Но Вейл уверяла, что он все равно продолжит убивать, потому что это ему необходимо. Даже если он искренне собирается выполнить свою часть договора, он не сможет этого сделать. Для него убийство является глубинной психосексуальной потребностью, которую он, возможно, полностью не осознает. Поэтому его вариант не годится. Вместо этого, настаивала она, нужно лишь поддерживать связь, и если они будут следовать ее плану, то этого можно достичь. Правда, они могли также разозлить его, что приведет к новому убийству… Но тут уж ничего не поделаешь. Ведь если они его вовсе не поймают, то убийств будет много, а не одно, которое они, возможно, косвенно спровоцируют. Главное — чтобы он не обрывал связь.
Но Люго стоял на своем. Если они ослушаются убийцу, он может сам позвонить на телевидение, представиться Давильщиком из Напы и рассказать об убийстве Виктории Камерон. Какому-то журналисту поручат выяснить что к чему, а тот будет рад стараться. Пары телефонных звонков хватит, чтобы история прогремела на всю страну. Поэтому, утверждал Люго, лучше попробовать договориться с ним: тогда остается шанс, что он сдержит свое слово.
Вейл пришлось поставить крест на его аргументах. Если бы убийца хотел лично связаться с масс-медиа, пояснила она, то давно бы позвонил куда-нибудь. Но это ему неинтересно. Он хочет влиять на полицию, хочет вынудить их связаться с прессой, ведь против такого гения, как он, полиция бессильна и пойдет на уступки. Убийцам-нарциссам необходимо, чтобы кто-то признавал их превосходство.
Люго выслушал ее молча, но внутри он, похоже, закипал. И Брикс принял решение: они будут выполнять план Вейл. Пока что.
На стоянке Брикс, Фуллер, Люго, Манн и Гордон разошлись в разные стороны.
— У нас в запасе сорок пять минут, — сказала Вейл, когда Диксон вырвалась на трассу 29. — К концу обеденного перерыва мы уже будем знать, правильное это было решение или нет.
Джон Уэйн Мэйфилд сидел в машине, не сводя глаз с часов на мобильном телефоне: он знал, что они не спешат и не отстают. Когда на экране вспыхнула цифра 12:00, он тронулся к центру — а точнее, к интернет-кафе «Ява». Там — это он предварительно проверил — не было камер слежения.
Заплатив авансом за пятнадцать минут работы, он подключился к Интернету и зашел на сайт «Вестника долина Напа». Прокрутил колесико мышки вниз, потом вверх, потом еще раз вниз. Обновил страницу. Ни слова о нем. Он покосился на телефон: 12:05. Сходил на другой сайт, вернулся на страницу «Вестника». Вот оно.
Заголовок гласил: «Давильщики винограда ликуют в округе Напа».
Что-что?
Он прочел параграф-вводку. Там было написано о какой-то компании, запускавшей новый слабоалкогольный напиток из местного винограда. Возрождение винного кулера — смеси разбавленного вина и фруктового сока…
Сжав правую руку в кулак, он с трудом сдержался, чтобы не разнести монитор. Но это привлекло бы внимание владельцев. А также, не исключено, полиции.
Превозмогая гнев, он поднес кулак ко рту и впился в него зубами. Он ждал, пока волна схлынет. Наконец он смог снова взглянуть на экран спокойно. Наверное, он что-то упустил. Зачем им было размещать эту статью, если там не говорилось ни слова о его требованиях?
Он прочел всю статью в поисках скрытого послания — и таки нашел его. Карен Вейл, маркетинговый и рекламный директор компании, говорила следующее: «Мы долго думали, как лучше запустить наш новый продукт. К сожалению, мы не смогли выполнить некоторые условия, предъявленные нам. Однако мы готовы к сотрудничеству с местными управленцами и хотим выразить им свое уважение. Это, безусловно, очень одаренные люди. Осталось только прийти к взаимовыгодному соглашению. Все заинтересованные лица могут связаться со мной по адресу [email protected]».
Мэйфилд отключился, встал и на негнущихся ногах пошел к машине. Он должен уйти. Уже в дороге он сунул руку под сиденье, вытащил кейс и раскрыл его. В мягких бархатных гнездах сверкали ножи. Они лежали лезвиями книзу, готовые к употреблению.
Он давно наметил новую жертву и установил дату убийства, до которой оставалась еще неделя. Но сейчас это произвело бы необходимый драматический эффект и, более того, подействовало на Карен Вейл — агента ФБР и «маркетингового и рекламного директора». Ему нравилось воздействовать на людей — как в буквальном смысле, так и в переносном.
Он прижался к обочине, пропуская поток автомобилей. Туристы и винные гурманы спешили навстречу развлечениям.
«Уж я-то вас развлеку, можете не сомневаться».
Мэйфилд достал из кармана одноразовый сотовый телефон, включил его и дождался, пока он найдет сеть. И тогда уже приступил…
Сунув телефон в карман, он дернул рычаг переключения скоростей и снова выехал на трассу. «Я тоже занимаюсь рекламой, агент Вейл. Я рекламирую свои услуги, свои произведения. Так что будь готова: рано или поздно ты захочешь мне угодить. Ты поймешь это сама. Выбора не останется».
Потянувшись к кейсу, он вытащил нож и поднес лезвие к лицу. Яркое солнце отражалось от безупречно гладкого хрома.
«Попробуй-ка это прорекламировать, агент Вейл».
После обеда Вейл и Диксон не оставалось ничего другого, кроме как ждать реакции НЕПО. Она могла последовать в любой форме — в виде электронного письма, телефонного звонка в управление шерифа, как угодно.
— Я повезу тебя по Силверадо Трэйл, — сказала Диксон. — Очень живописная дорога.
Пока за окном проносились знаменитые винодельни, Диксон изображала из себя экскурсовода. К примеру, «виноградник Хагафен» — это «кошерный виноградник, завоевавший множество наград на международных конкурсах»; владельцы «Регуши» сумели «одурачить федералов и торговали из-под полы во времена сухого закона»; слева «вы можете увидеть виноградники семьи Балдаччи. Они основали свой промысел еще девяносто лет назад и с тех пор производят лучшее каберне в…»
— Роксана, уже двадцать четыре минуты первого.
— Я просто пытаюсь тебя отвлечь.
Положив локоть на опущенное стекло, Вейл с тревогой потерла лоб.
— Он уже прочел.
— Скорее всего, — сказала Диксон. Они проехали мимо угодий Балдаччи. — Как ты думаешь, как он теперь поступит?
— Думаю, он уже знает, что в управлении теперь следят за входом и вестибюлями. Знает, что его ищут. Будем надеяться, что он напишет мне по электронной почте.
Как раз в этот миг «блэкберри» на поясе у Вейл призывно просигналил. Она вытащила устройство из футляра.
— Он прислал мне сообщение.
— Сообщение? — удивилась Диксон. — Но ты же не указывала свой номер!
Вейл не сводила глаз с экрана. На лбу у нее от волнения проступили капли пота.
— Не знаю, — услышала она свой голос словно со стороны. Она действительно не знала, и над этим придется хорошенько подумать. Впрочем, в данный момент ее больше волновал текст сообщения.
Она закрыла глаза.
— Он пишет, что мы ослушались его, и новая жертва появится в ближайшие пару часов. Пишет, чтобы мы готовились к сюрпризу.
— Не люблю я сюрпризов! — вздохнула Диксон.
Вейл не ответила. Ее захлестнул ураган эмоций — ярость, вина, отчаяние.
— Мы сознательно шли на риск, — сказала Диксон. — Ты не в ответе за поступки этого психопата.
— Разумом я это понимаю и по-прежнему считаю, что мы поступили правильно. Но при взгляде на изувеченное женское тело мне придется задаться вопросом: неужели этого нельзя было избежать? Какая доля ответственности лежит на мне?
— Чувство вины. Это профессиональное, наверное. Такой себе бонус.
Вейл откинулась на спинку кресла. Она представила, как убийца выслеживает жертву. Если он человек дотошный — а в этом сомневаться не приходилось, — то новую жертву выбрал заранее. Возможно, он следовал за ней по пятам, дожидаясь повода к нападению. И она дала ему повод.
Да, душевные муки — это ее профессиональное заболевание. Вейл знала, что идет на риск. Но, чтобы не терять квалификации, она обязана была уверять себя, что поступила правильно, что поимка преступника, предотвращение его дальнейших злодеяний важнее, чем эта конкретная смерть.