Вверх по улице открылся «Rainbow Bar and Grill», который тут же стал площадкой для приезжих рок-звезд. Рядом повторно открылся один из старых клубов под названием «Roxy Theater» и, на пару с «The Troubadour», стал одной из главных площадок для молодых групп Лос-Анджелеса. Фолк-рок хиппи 1960-х уступил дорогу неоновым ангелам хард-рока 1970-х — разряженным аморальным юнцам в спандексе, на каблуках и с пышными прическами. Естественный запах травы сменился горьким вкусом кокаина. Спустя несколько лет панки привнесли на сцену героин. «The Whisky» и другие клубы пережили волну панк-рока в конце 1970-х, нанимая новые группы на условиях аренды, когда группа платит клубу, чтобы сыграть, и получает процент от входных билетов.
Теперь привлекать аудиторию должны были сами музыканты. Неизвестные группы учились рекламировать себя, создавая шумиху и делая флаеры — яркие, привлекающие взгляд листовки, которые стали для новых команд так же важны, как репетиции и суперкрутой имидж.
Сансет-стрип пережила все это. Кантри-рок, глэм, регги, диско, панк, нью-вейв, Runaways, пауэр-поп, хеви-метал. Когда Иззи, а затем и Эксл приехали из Индианы в начале 1980-х, Сансет-стрип была на очередном подъеме, который к концу десятилетия показал, что хайр-метал — это огромная часть не только контр культуры, но и американского мейнстрима. Никогда до времен 1980-х не случалось эпохи, когда столь большая часть массового рынка — как выглядят подростки, что они смотрят по телевизору и слушают по радио, какие записи покупают и какие журналы читают — определялась бы одной конкретной улицей.
Когда Иззи приехал в город, серьезные панк-группы Лос-Анджелеса — Black Flag, X, Blasters, Social Distortion, Fear — все еще доминировали. На третий день Иззи познакомился с какими-то парнями, пришел на репетицию, сыграл и был принят в группу: «Поскольку у меня была машина и установка, я был ценной находкой». Следующий концерт должен был проходить в ближайшие выходные на чердаке заброшенного склада в Лос-Анджелесе. «Мы готовились выступать, — вспоминает Иззи, — и тут показались остальные члены группы — одетые абсолютно как бабы. Ну там, помада, подведенные глаза, розовый спандекс, высокие каблуки. Это была моя группа, но они забыли сообщить мне, что нужно нарядиться, врубаетесь?»
Иззи пожал плечами и вышел на сцену в своем ковбойском обмундировании, состоящем из белой футболки, темной жилетки, шейного платка и матерчатой кепки, с низко висящей гитарой. «Это была, типа, музыка для слэма. БАМ-БАМ-БАМ-БАМ. Мы успели отыграть песни три», — вспоминает музыкант. После этого местные скинхеды и фанаты Fear вылезли на сцену и начали плеваться в группу. Это был полный панк-рок: мешанина из проклятий, стульев и бутылок, летящих сквозь клубы дыма. Бас-бочку пробил какой-то полузащитник в «мартенсах». Иззи: «Я огляделся и увидел, что из группы просто выбивают дерьмо.Я схватил стойку с тарелками, раздал пару оплеух и выскользнул сквозь заднюю дверь. Так я ворвался в музыкальную жизнь».
Все просто: если играешь в группе — ты на войне. Это было соревнование насмерть, без пощады. Другие группы убили бы тебя, если бы могли, или, по крайней мере, заставили сбежать, поджав хвост, в ту дыру, из которой ты вылез. «После этого случая у меня не было проблем с тем, как кто-то выглядит или звучит, даже если они отличались от меня. Так что, пожалуй, это был неплохой способ сломать лед».
Один на миллион
А тем временем в Индиане Билл Бейли не мог найти себе места. Семья хотела, чтобы он окончил школу и поступил в колледж. Все признавали, что Билл не дурак. Друзья чувствовали, что в Лафайете ему тесно; некоторые советовали ему уехать, чтобы найти себя. Но Билл Бейли был к этому еще не готов. Вместе с другом он съездил в Нью-Йорк и вернулся. Частенько он зависал в «У Арни», его любимой пиццерии на Элмвуд-авеню. (Верхний зал назывался «Игрушки на чердаке», как дань уважения Aerosmith [8].) На его счету появилась пара новых арестов, в основном, за мелкие нарушения, но лафайетские копы обозлились на него всерьез.
«Как-то одна девчонка забрала меня на машине своей матери. Ей было шестнадцать, может, семнадцать лет, и мать заявила об угоне машины». Мать девочки была в ужасе, когда кто-то ей сообщил, что ее дочь находится в машине с Биллом Бейли. Полиция остановила машину на западе от Лафайета, недалеко от Пардью. Эксл был за рулем: «Они пытались сделать из меня великого автоугонщика, попутно обвиняя в изнасиловании несовершеннолетней — и это при том, что я даже не дотрагивалсядо этой девчонки. После того как мне предъявили обвинения, я поехал к ней домой, и мы устроили небольшую вечеринку. А потом я свалил из города».
На дворе был конец 1979-го. Эксл решил добраться до Лос-Анджелеса и попытаться найти Иззи. Мать Иззи сказала ему, что у нее нет телефона сына, который намеренно порвал связи со своей семьей. Эскл решил, что, возможно, сможет найти его сам, поскольку Иззи присылал ему из Лос-Анджелеса открытку с голливудским обратным адресом. Он набил рюкзак одеждой и кассетами и проголосовал на шоссе I-65. Первый парень, подобравший Эскла, довез его до Чикаго, а потом и до Сент-Луиса.
Эскл вспоминает поездку с ужасом: «Мой первый попутчик, этот парень, сказал мне, что я могу завалиться на полу его гостиничного номера. Мне было около девятнадцати, я был очень наивным и жутко устал. Так что я просто вырубился, а проснулся через пару часов, когда этот гад попытался меня изнасиловать». Эскл отбросил мужчину, и тот упал на пол. Пока он поднимался, Эскл успел достать из рюкзака свою опасную бритву. «Он снова бросился на меня. Я побежал к двери. Мы сцепились, и я зажал его между дверью и стеной». Эксл прижал бритву к горлу парня и прошипел: «Никогдане трогай меня. Даже не думайменя трогать. Не трогай себя, думая обо мне. Никогда».Парень выбежал в дверь, оставив потрясенного Эскла одного. «Я чуть не убил этого чувака, так я был напуган. Тогда я не знал, что причины этого кроются в событиях моего детства, которые я вроде как похоронил — и даже не помнил».
Эскл собрал вещи и вышел в ночь, невыспавшийся, без цели, посреди неизвестности, где-то в окрестностях Сент-Луиса. Когда над рекой появилось солнце, он, дрожа от холодного ветра, снова вышел на трассу и продолжил свое путешествие на запад.
В конце концов он добрался до Лос-Анджелеса и вышел в центре города, недалеко от автобусной остановки, посреди ночи. Эскл — худой рыжий паренек в ковбойских сапогах и с очень длинными волосами — оказался посреди ночной жизни города. Бумбокс надрывался, изрыгая «The Message» Grandmaster Flash and the Furious Five: «Порой тут как в джунглях, / И я удивляюсь, / Как я еще не погиб».
«Я никогда до этого не бывал в больших городах. Ко мне подходили черные, пытаясь продать косяк или еще чего. Я увидел, как здоровый черный чувак с чертовой финкой отнял бумбокс у китайца». Эксл огляделся. Тротуар был заполнен проститутками, нищими, наркодилерами — в основном черными. Слышались выкрики на испанском, на китайском. Он пытался сориентироваться, понять, куда ему идти, но никто не отвечал на его вопросы. «Когда в итоге, после трех часов хождения кругами, я присел на тротуар, ко мне подошли копы и велели убираться с улицы. Местные полицейские видели столько подонков, что считали подонком любого человека с длинными волосами».
Наконец кто-то сжалился над пацаном. «Мне повезло, что я встретил того черного парня, и он показал мне дорогу. Он довел меня до автовокзала и сказал, на какой автобус садиться. Ему не нужны были деньги или типа того. Скорее он думал: „Этот парнишка новичок в городе и может вляпаться в неприятности. Надо показать ему дорогу". Не ошибусь, если скажу, что таких людей — один на миллион».
Эксл потратил на поиски около недели, но ему так и не удалось найти Иззи. Когда его сбережения подошли к концу, он отправился обратно в Лафайет. (Иззи позже заметил: «Он просто не представлял, насколько огромнымбыл город».)