В Диауаруне (что на языке суя означает «черный ягуар») помимо хижин хорошей постройки (из них некоторые подняты над уровнем земли для создания прохлады) есть несколько довольно неприглядных жилищ индейцев племени трумаи. Есть здесь и посадочная площадка, наполовину покрытая пылью, наполовину заросшая травой, а также высокая мачта радиостанции. За пределами поселения растут различные деревья и растения, такие, как люфа, липа, пальма Бурити и другие пальмы, а также дерево манго, приносящее плоды только раз в год, но всегда дающее тень.
Когда трое из нашей экспедиции прибыли в Парк, Клаудиу Вилас-Боас уехал с очередной миротворческой миссией, а немногочисленные здешние индейцы находились в добром здравии. Несомненно, они не испытывали никаких колебаний, перед тем как в первую же ночь взять из лодки все ценное: продукты, подарки и различную одежду. Когда я прибыл сюда годом позже (но на самолете) вместе с Джоном Торнсом и Дугласом Боттингом, из хижин раздавался душераздирающий кашель, потому что вся индейская община болела «гриппом» — этим термином объединяют все вирусные заболевания, похожие на инфлюэнцу, которая привела к большим жертвам среди американских индейцев на всем континенте. И тем не менее летчик лишился всей своей запасной одежды моментально, стоило ему только вынести ее из самолета. Как нас проинформировали, Диауарун и его жители старались установить равновесие между одним и другим миром.
Диауарун находится в центре удлиненного прямоугольника, представляющего границы Парка. На крайнем его севере, где все еще течет река Шингу, находятся знаменитые пороги Мартинс. Этот природный барьер для водного транспорта ныне служит официальной преградой к освоению местности частными лицами. Насущная необходимость подобных мер видна из того, что сразу же к северу от этих порогов создано ранчо. Другое ранчо уже появилось у восточной границы парка. Официальная ратификация границ парка, произведенная в 1968 году, не была чрезмерно поспешной. Но даже и при существующем положении вещей наличие ранчо на самой границе индейской резервации делает ее менее удаленной и менее пригодной для них. Первобытная местность нуждается в наличии расстояния между ней и осваиваемой территорией. Она не может существовать только благодаря тому, что линия, нанесенная на карте, указывает, что официально ее граница проходит здесь. И так уже первоначальная территория Парка Шишу видимо, сократилась из-за существования ранчо и неизбежного их появления в еще большем количестве. Возможно, когда-нибудь вдоль границ будет сооружена изгородь, и тогда окажется, что территория сократилась еще больше. Вероятно, что все больше индейцев будет жить в Парке, но чувство заключения, а не спасения от освоения и осваивателей будет становиться у индейцев все сильнее. Однако пока еще это не клетка.
Филипу Хью-Джонсу и его спутникам наконец удалось переговорить по радио с Орланду Вилас-Боасом. Он разрешил им поехать на юг вверх по течению к Пост-Леонарду и выбрал им проводников. Он сказал также индейцам-, что рассержен пропажей вещей, но никто из них не выразил желания вернуть что-либо. Как бы то ни было, англичане вместе с проводниками покинули Диауарун. Интересно отметить существующую здесь смесь прошлого и настоящего. Индейцы умеют обращаться с радиоприемником и ремонтировать подвесной мотор, но очень часто подвержены вирулентному действию болезней Старого Света. Индейцы племени тшукуррамае (что означает «люди, не имеющие луков») все еще носят губные диски — деревянные кружки, которые вставляют в нижнюю губу и тем ужасно обезображивают ее, — но тем не менее очень охотно выпрашивают у современного мира почти все, кроме сигарет. Они шутливо объясняют, что сигареты прожигают выступающий полукруг нижней губы, и поэтому предпочитают трубки.
Клаудиу Вилас-Боас утверждает, что Диауарун на сорок лет опережает Пост-Леонарду в отношении интеграции.
Поэтому неудивительно, что антропологи и ученые других специальностей рады возможности провести исследования в Пост-Леонарду и в деревнях, расположенных за этим аванпостом, потому что здесь заложены все связи с прошлым. Диауарун же находится на пол пути, и поэтому для некоторых он менее желателен. Филип, Кеннет и Джефри вместе с проводниками покинули это селение очень быстро. Записи в дневнике Филипа так обрисовывают их путешествие.
«Примерно через два часа мы добрались до деревни Кайяби, где обстановка намного приятнее, чем в Диауаруне. Здесь много дынных деревьев, ананасов, обезьян, попугаев макао и даже есть ручная выдра. Нам выделили хижину с земляным полом, где находились также куры, утки и собаки. После ужина мы все с неохотой стали готовиться ко сну среди отвратительных запахов гнилой пищи и животных. Но особенно нас беспокоит опасность укуса triatoma, переносчика болезни Шагаса. Я показал индейцам образцы triatoma, которых они узнали и правильно назвали по-португальски как barbeiro. Они сказали, что в их домах он встречается. Мы подвесили гамаки и тщательно закрепили противомоскитные сетки. В хижине есть несколько красивых головных уборов из перьев, а также военные дубинки — последние предназначены для отправки в Америку. Мы не пытались выменять их, так как надеялись увидеть впоследствии лучшие образцы.
Слава Богу, на рассвете мы уезжаем, взяв несколько плодов дынного дерева. Река Шингу очень широкая и глубокая. Плыть по ней гораздо легче, чем по Суя-Мису. К полудню мы остановились на восхитительной песчаной отмели и стали купаться в прозрачной теплой воде, окруженные рыбками с ярко-красными хвостами. Потом проводник Коттанго показал нам, как искать черепашьи яйца, — здесь их сотни. Он собрал две-три сотни, и мы отправились дальше. Примерно в четыре часа дня мы остановились и пообедали рисом и черепашьими яйцами. Мне они все-таки не нравятся — очень порошкообразный желток и почти нет белка. Какая это обильная земля!
Коттанго поймал двенадцать больших рыбин за десять минут. Он для развлечения подстрелил птицу и радуется этому».
Наконец, на одиннадцатый день плавания по реке, они прибыли к месту назначения, свернув в небольшой приток Риу-Туатури. В течение часа плыли по его крохотному руслу, часто застревали, но все же наконец добрались до небольшого холма, на котором стоит Пост-Леонарду. Филип так описывает это в своем дневнике: «Орланду приветствует индейцев, прибывших с нами, но с нами не говорит почти ни слова — это, по-видимому, типичная реакция на чужестранцев, которых он не знает. У него переменчивый темперамент, но его слово в Парке Шингу — закон. Он не любит американцев, но терпит посетителей, готовых помочь ему Он симпатизирует врачам, ученым и т. п.».
Впоследствии, когда Филипу представилась возможность поговорить с Орланду, дневник подтвердил изменение отношений.
«Я подготовил свою наилучшую португальскую речь и обратился к Орланду с просьбой относительно посещения Ваура. Он не мог бы быть более приветливым. Я искренне восхищаюсь им. Он ведет здесь дела практически без денег и отвечает за 1700 с лишним индейцев, среди которых многие совершают ритуальные убийства и с каждым из которых было бы очень трудно иметь дело, не поддерживай он закон и порядок. Как я понял, он имеет право вызывать федеральные войска, но прибег к этому только однажды».
Всего из экспедиции Шавантина — Кашимбу Парк посетили семь врачей и один антрополог, которые встречались с тем или другим из братьев Вилас-Боас, обследовали индейцев, живущих в Национальном парке, и помогали им. С благословения Клаудиу и Орланду, англичане вели исследования, о которых в их записных книжках говорится следующее:
«Дом вождя был даже еще больше, чем я мог предполагать, когда смотрел на него с самолета. Он оказался длиной тридцать метров, шириной двадцать два метра и высотой одиннадцать метров. Внутри дом напоминает огромный деревянный собор, свет в который попадает только через крохотные двери. Под потолком висели изображения змей, сплетенные из прутьев».
Врачебный прием в Парке представлял собой сочетание работы и — из-за недостатка лучшего слова, характеризующего стремление индейцев испытать как можно больше всего, — развлечения. Сначала о работе.