24 июля 1916
Даниил
«Села я на подоконник, ноги свесив…»
Села я на подоконник, ноги свесив.
Он тогда спросил тихонечко: Кто здесь?
— Это я пришла. — Зачем? — Сама не знаю.
— Время позднее, дитя, а ты не спишь.
Я луну увидела на небе,
Я луну увидела и луч.
Упирался он в твое окошко, —
Оттого, должно быть, я пришла…
О, зачем тебя назвали Даниилом?
Все мне снится, что тебя терзают львы!
26 июля 1916
«Наездницы, развалины, псалмы…»
Наездницы, развалины, псалмы,
И вереском поросшие холмы,
И наши кони смирные бок о бок,
И подбородка львиная черта,
И пасторской одежды чернота,
И синий взгляд, пронзителен и робок.
Ты к умирающему едешь в дом,
Сопровождаю я тебя верхом.
(Я девочка, — с тебя никто не спросит!)
Поет рожок меж сосенных стволов…
— Что означает, толкователь снов,
Твоих кудрей довременная проседь?
Озерная блеснула синева,
И мельница взметнула рукава,
И, отвернув куда-то взгляд горячий,
Он говорит про бедную вдову…
Что надобно любить Иегову…
И что не надо плакать мне — как плачу…
Запахло яблонями и дымком,
— Мы к умирающему едем в дом,
Он говорит, что в мире все нам снится…
Что волосы мои сейчас как шлем…
Что все пройдет… Молчу — и надо всем
Улыбка Даниила-тайновидца.
26 июля 1916
«В полнолунье кони фыркали…»
В полнолунье кони фыркали,
К девушкам ходил цыган.
В полнолунье в красной кирке
Сам собою заиграл орган.
По лугу металась паства
С воплями: Конец земли!
Утром молодого пастора
У органа — мертвого нашли.
На его лице серебряном
Были слезы. Целый день
Притекали данью щедрой
Розы из окрестных деревень.
А когда покойник прибыл
В мирный дом своих отцов —
Рыжая девчонка Библию
Запалила с четырех концов.
28 июля 1916
«Не моя печаль, не моя забота…»
Не моя печаль, не моя забота,
Как взойдет посев,
То не я хочу, то огромный кто-то:
И ангел и лев.
Стерегу в глазах молодых — истому,
Черноту и жар.
Так от сердца к сердцу, от дома к дому
Вздымаю пожар.
Разметались кудри, разорван ворот…
Пустота! Полет!
Облака плывут, и горящий город
Подо мной плывет.
2 августа 1916
«И взглянул, как в первые раза…»
И взглянул, как в первые раза
Не глядят.
Черные глаза глотнули взгляд.
Вскинула ресницы и стою.
— Что, — светла? —
Не скажу, что выпита до тла.
Все до капли поглотил зрачок.
И стою.
И течет твоя душа в мою.
7 августа 1916
«Бог согнулся от заботы…»
Бог согнулся от заботы
И затих.
Вот и улыбнулся, вот и
Много ангелов святых
С лучезарными телами
Сотворил.
Есть с огромными крылами,
А бывают и без крыл.
Оттого и плачу много,
Оттого —
Что взлюбила больше Бога
Милых ангелов его.
15 августа 1916
«Чтоб дойти до уст и ложа…»
Чтоб дойти до уст и ложа —
Мимо страшной церкви Божьей
Мне идти.
Мимо свадебных карет,
Похоронных дрог.
Ангельский запрет положен
На его порог.
Так, в ночи ночей безлунных,
Мимо сторожей чугунных:
Зорких врат —
К двери светлой и певучей
Через ладанную тучу
Тороплюсь,
Как торопится от века
Мимо Бога — к человеку
Человек.
15 августа 1916
«Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…»
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,
Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою — как никто другой.
Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —
Оттого что в земной ночи я вернее пса.
Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя — замолчи! —
У того, с которым Иаков стоял в ночи.
Но пока тебе не скрещу на груди персты —
О проклятие! — у тебя остаешься — ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир, —
Оттого что мир — твоя колыбель, и могила — мир!