Отпускной сезон следующего года у нас начался рано. В мае месяце мы с Нонной отправилось в Пушкинские горы, забронировав заблаговременно номер в гостинице. Наконец-то мы могли наслаждаться общением с этими замечательными местами “не глядя на часы”, без ограничения времени. И гостиница была уютная, и кормили нас вкусно три раза в день — все было хорошо. Но мне там не сиделось — проходит золотое время, для строителя каждый день дорог. Тем более что мы договорились с Яшей продолжить работы с началом лета, и если я во время не появлюсь, то его могут перехватить.

Несмотря на недовольство Нонны, я уехал в Ленинград примерно после недели пребывания на отдыхе. Мои опасения подтвердились — Яша не захотел больше работать у меня. Я предложил ему существенно повышенную часовую плату — не помогло. Скорее всего, его наняли другие люди. Что делать?

Я пытался найти другого работника, но ничего подходящего найти не удалось. Время, дорогое время, шло. Тогда я подумал

— а чем я хуже. Кое-какие навыки у меня остались еще с военных времен, когда мне пришлось некоторое время поработать плотником, точнее, дворовым рабочим. Кроме того, я не просто смотрел, как и что делал Яша, а был его подмастерьем, старательным подмастерьем. Я осторожно приступил к своему незавершенному строительству и. дело пошло.

Я не помню точно, что я успел сделать в первый сезон свободного плавания, но сделал немало. Например, завершил настилку пола на первом и начал настилку на втором этаже. Здесь я в полной мере испытал на себе, что такое работать с неприспособленным материалом. Если шпунтованные половые доски просто сбиваются друг с другом, то необрезную доску надо вначале топором обтесать и сделать ее как бы “обрезной”, а затем тем же топором и клиньями обеспечить ее плотное прилегание к соседней доске. Часами махать топором и вертеть доску

— это совсем нелегкое дело, но я был здоровым и сильным, и от любой работы получал удовольствие, а от видимого результата этой работы — удовлетворение, граничащее с радостью. Начинал я работу в летнее время в шесть утра, а заканчивал не раньше одиннадцати. Практически я работал один, очень редко удавалось уговорить кого-либо из наших реально помочь мне. Помимо плотницких работ мне пришлось выполнять электромонтажные работы, каменные и даже водопроводные. Однако печные работы были выше моего понимания и для их производства мне порекомендовали печника, имевшего дачу неподалеку, в садоводстве нашего района. Он, это было еще в 1977, собрал печку в каркасе, приобретенном в Эстонии, которая отапливала обе комнаты первого этажа, и камин в большей комнате, служившей нам гостиной. Что мне еще запомнилось об этом человеке, так это то, что он в свое время делал печку Аркадию Райкину.

Главным недостатком моей строительной тактики было то, что я, видимо, подражая профессионалам, начиная определенную операцию, например настилку пола, старался ее выполнить во всем доме. Поэтому, даже по прошествии двух лет после начала строительства, у меня во всем доме так и не было ни одной законченной комнаты, полностью пригодной для жилья. Тем не менее, наша эксплуатация дома, как места отдыха и работы не только летом, но и зимой, началась уже с 1977, хотя по существу я закончил стройку лишь в 1979 году.

Человек так создан, что в любом возрасте, если он не очень серьезно болен, его планы и мечты далеко не всегда согласуются с его возможностями. Протекающий рядом с нашим садоводством канал был не только красив, не только позволял в жаркую, и не очень жаркую, погоду освежиться и плавать в его быстрых водах, но и вызывал романтические устремления. Вот бы заиметь моторный катер, а на нем куда хочешь — хочешь прямо в Ладожское озеро на рыбалку или по грибы в Карелию, хочешь через весь канал и по сказочной реке Свирь в Онежское озеро. Моторный катер — это не очень большая проблема, а вот где его держать? Как где, а берег зачем?

Сразу нашлись предприимчивые ребята, которые сходу создали кооператив с председателем и его заместителями, и все формальные проблемы были разом решены: плати ежегодно членские взносы, вкопайся в берег на глубину 6 метров при ширине 3 метра и возводи там эллинг, хочешь с подъемным устройством, хочешь — без. Вы думаете таких дураков, как я, можно было подсчитать по пальцам? Куда там! Почти каждый уважающий себя мужик срочно записался, а вдруг он опоздает и на отведенном участке берега не хватит места. И работа закипела. И это несмотря на то, что почти над каждым висел груз незавершенного строительства своего дома. Берег Новоладожского канала достаточно крутой и высокий, но если даже воспользоваться заниженной оценкой высоты в 2 метра, то и тогда получается, что каждому строителю эллинга нужно было выкопать не менее 36 кубометров грунта. К сожалению, грунт был нелегкий, глина с камнем, и первое, чем надо было обзаводиться — это киркой, потому, что очень часто лопата в грунт просто не входила.

Мне хорошо запомнилось это лето. Очень похоже на то, что смерть тогда дважды останавливалась около меня, но. Однажды я, как обычно, с азартом копал грунт. Вначале поработал киркой, потом взялся за лопату. Через некоторое время я почувствовал, что лопата не берет. Возможно, одиночный большой камень. Кирку сразу же брать не хотелось, и я начал обстукивать этот камень лопатой, чтобы определить его размеры и потом вытащить. Несколько раз я стукнул, но что-то звук мне показался необычным. Я лопатой, а потом руками, снял покрывающий камень слой земли и увидел, что это не камень, а какой-то металлический предмет. Этот предмет оказался круглой пехотной миной, ржавой, но с детонатором, по которому мне почему-то не удалось стукнуть лопатой.

Лето в тот год было необычно жаркое. Недели через две после описанного инцидента ко мне на дачу приехали Миша с Таней и своим товарищем Юрой Ивановским. Я, конечно, не мог не воспользоваться дармовой рабочей силой и пригласил их на канал, на свой полигон. Мы искупались и начали работать. Но долго работать нам не пришлось — пошел дождь, причем, сразу же сильный. Мы похватали вещи и в трусах побежали домой. Еще по дороге началась гроза, кругом, и нам казалось совсем близко, гремело и полыхало. Заскочили в дом и, тяжело дыша, остановились у широкого многофиленочного окна моей веранды, чтобы полюбоваться на неистовство природы. Вдруг все осветилось, как будто прямо на нас направили мощный прожектор, и одновременно мы услышали взрыв такой силы, что несколько мгновений спустя у нас еще были заложены уши. Выскочило из филенок несколько стекол, ряд стекол только лопнул, и мы сразу же почувствовали запах озона. Сомнений не было — это молния. Я мгновенно помчался на второй этаж — не загорелось ли чего, но там был полный порядок. По-видимому, молния ударила в железную крышу второго этажа, прошла по слегка наклонной крыше веранды и далее через кусок водосточной трубы, как раз торчащий над нашими любопытными головами, и прислоненный к стене прямо под трубой велосипед, благополучно ушла в землю.

На следующий год азарт строительства эллингов резко пошел на убыль. Несмотря на то, что котлованы вырыли почти все члены кооператива, к строительству эллингов приступили лишь единицы. Надо было доставать материал, скорее всего, кирпич и непонятно, как его туда завозить — никаких дорог рядом с каналом не было. Еще год спустя построенные и недостроенные эллинги были в значительной степени снесены разлившимся весной каналом, и все. Многие годы, пробегая или проходя вдоль канала, я по каким-то признакам узнавал свое “родное” место, но потом время, ветер и вода сделали свое дело. Мы же просто облегчили каналу его извечное наступление на берег. И только кое-где уцелевшие элементы бывших конструкций: кирпичные стенки, куски бетона, торчащая проволока и балки, напоминали об еще одной несбывшейся мечте.

Семидесятые годы явились, к сожалению, десятилетием завершения жизни большинства женщин старшего поколения Либерманов, моих дорогих теток и не только теток. Всех их, в принципе, можно было назвать долгожительницами, всем им было за восемьдесят, но возраст уходящего близкого человека — это слишком слабое утешение. В 1974 умерла тетя Рая, ей тогда шел девяносто пятый год, она была всего на год моложе Сталина, но до конца сохраняла полное сознание, и ее великовозрастные дети, Марк и Лиза, очень тяжело перенесли эту потерю.