Гаснет день — и звон тяжелый

  В небеса плывет:

С башни старого костела

  Колокол зовет.

А в костеле — ожиданье:

  Сумрак, гул дверей,

Напряженное молчанье,

  Тихий треск свечей.

В блеске их престол чернеет,

  Озарен темно;

Высоко над ним желтеет

  Узкое окно.

И над всем — Христа распятье:

  В диадеме роз,

Скорбно братские объятья

  Распростер Христос…

Тишина. И вот, незримо

  Унося с земли,

Звонко песня серафима

  Разлилась вдали.

Разлилась — и отзвучала:

  Заглушил, покрыл

Гром органного хорала

  Песнь небесных сил.

Вторит хор ему… Но, боже!

  Отчего и в нем

Та же скорбь и горе то же,—

  Мука о земном?

Не во тьме ль веков остался

  День, когда с тоской

Человек, как раб, склонялся

  Ниц перед тобой

И сиял зловещей славой

  Пред лицом людей

В блеске молнии кровавой

  Блеск твоих очей?

Для чего звучит во храме

  Снова скорбный стон,

Снова дымными огнями

  Лик твои озарен.

И тебе ли мгла куренья,

  Холод темноты,

Запах воска, запах тленья

  Мертвые цветы?

Дивен мир твой! Расцветает

  Он, тобой согрет,

В небесах твоих сияет

  Солнца вечный свет,

Гимн природы животворный

  Льется к небесам…

В ней твой храм нерукотворный,

  Твой великий храм!

От праздности и лжи, от суетных забав

Я одинок бежал в поля мои родные,

Я странником вступил под сень моих дубрав,

Под их навесы вековые,

И, зноем истомлен, я на пути стою

И пью лесных ветров живительную влагу…

О, возврати, мой край, мне молодость мою,

И юных блеск очей, и юную отвагу!

Ты видишь — я красы твоей не позабыл

И, сердцем чист, твой мир благословляю…

Обетованному отеческому краю

Я приношу остаток гордых сил.

В туче, солнце заступающей,

Прокатился гулкий гром,

Ангел, радугой сияющий,

Золотым взмахнул крестом —

И сорвался бурей, холодом,

Унося в пыли бурьян,

И помчался шумно, молодо

Дымным ливнем ураган.

Ту звезду, что качалася в темной воде

Под кривою ракитой в заглохшем саду, —

Огонек, до рассвета мерцавший в пруде,

Я теперь в небесах никогда не найду.

В то селенье, где шли молодые года,

В старый дом, где я первые песни слагал,

Где я счастья и радости в юности ждал,

Я теперь не вернусь никогда, никогда.

Бушует полая вода,

Шумит и глухо, и протяжно.

Грачей пролетные стада

Кричат и весело и важно.

Дымятся черные бугры,

И утром в воздухе нагретом

Густые белые пары

Напоены теплом и светом.

А в полдень лужи под окном

Так разливаются и блещут,

Что ярким солнечным пятном

По залу «зайчики» трепещут.

Меж круглых рыхлых облаков

Невинно небо голубеет,

И солнце ласковое греет

В затишье гумен и дворов.

Весна, весна! И все ей радо.

Как в забытьи каком стоишь

И слышишь свежий запах сада

И теплый запах талых крыш.

Кругом вода журчит, сверкает,

Крик петухов звучит порой,

А ветер, мягкий и сырой,

Глаза тихонько закрывает.

То разрастаясь, то слабея,

Гром за усадьбой грохотал,

Шумела тополей аллея,

На стекла сумрак набегал.

Все ниже тучи наплывали;

Все ощутительней, свежей

Порывы ветра обвевали

Дождем и запахом полей.

В полях хлеба к межам клонились…

А из лощин и из садов —

Отвсюду с ветром доносились

Напевы ранних соловьев.

Но вот по тополям и кленам

Холодный вихорь пролетел…

Сухой бурьян зашелестел,

Окно захлопнулось со звоном,

Блеснула молния огнем…

И вдруг над самой крышей дома

Раздался треск короткий грома

И тяжкий грохот… Все кругом

Затихло сразу и глубоко,

Сад потемневший присмирел, —

И благодатно и широко

Весенний ливень зашумел.

На межи низко наклонились

Хлеба в полях… А из садов

Все так же скучно доносились

Напевы ранних соловьев.

Когда же, медленно слабея,

Дождь отшумел и замер гром,

Ночь переполнила аллеи

Благоуханьем и теплом.

Пар, неподвижный и пахучий,

Стоял в хлебах. Спала земля.

Заря чуть теплилась под тучей

Полоской алого огня.

А из лощин, где распускались

Во тьме цветы, и из садов

Лились и в чащах отдавались

Все ярче песни соловьев.