«Ишь ты, какая круглая! По хозяину и скот…»

До деревни оставалось уже немного дороги. Намокшие от дождя избы отчётливо выступали на жёлтом песке, а над ними, на вершине холма, ясно обозначались прямые, как свечи, рыжие стволы сосен.

— Лесок-то цел ещё… — сказал Лохов.

— Куда ж ему деваться? — спросил Финоген.

— Сводят теперь леса… здорово их сводят!

— Это где можно, там сводят… Но ежели кто без ума, так и этот лес, пожалуй, вырубит… Ну, только тогда всю лощину, даже до реки, песком занесёт…

— Это верно, занесёт… — согласился Лохов.

— Куда ж ты теперь, Матвей Петрович? — помолчав, спросил Финоген.

— Да вот… к вам.

— Мм… побывать, значит?

— Да… как бог укажет.

— Стало быть, может, и останешься на прожитьё?

— А может быть… и так может быть…

Мужик замолчал и, зачем-то закрыв глаза, взял правой рукой свою большую русую бороду и задумчиво подергал её.

Дорога, раньше лежавшая по липкому суглинку, теперь потянулась по песку, и лошадь Лохова пошла тихим шагом.

— Поди, деньжонок скопил на службе-то? — спросил Финоген.

— Н-ну! Деньги, знаешь, скользки… удержать их при себе трудно.

— Землёй заниматься будешь?

— Вот что, Финоген Ильич… — заговорил Лохов серьёзно и хозяйственно: — ты уж, пока что, прими меня к себе… у тебя я остановлюсь… Тогда и потолкуем как следует, по душе. Шабрами тоже были… да вот — судил бог — с тобой же первым и встретился я.

Финоген услышал в его голосе что-то новое, как бы властное. Он посмотрел в лицо Лохову и, не торопясь ответил:

— Ко мне, так ко мне… милости прошу.

— Надоело мне жить в городах! — говорил Лохов, вглядываясь своими серыми глазками в стены и крыши изб так, точно он надеялся рассмотреть и всё то, что есть под крышами и за стенами. — Жизнь шумная, путаная… и пользы мало человеку от неё.

— В деревне проще… — подтвердил Финоген.

— Вот… я и надумал: поеду-ка, мол, в деревню, — авось, к чему пристроюсь…

— Тут как раз присосёшься к делу… — снова обнадёжил Лохова Финоген, не глядя на него.

Они въехали в улицу. Тихо было в деревне; лишь откуда-то издалека долетали крики ребятишек да охающие звуки цепов.

— Молотят… — сказал Лохов.

— Такое время, чтобы молотить…

— Сыровато…

— На гумнах — ничего…

— Никак твоя изба?

— Она…

Лохов щёлкнул языком и, дёрнув вожжами влево, поворотил лошадь к воротам большой избы, такой же прочной и угрюмой, как и её хозяин.

— Погоди, я ворота отворю… — сказал Финоген, тяжело слезая с тележки на землю…

— Вот я и приехал! — воскликнул Лохов, часто мигая глазами.

Через час в просторной избе Финогена сам он, его жена и Лохов сидели за столом и пили чай.

— Советовал мне один человек, — говорил Лохов, барабаня по столу пальцами, — заняться варкой мятного масла. Указал он мне все способы… Просто это делается и, если верить тому человеку, дело выгодное…

— Та-ак… — сказал Финоген, усердно и внимательно дуя на блюдечко.

— Но хоша оно и так… однако дело новое, неиспытанное… потянешься к нему да и оборвёшься.

— Бывает…

— И хочу я, по этой причине, взяться за торговлю.

— Кабаком промышлять будете? — спросила жена Финогена, низенькая, жилистая, с красивыми чёрными глазами, которые казались слишком молодыми для её жёлтого лица, уже покрытого сетью тонких морщин.

— Нет, кабаком не стану. — И Лохов отрицательно мотнул головой. — Кабака я не люблю, ежели говорить правду. Сам я не пью и всем бы запретил винище это употреблять… Кабак дело нехорошее…

— Недолговечное дело, — спокойно сказал Финоген. — С будущего года, слышь, казённую водку заведут у нас… слыхал, чай?

— Н-да, вот видите! — сказал Лохов.

— Слыхал, мол, про это? — вновь спросил Финоген.

— Да… мельком слыхал. А что?

— Ничего.

Лохов посмотрел на Финогена и передёрнул плечами.

— Я не потому избегаю кабака, что слышал про монополию, — вразумительно заговорил он, — а просто — не хочу. Ежели говорить правду, виноторговля навынос и распивочно — дело прибыльное и простое, особой сноровки не требует, а копейку тянет к себе, как магнитом. Но хотя я и жил в городах, был в солдатах… огни, и воды, и медные трубы прошёл, — однако бога помню. Господу я слуга верный… А около вина греха много. Так много на земле греха от вина, что даже, может, больше всей прибыли.

— Это вот верно, — одобрительно сказала Финогенова баба.

Муж взглянул на неё и сказал, подвинув к ней свой стакан:

— Налей-ка мне ещё, Варвара!

— Хозяйка-то есть у вас? — спросила Варвара.

— Ещё нет, — ответил Лохов. — Всё некогда было обзавестись. Служба у меня в езде… сегодня — здесь, завтра — там. Какой интерес иметь хозяйку при такой службе? Я, примерно скажем, на пароходе езжу, а её с собой ведь не возьмёшь. Оставь её, значит, на берегу, одну… содержать надо… и потом вдруг окажется — шалить она начнёт? Беспокойно это… Я так решил в уме: когда уж, мол, сяду прочно на одном месте, тогда и женюсь.

— Эдак-то чего лучше! — заметила Варвара.

— И опять же жениться в городе надо оч-чень осторожно! — Тут Лохов поднял кверху палец и, подержав его вытянутым, помолчал. — Городские женщины, они ведь ой-ой-ой! За ними глаз нужен… И в одёже она разбирает, и в пище… и во всём прочем. Деревенские куда проще… деревенские много лучше…

— С ними спокойнее, — сказала Варвара.

— Глупее они, — усмехаясь, заметил Финоген, поглаживая свою бороду огромной ладонью.

— Женщине для её дела не много ума нужно, — вразумительно сказал Лохов. — Позвольте мне ещё чашечку!

Темнело. Серые, низко опустившиеся над землёй осенние тучи смотрели в маленькие окна избы, и в углах её уже собрался сумрак.

— Ну, а вы тут как поживаете, Финоген Ильич?

— Живём по малости, — ответил Финоген, подумав.

— Богатеете всё?

— Заплатами-то? Богатеем… каждый день почти новые заплаты нашивают бабы на одежду-то нам.

Лохов любезно засмеялся.

— Нет, видимо, поправилась деревня-то… Избы построены такие всё коренастые… и народ сыто глядит.

— От завода есть нам помощь, — сказала Варвара. — Завод тут выстроили бумажный, да ещё масляный… из дерева гонят масла разные. Ну вот мужики и возят товары на станцию да со станции; туда семь копеек с пуда, оттуда семь копеек…

— Во-он что? Да, да, да… А я не знал про заводы-то! — воскликнул Лохов, улыбаясь и мигая глазами.

— Заводы нам очень помогают.

— Далеко заводы-то?

— Один в шести верстах, а другой вот тут, за лесом… версты четыре места…

— Что же, трактирные заведения при них?

— Запрещено! — кратко сказал Финоген.

— Кем же?

— Начальством… Не позволяется…

— Та-ак. С-скажите! Ну, а ежели в деревне открыть?

— Общество не разрешит.

— Да ведь ему польза от того… большая польза может быть!..

— Это ежели оно пропьётся? — спросил Финоген, строго глядя на Лохова. — Не ему от того польза будет…

— Да ведь аренду же возьмёт оно! — воскликнул Лохов и даже покраснел весь, а усы у него стали торчком, как щетина.

— Тут уж наезжали разные, — заговорила Варвара, — и один даже три тыщи давал в год; но мужики — Финоген вот, да еще Лощенковы братья, Ефим шабер, Горюнов старик, — помните Горюнова-то?

— Да… стар уж, чай… Что же они?

— Сбили сход… Не желаем, дескать…

— Мм… — неодобрительно покачал головой Лохов.

— Да, не желаем мы, чтобы у нас пьянство было и всё такое, — твёрдо сказал Финоген, глядя на Лохова прищуренными глазами. — Не хотим мы этого… нам и без кабаков жёлтенько живётся. Кабак мы к себе не пустим. Семь лет тому время, как составили мы приговор, чтобы жить без кабака, и живём себе.

— Казённый откроют, — сказал Лохов.

— А мы будем просить: не надо.

— Что ж? Можно и без… трактирного заведения жить, — подумав, сказал Лохов.

— Н-да! Придётся уж без него, — подтвердил Финоген, точно угрожая кому-то.

— Поглядим, — промолвил Лохов, значительно и плотно сжав губы.