Это был цыганенок: смуглый, кудрявый с кольцом в ухе. Тело покрывали окровавленные лохмотья, а на разбитом лице сверкали злые глаза.

— Иш, как зыркает! Щас укусит!

— Связать бы надо щенка.

— А лучше в костер сунуть!

Ксанка подошла ближе и присела рядом с воришкой. Цыганенок отпрянул насколько позволяло узкое пространство, со всех сторон ограниченное врагами.

— Как тебя зовут? Ты один был?

Женский голос на секунду вызвал удивление, но потом в глаза вернулась прежняя злость.

— Я ваших коней все равно уведу! — вымолвил цыган и сплюнул кровью.

— Вот звереныш!

— А чем наши кони лучше других? — спросил Данька.

Цыганенок отвернулся.

— Говори, не бойся, — приказал Ларионов.

— А я не боюсь! Я вас ненавижу!

— За что? — поразилась Ксанка.

— А то не знаете. Вы всю мою семью убили!

— Вот те раз! — присвистнул Валерка.

— С чего ты взял? — спросил Данька.

— Я по вашему следу весь день шел.

— Что-то ты путаешь, хлопчик, — сказал Иван Ларионов. — Ну-ка расскажи все по порядку.

Цыган внимательно оглядел обращенные к нему лица: уже не злые, как в тот момент, когда его только схватили, а внимательные и даже сочувствующие.

— Неужели я ошибся?

Цыганенок повесил голову и чуть хриплым голос начал рассказ:

— Меня зовут Яшка. Моя семья: дедушка, родители, я и младшие брат с сестрой кочевали с табором на юге от этого места. У нас была своя кибитка и пара коней. Прошлой ночью табор остановился в степи на ночлег. Кибитки поставили в круг, а в центре развели большой костер. Ночью холодно, особенно если нечего есть. Но, может, это меня и спасло. Голод мешал мне спать, и я видел, как в полночь на табор напали казаки. С гиканьем и свистом бросились они на табор, словно мы не цыгане, а солдаты… Взрослых мужчин было немного, да и те в основном спали. А женщины, дети и старики сопротивляться не могли. Казаки порубили всех, кто там был, коней увели, а кибитки разграбили и сожгли. Семья вся погибла, а меня спасло то, что удар сабли пришелся по голове плашмя, я просто потерял сознание. Когда все загорелось, я очнулся и сумел отползти в сторону. Потом поймал брошенную бандитами хромую лошадь и на ней погнался за врагами. Я поклялся, что умру, а всех коней у них уведу. Хромая лошадь пала днем, и дальше мне пришлось идти по следу пешком. Потом я увидел ваш лагерь…

— Плохой из тебя следопыт, Яшка, — заключил печальную историю командир, — если ты красных партизан от бурнашей отличить не можешь.

— Вы что же, с казаками враги? — спросил Яшка.

— Да ты что? — возмутился Егор. — Мы и есть настоящие природные казаки!

— Мы всем бандитам враги, — объяснил Данька, — и стоим за честных казаков.

— А таких не бывает! — живо сказал Яшка.

— А честные цыгане бывают? — спросил Валерка.

Бойцы рассмеялись, а Яшка сверкнул глазами в сторону хлопца.

— Бывают, — проворчал он.

— И казаки тоже разные бывают, — сказал Ларионов. — Ладно, оставайся пока до утра, там поглядим.

Партизаны стали укладываться спать, а Валерка вернулся на самовольно оставленный пост.

— Давай, я тебе раны перевяжу, — предложила Ксанка.

— Девчонка, что ли? — спросил цыганенок.

— А что, не понятно? — усмехнулась Ксанка. — Ну, покажь твои царапины — промоем… — В отряде она заведовала аптечкой.

Яшка перечить не стал и выдержал все процедуры, даже зеленку. Хоть на нем и так все зарастало, как на собаке. После перевязки девушка подала цыгану миску каши.

Выскребав дно, Яшка нашел среди спящих партизан Даньку и пристроился рядом.

— Ты чего?

— Я тебя не брошу, — сказал цыганенок, — Яшка добро помнит, если бы не ты, казаки бы меня забили.

— Да я и сам вроде как казак, — зевая, произнес Данька.

— Ты — хороший. Правильно тот, в очках, сказал: разные, видно, казаки бывают. А цыгане — они хорошие, — голос Яшки погрустнел.

— Спи, утром с твоими обидчиками разбираться будем…

12

Не разобрались они тогда с обидчиками Яшки. Утром разведка вернулась назад по следу отряда и недалеко от лагеря нашла пересечение двух дорожек лошадиных копыт. В ближайшем хуторе разведчики узнали, что проезжал отряд бурнашей с табуном в два десятка лошадей. Гнаться за ними было поздно, да и у красных партизан была другая цель. Поэтому командир повел отряд прежним маршрутом. А за погибших родственников Яшки он поклялся отомстить. Сам цыганенок естественно влился в их дружную компанию. Правда, Валерка ужасался его дремучести, но Данька нового бойца в обиду не давал. А тот любой спор старался перевести на лошадей или сбрую — тут Яшке не было равных. Он своими знаниями и бывалого казака мог в тупик поставить. Где уж на этом поле тягаться с ним городскому гимназисту!

Данька усмехнулся и прибавил шаг.

Зато Яшка оказался смелым и преданным товарищем. Пусть грамоты он не знал, зато природная смекалка у цыгана была развита отлично. Умел Яшка и к врагу подкрасться незаметно, и повеселить бойцов хорошей песней. Егор, который так усердно ловил «вора», после в нем души не чаял.

— Как чертов сын заворачивает славно! — восхищался он, когда цыганенок брал в руки гитару и сам пускался в пляс.

Погиб Егор вместе с батей и другими казачками в том последнем страшном бою. Чем больше Даниил об этом думал, тем больше убеждался, что не случайно все это произошло. Не стал бы Лютый просто так делить свою банду на две части, когда знал, что партизанский отряд Ларионова может наскочить в любую минуту. Не так Сидор глуп. А, значит, хитрым маневром заманивал он отца в ловушку. О том и пулеметы, спрятанные в кустах, говорят.

Чтобы захватить красных врасплох, нужно было, чтобы верный человек сообщил им информацию о противнике. Иначе без дополнительной разведки командир не бросился бы наперерез отряду Лютого. От кого же передали казаки, посланные в станицу, отцу весточку? Эх, спросить бы тогда…

Данька дошел до кладбища, расположенного за околицей, и присел на кочку. Слишком еще рано, опасно идти в станицу засветло. Отдающая при каждом движении резкой болью спина призывала к двойной осторожности. Тем более что он сам не решил еще, по какому адресу податься.

Вот с этого момента и начинается чистое гадание. Надежных людей, на слово которых мог безоглядно положиться батя, Данька знал трех: тетку Дарью, дядьку Корнея и деревенского священника отца Миколу.

Тетку Дарью бурнаши схватили вместе с Ксанкой, значит, она не предавала ни сестру, ни отца. Данька вспомнил ее доброе жалостливое лицо, склоненное над ним после порки. Она обмыла и смазала его израненную спину, она делилась с ними последним хлебом и скудной одежонкой…

Парень сжал зубы и помотал головой, отгоняя слезы. Не время сейчас. Нужно сражаться с врагами, отомстить за батю и освободить тетку Дарью с Ксанкой.

Отец Микола… Данька знал его с детства, а батюшка не только его с сестрой, но и отца Ивана Ларионова крестил когда-то в деревенской купели. И хотя, вернувшись с флота, батя называл себя атеистом-безбожником, но к священнику относился уважительно. Многих станичников поддерживал в военные годы отец Микола и добрым словом, и церковным зерном. И их семье помогал, пока не вернулся Ларионов-старший.

Валерка, правда, называл попов пособниками буржуев и капиталистов, но это он в книжке вычитал. А Данька предпочитал доверять мнению бати и собственному опыту. Что может знать автор самой умной книжки об отце Миколе? Ровным счетом ничего.

Третьим доверенным человеком был друг отца по Черноморскому флоту Корней Чеботарев. Познакомились они на линкоре «Быстрый», оказались земляками (родная станица Корнея была всего-то верст за сто от Збруевки) и подружились. «Вдвоем-то легче нести службу», — говорил всегда Ларионов-старший. В самом начале Гражданской дом дядьки Корнея по какой-то причине сгорел, и матрос к пепелищу не вернулся, а осел в Збруевке. Батя помог ему обустроиться. Дядька Корней оказался оборотистым человеком: завел трактир, гнал самогон и жил не тужил. За эту мелкобуржуазную склонность очень ругал его отец: