«Заметила ли ты, о друг мой молчаливый…»
Заметила ли ты, о друг мой молчаливый*,
О мой забытый друг, о друг моей весны,
Что в каждом дне есть миг глубокой, боязливой,
Почти внезапной тишины?
И в этой тишине есть что-то неземное,
Невыразимое… душа молчит и ждет:
Как будто в этот миг всё страстное, живое
О смерти вспомнит и замрет.
О, если в этот миг невольною тоскою
Стеснится грудь твоя и выступит слеза…
Подумай, что стою я вновь перед тобою,
Что я гляжу тебе в глаза.
Любовь погибшую ты вспомни без печали;
Прошедшему, мой друг, предаться не стыдись…
Мы в жизни хоть на миг друг другу руки дали,
Мы хоть на миг с тобой сошлись.
Осень
Как грустный взгляд, люблю я осень.
В туманный, тихий день хожу
Я часто в лес и там сижу —
На небо белое гляжу
Да на верхушки темных сосен.
Люблю, кусая кислый лист,
С улыбкой развалясь ленивой,
Мечтой заняться прихотливой
Да слушать дятлов тонкий свист.
Трава завяла вся… холодный,
Спокойный блеск разлит по ней…
И грусти тихой и свободной
Я предаюсь душою всей…
Чего не вспомню я? Какие
Меня мечты не посетят?
А сосны гнутся, как живые,
И так задумчиво шумят…
И, словно стадо птиц огромных,
Внезапно ветер налетит
И в сучьях спутанных и темных
Нетерпеливо прошумит.
Толпа
[Посвящено В.Г. Белинскому]
Среди людей, мне близких… и чужих,
Скитаюсь я — без цели, без желанья.
Мне иногда смешны забавы их…
Мне самому смешней мои страданья.
Страданий тех толпа не признает;
Толпа — наш царь — и ест и пьет исправно*
И, что в душе задумчивой живет,
Болезнию считает своенравной.
И права ты, толпа! Ты велика,
Ты широка — ты глубока, как море…
В твоих волнах всё тонет: и тоска
Нелепая, и истинное горе.
И ты сильна… И знает тебя бог —*
И над тобой он носится тревожно…
Перед тобой я преклониться мог,
Но полюбить тебя — мне невозможно.
Я ни одной тебе не дам слезы…
Не от тебя я ожидаю счастья —
Но ты растешь, как море в час грозы,
Без моего ненужного участья.
Гордись, толпа! Ликуй, толпа моя!
Лишь для тебя так ярко блещет небо…
Но всё ж я рад, что независим я,
Что не служу тебе я ради хлеба…
И я молчу — о том, что я люблю…
Молчу о том, что страстно ненавижу —
Я похвалой толпы не удивлю,
Насмешками толпы я не обижу…
А толковать — мечтать с самим собой,
Беседовать с прекрасными друзьями…
С такой смешной — ребяческой мечтой
Расстался я, как с детскими слезами…
А потому… мне жить не суждено…
И я тяну с усмешкой торопливой
Холодной злости — злости молчаливой
Хоть горькое, но пьяное вино.
Цветок
Тебе случалось — в роще темной,
В траве весенней, молодой
Найти цветок простой и скромный?
(Ты был один — в стране чужой.)
Он ждал тебя — в траве росистой
Он одиноко расцветал…
И для тебя свой запах чистый,
Свой первый запах сберегал.
И ты срываешь стебель зыбкий.
В петлицу бережной рукой
Вдеваешь, с медленной улыбкой,
Цветок, погубленный тобой.
И вот, идешь дорогой пыльной;
Кругом — всё поле сожжено,
Струится с неба жар обильный,
А твой цветок завял давно.
Он вырастал в тени спокойной,
Питался утренним дождем
И был заеден пылью знойной,
Спален полуденным лучом.
Так что ж? напрасно сожаленье!
Знать, он был создан для того*,
Чтобы побыть одно мгновенье
В соседстве сердца твоего.
Последняя сцена первой части «Фауста» Гёте
Тюрьма
Фауст
(с связкой ключей и лампадой перед небольшой железной дверью)
Я чувствую тревожное волненье…
Всей скорбию земной душа моя полна;
Вот здесь она — в тюрьме… И что же? Заблужденье
Простосердечное — вот вся ее вина.
Ты мешкаешь? Ты медлишь к ней идти?
Иль увидать ее боишься ты?
Решайся же… ей смерть грозит… Скорей!
(Он схватывается за замо́к. В тюрьме раздается песенка,[2])
Фауст (отпирая)
Она не чувствует, что близок милый к ней,
И слышит шум соломы, звук цепей.
(Он входит.)
Маргарита (прячась на постели)
Они пришли… Смерть! смерть! О боже мой!
Фауст (тихо)
Тс! тише! Я пришел тебя спасти.
вернуться
2
Старинную немецкую песенку, которую Гёте вложил в уста Маргариты, я не решился перевести, потому что, по-моему, в переводе она теряет свой характер и является каким-то фантастически лирическим излиянием. Впрочем, перевод г-м Губером этой песни — довольно верен. Т. Л. (Примечание Тургенева.)