Входит Мирон.

Мирон. Софья Сергевна-с!

Евлалия. А?

Мирон. Софья Сергевна приехали-с. (Уходит.)

Входит Софья Сергевна.

Евлалия и Софья.

Софья. Что вы это? Что с вами? Вас узнать нельзя.

Евлалия. Нездоровится что-то.

Софья. Не верю. Вы расстроены, огорчены чем-то. Знаете ли, когда человек очень огорчен, не надо сдерживать себя, надо или плакать, или браниться, или поскорей поделиться с кем-нибудь своим горем. А то начнешь думать, думать, и представится тебе, что больше твоего горя и на свете нет, что и жить-то тебе незачем. Здраво-то обсудить своего положения мы не можем, душа-то угнетена, и нанизываешь разные ужасы да несчастия, как на нитку. Нет, это вредно, это даже опасно. У вас я большого горя не подозреваю…

Евлалия. Нет, у меня очень большое горе.

Софья. Не верю; это вам только так кажется; но все-таки помочь вам надо. Я не любопытна и сама не откровенна, вообще откровенностей не люблю; но вас попрошу рассказать мне ваше горе, хоть намеком. Вы еще так неопытны.

Евлалия. Благодарю вас за участие. Вот мое горе: я люблю одного человека, очень давно люблю, да я больше никого и не любила в жизни… Мне казалось, что и он меня любит — и я его теряю.

Софья. Он уезжает далеко? Вам грозит разлука?

Евлалия. Нет.

Софья(с участием). Он болен, умирает?

Евлалия. Нет. (Со слезами.) Он женится.

Софья. Он сам вам это сказал?

Евлалия. Ах, нет, потихоньку, обманом.

Софья. И вы, конечно, додумались, что уж вам теперь жить нельзя?

Евлалия. Цели в жизни нет, так зачем же?

Софья. Со мной очень недавно был точно такой же случай: я любила человека и верила ему; а он вздумал потихоньку от меня посвататься. Да вот видите, я жива и даже весела.

Евлалия. Я жила только этой любовью, для меня другого интереса в жизни нет.

Софья. Да, я понимаю, у вас горе большое; а все-таки помочь ему можно.

Евлалия. Нет, оставьте меня с моим горем, помочь ему средств нет.

Софья. Напрасно, я знаю два. Каким из них я сама воспользовалась, я вам не скажу; а вышло хорошо. Вот первое: написать под разные женские руки несколько слезных писем с жалобами на обольстителя, а иные с угрозами, да и послать родителям невесты.

Евлалия. Что вы, что вы! Можно ли решиться? Это так дурно, нечестно.

Софья. Нет, ничего, средство хорошее, особенно если человек женится по расчету, без любви, то есть меняет вас и вашу любовь на деньги. Такого жалеть нечего. Если ж действительно он полюбил девушку и она его, ну, тогда нужно другое средство.

Евлалия. Какое?

Софья. Постараться забыть его и поскорей найти другого.

Евлалия. Найти другого? Да разве их много таких, кого любить можно? Может быть, только один и был, который стоит моей любви, который имеет все достоинства.

Софья. То-то и беда, что все эти достоинства только в вашем воображении. Полюбите вы самого обыкновенного, дюжинного человека, вообразите себе его героем, да и ждете от него разных подвигов: бескорыстной преданности, самоотвержения…

Евлалия. О нет, я люблю недюжинного человека.

Софья. Трудно верить.

Евлалия. Таких людей немного, это исключение… в нем всё… мне кажется даже, что он поэт.

Софья. Мне жаль вас. Как бы мне хотелось поскорей разочаровать вас насчет этого поэта. Кто он такой, я не знаю; но я уверена, что все его достоинства сочинены вами.

Евлалия. Почему же вы так думаете?

Софья. Вас до двадцати пяти лет держали взаперти, в полном неведении, вас изуродовали глупым воспитанием. Знания людей и жизни у вас нет никакого, душа впечатлительная, жажда любви сильная; ну, понятное дело, как только вас выпустили на волю, первый встречный мужчина и должен вам показаться идеальным существом.

Евлалия. Что же, я не должна, по-вашему, ни чувствовать, ни любить?

Софья. Кто вам говорит! Чувствуйте, любите, только умейте разбирать людей и пользоваться жизнию. Вы очень богаты, муж ваш очень добрый, ни в чем вам не отказывает; чего вам еще? Вам бы только жить да радоваться. Не налагайте на себя новых цепей, мы и так скованы. Выбирайте в жизни только легкое и веселое, а неприятностей-то нам и от мужей довольно. Старайтесь больше знать, тогда будете меньше воображать.

Евлалия. Да что же я воображаю?

Софья. Все; и все, разумеется, навыворот.

Евлалия. Например?

Софья. Извольте. Вам случалось когда-нибудь долго ждать вашего поэта? То есть он обещал прийти, да нейдет.

Евлалия(с тоской). Ах, да, случалось.

Софья. Что же вы думали в это время?

Евлалия. Что он очень занят, что он спешит, торопится…

Софья. Лететь на крыльях любви? Вот это воображение; а в действительности ничего этого нет.

Евлалия. А что же есть?

Софья. Сидит он с приятелями, играет в карты, в винт, по двадцатой доле копейки, и думает: «Вот наказанье-то Божеское; надо идти нежничать».

Евлалия(смеется). Ах, нет. Что вы… в карты! Нет, не может быть!

Софья. Ну, вот, я вас хоть успокоить не успокоила, а все-таки развлекла, развеселила немного. Прощайте!

Евлалия. Благодарю вас.

Софья. Пожалуйста, не задумывайтесь, не отдавайтесь горю, делитесь им со мной! Мы обе несчастные женщины, обе изуродованные рабством; вы — в детстве, а я — в замужестве; мы обе невольницы; так будем друзьями! Я к вам завтра заеду, мы еще потолкуем. (Уходит в залу. Евлалия за ней.)

Евлалия возвращается с Марфой.

Евлалия и Марфа.

Евлалия (хватаясь за грудь). Ну, что? Говори скорей!

Марфа. Да ничего: не извольте беспокоиться.

Евлалия (весело). Значит, вздор; сватовства никакого не было.

Марфа. Нет, сватовство-то было…

Евлалия. А!.. было… (Садится в задумчивости.)

Марфа. Да ничего не вышло.

Евлалия. Отказали?

Марфа. Отказали. Законфузилась невеста, что очень полирован, или что там другое, уж не знаю… Другой жених есть, побогаче и попроще.

Молчание.

Евлалия(задумчиво, с расстановкой). Артемий Васильич хотел прийти к нам чай пить.

Марфа. Ну, что ж, пущай.

Евлалия. Ты не знаешь, он дома?

Марфа. Дома, дома. Сейчас видела в окно, сидит…

Евлалия. Занимается?

Марфа. Нет, в карты играют с приятелями.

Евлалия. В карты?.. (Встает и ходит по комнате.) А как ты полагаешь, Софья Сергевна умная женщина?

Марфа. Чего еще? Тонкая дама… насквозь все видит: только взглянет на тебя, так, кажется, всю твою душу и знает.

Евлалия. Послушай, сходи, пожалуйста, к Артемию Васильичу, скажи ему, что я жду его чай пить, чтоб он шел сейчас.

Марфа. Слушаю-с. (Уходит.)

Евлалия. Если он ответит, что ему некогда, что он занят делом, я сама пойду к нему и застану его за картами. Как ему будет стыдно!.. О, если б он поскорей пришел! Я боюсь, что у меня пройдет все негодование, весь гнев. (Молчание.) Нет, я прощу ему, прощу все, только бы он не покидал меня. Разумеется, я ему выскажу, как он огорчил меня своим сватовством; но выскажу не с упреком, а с кроткой жалобой, со слезами. Он устыдится своего поведения, он будет раскаиваться. У него душа прекрасная… он еще легкомыслен немного, увлекается… но он оценит мою любовь и уж более изменять мне не будет.

Входит Марфа.

Марфа. Сейчас идут.

Евлалия. Хорошо, ступай! Скажи Мирону, чтоб никого не принимал.