24.8.41. Воскресенье.
Вчера Cannes, купался. Никого не видал.
Юбочки, легкие, коротенькие, цветистые, по-старинному простые, женственные, которые носят нынешнее лето. Стучат деревянными сандалиями.
Немцы пишут, что убили русских уже более 5 миллионов.
С неделю тому назад немцы объясняли невероятно ожесточенное сопротивление русских тем, что эта война не то что во Франции, в Бельгии и т. д., где имелось дело с людьми, имеющими «L'intelligence», — что в России война идет с дикарями, не дорожащими жизнью, бесчувственными к смерти. Румыны вчера объяснили иначе — тем, что «красные» идут на смерть «под револьверами жидов-комиссаров». Нынче румыны говорят, что, несмотря на все их победы, война будет «непредвиденно долгая и жестокая».
Днем нынче было совершенно палящее солнце — настоящий провансальский день.
28.8.41. Четверг.
Был André Gide. Очень приятное впечатление. Тонок, умен — и вдруг: Tolstoy — asiatique. В восторге от Пастернака как от человека — «это он мне открыл глаза на настоящее положение в России»;, восхищался Сологубом.
Вечером известие, что Персия сдалась.
Вчера: ранен Лаваль (на записи волонтеров французов, идущих воевать с немцами на Россию). <…>
Gide видел Горького, но в гробу.
В Париже выдается литр вина на человека на целую неделю.
30.8.41. Суббота.
С утра солнце, потом небо замутилось, совсем прохладно. Ночью ломило темя и трепетало сердце — опять пил на ночь (самодельную водку)!
Взят Ревель. <…>
5. IX.41. Пятница.
Купался за эти дни 3 раза. В среду был в Ницце, завтракал с Пушкиной. Выпил опять лишнее. Спьяну пригласил ее к нам в среду.
У Полонских получил письмо от Алданова.
Дни в общем хорошие, уже немного осенние, но жаркие.
Контрнаступление русских. У немцев дела неважные.
Кровь, но не сильная.
Вчера ездил с М. и Г. (в Cannes), после купанья угощал их в «Пикадилли».
Китайские рассказы Pearl Buck. Прочел первый. Очень приятно, благородно. Ничего не делаю. Беспокойство, грусть.
В газетах холопство, брехня, жульничество. Япония в полном мизере — всяческом. Довоевались <…>
Нынче 76-й день войны в России.
7. IX.41. Воскресенье.
Серо и прохладно. Безвыходная скука, одиночество. Нечего читать — стал опять перечитывать Тургенева: «Часы», «Сон», «Стук, стук!», «Странная история». Все искусственно, «Часы» совершенно ненужная болтовня. <…>
Бесстыжая брехня газет и радио — все то же! Утешают свой народ. «В Петербурге мрут с голоду, болезни…» — это из Гельсингфорса. Откуда там что-нибудь знают? <…>
14. IX.41. Воскресенье.
В ночь с 10 на 11 в час с половиной проснулся от стука в дверь — очень испугался, думал, что с В. что-нибудь. Оказалось — было два страшных удара, англичане бросили бомбы между Восса и Mandelieu на что-то, где будто бы что-то делали для немцев. Я не слыхал, а когда кинулся к окну, увидал нежную лунную ночь и висячий невысоко в воздухе над Восса малиновый овал — нечто жуткое, вроде явленной иконы — это освещали, чтобы видеть результаты бомбардировки. Говорят, разрушены и сожжены какие-то ангары. <…>
Опять перечитываю «Вешние воды». Так многое нехорошо, что даже тяжело.
Нынче прекрасное, солнечное, но прохладное утро.
На фронтах все то же — бесполезное дьявольское кровопролитие. Напирают на Петербург. Взяли Чернигов.
16. IX.41. Вторник.
Ждем к завтраку Левина, Адамовича и André Gide.
19. IX.41.
Во вторник все названные были. Я читал «Русю» и «Пашу». <…>
Во время обеда радио: взята Полтава. В 9 часов: взят Киев.
Приходили ко мне М. и Г. — Галина ревет, пила у меня rosé.
Взято то, взято другое… Но — quoi bon? Что дальше? Россия будет завоевана? Это довольно трудно себе представить!
22. IX.41. Понедельник.
Русское радио: «мы эвакуировали Киев». Должно быть, правда, что только вчера, а не 19-го, как сообщали немцы.
Г. и М. продолжают еще раз переписывать мои осенние и зимние рассказы, а я вновь и вновь перечитывать их и кое-где править, кое-что вставлять, кое-что — самую малость — зачеркивать.
Потери немцев, вероятно, чудовищны. Что-то дальше? Уже у Азовского моря — страшный риск…
Послал (завтра утром отнесет на почту Бахрак) Олечке письмо: три маленьких открытки шведских и стихи:
23. IX.41, 24.IX.41.
<…> Майский, русский посланник в Англии, заявил английскому правительству, что немцы потеряли людьми около трех г половиной миллионов, но что и у русских потери очень велики, что разрушены многие индустриальные центры, что Россия нуждается в английской помощи… Это английское радио. Французское радио сообщило одно: «Майский признал, что положение русских катастрофично, что потеря Киева особенно ужасна…»
Прекрасная погода.
25. IX.41.
Прекрасное утро. Проснулся в 7. Бахр. и 3. поехали за картошками к Муравьевым.
М. и Г. переписывали эти дни «Натали». Я еще чуть-чуть почеркал.
Питаемся с большим трудом и очень скудно: в городе решительно ничего нет. Страшно думать о зиме.
28. IX.41. Воскресенье.
Прекрасный день, начинался ветер, теперь стих (три часа). Как всегда, грустно-веселый, беспечный трезвон в городе. <…>
Третий день не выхожу — запухло горло, был небольшой жар, должно быть, простудился, едучи из Cannes в четверг вечером, сидя в заду автобуса возле топки.
Кончил «Обрыв». Нестерпимо длинно, устарело. Кое-что не плохо.
Очень грустно, одиноко.
30. IX.41. Вторник.
Хорошая погода. Именины Веры, завтрак с Самойловыми, они привезли жареную утку.
Кровь. Сказка про Бову продолжается — «одним махом семьсот мух побивахом». «Полетел высоко — где-то сядет?»
8. X.41. Среда.
<…> Вчера вечером вернулся из Ниццы Бахрак. A.Gide сейчас там. Какой-то швейцарский издатель, по его рекомендации, хочет издать на французском языке мою новую книгу. Вот было бы счастье!
В Сербии и Чехии заговоры, восстания и расстрелы. <…>
9. X.41. Четверг.
Проснулся в 6 1/2 (т. е. 5 1/2 — теперь часы переведены только на час вперед), выпил кофе, опять заснул до 9. Утро прекрасное, тихое, вся долина все еще (сейчас 10 1/2) в светлом белесом пару. Полчаса тому назад пришел Зуров — радио в 9 часов: взят Орел (сообщили сами русские). «Дело очень серьезно».
Позавчера М. переписала «Балладу». Никто не верит, что я почти всегда все выдумываю — все, всё. Обидно! Баллада выдумана вся, от слова до слова — и сразу в один час: как-то проснулся в Париже с мыслью, что непременно надо что-нибудь <послать> в «Последние новости», должен там; выпил кофе, сел за стол — и вдруг ни с того ни с сего стал писать, сам не зная, что будет дальше. А рассказ чудесный.
Нынче Ницца встречает Дарлана.
Как живет внучка Пушкина и чем зарабатывает себе пропитание!