Софья (вздрогнув, тихо, с отвращением). Ступайте…
Муратов. Это меня огорчает…
Антипа (сзади его, в дверях). Ну-ка, посторонись…
Муратов. Н-ну-с? Прощайте…
Антипа. Прощай! (Сестре.) Уснул Михайло-то… Хорошо мы с ним поговорили… (Присматривается к ней, обернулся к двери.) Опять этот, бес зелёный, наплёл чего-нибудь? На что ты его привечаешь?..
Софья. Давно… лет шесть тому назад, человек этот нравился мне…
Антипа. Молода была… Уйти мне, что ли?