– Да, – кратко призналась я, и почему-то почувствовала себя неловко.

– Это плохо, попадете в пробку и опоздаете. Поезжайте на метро. У вас под рукой есть на чем записать? Хорошо, тогда пишите, как меня найти…

Все-таки я не последовала доброму мудрому совету – поехала на машине, но выехала с запасом, чтобы успеть, и, конечно же, попала в пробку. Злилась ужасно, что не было смысла тащиться в такую рань. Короче, выехала на встречку, хотела объехать немножко, и тут же почти влетела в лоб экипажу ДПС. Они прямо подскочили на сиденьях от неожиданности. Или от радости, скорее. Естественно, тут же вывалились из салона как яблоки в той рекламе. Я позвонила своему бывшему, объяснила в двух словах, а он и выдал – решай, мол, как хочешь, некогда мне, и отключился. Подошли менты.

– Документики ваши, будьте любезны. Куда ж так спешим? – выдал кто-то из них.

Ну, да, все стандартное, так и должно происходить.

– Вот, очень спешу, по работе зарез, – убито сказала я, и протянула права вместе со своим удостоверением частного сыщика. Иногда срабатывает, но редко. – Нервы не выдержали, сколько ж стоять-то можно?

– Ну, пройдите, присядьте, – сказали мне.

Пошла, села. Не села даже, а упала в салон ДПС-овской тачки – видно, кресла девятки поменяли на что-то много более симпатичное и мягкое, так что я почти лежала, а не сидела. А рядом полулежал такой вот приятный инспектор, глаза карие-карие, и добрые-добрые. Важный такой, с четырьмя звездочками на погоне. Открыл он свой ноут, и показал мне видео со словами:

– Это – вы?

– Номера не видно, – вяло произнесла я, – может и я, фары светят.

А у меня галогенки, слепят так, что ничего не разглядишь.

– Ничего себе! – возмутился он – А кто ж еще? – И показал, как я перескакиваю через две сплошные.

– Ну, да, да… Вроде, заехала немножко, – неохотно призналась я вялым голосом.

– Немножко? В соответствии со статьей… что там у нас? – ехидно спросил гаишник.

– Ну, да, знаю, лишение прав через суд. Я ж работать не смогу без машины! – взмолилась я. – Может, решить можно как-то в рабочем порядке, а? Без суда?

– Попробуйте, – согласился мент.

Тут у меня в голове что-то щелкнуло, и я на ходу решила сыграть дурочку:

– Мой бывший муж и тот мужчина, с которым я сейчас живу, извиняются за меня очень. Просят меня помиловать, если такое вообще возможно. Они у меня оба принципиальные, я даже права за себя честно сама получала, так что скандал мне дома уже обеспечен.

А мент посидел, так посидел несколько секунд и молча посмотрел на меня, потом на мои права, что из рук не выпускал. Не знал, как быть – вроде и хочется, и колется, и мама не велит. Короче, задумался. Потом вдруг произнес:

– Ну-у-у-у… что ж мне теперь с вами делать-то?

А мне тогда внутри так паршиво-паршиво стало, скверно так, на редкость гадостно, вот я ему от всей души, с горечью и ответила:

– Да не тревожьтесь вы так, гражданин капитан! За вас все мужик мой вечером сделает.

Милицейский капитан снова посмотрел на меня, потом глаза отвел, лицо у него покраснело, и стал он вдруг хохотать, я давно не видела, чтоб мужики так смеялись. Руками за лицо схватился, заикал, а из глаз слезы потекли. Отдал документы и вытолкал меня из машины, пока другой рукой слезы утирал:

– Уйдите вы с глаз моих! Всё, не могу больше… Идите с богом, чтоб я вас больше не видел. Теперь я вас никогда уже не забуду.

Ну, вот и все, в общем. Ушла я. Решила не умножать число сущностей сверх необходимого. Дальше до университета доехала уже без особых приключений, не опоздала даже. Веселье закончилось, начались трудовые будни.

Московский Гуманитарно-исторический Университет, как и некоторые другие столичные вузы, не имел компактного местоположения, а распадался на ряд филиалов раскиданных в разных местах огромного мегаполиса. Интересующий меня факультет прописался на юго-западе Москвы в обширном невысоком корпусе гуманитарных факультетов – здании вполне современного облика. По внешнему виду дом чем-то смахивал на здание ЦРУ в Лэнгли.

Профессор Шварц оказался добрым, дружелюбным и весёлым дядькой, внешне немного напоминающим Джорджа Клуни. Виктор предупреждал, что главные недостатки профессора в том, что он гордый и самовлюбленный собственник. Чего-то я такого не заметила, как ни старалась. Потом, когда мы познакомились лучше, я поняла, что профессор просто высоко ценил личное время и свою работу, имея на то полное право. Актер от природы, способный обвести вокруг пальца любого, причем очень аккуратно, он обожал рассказы о мистике и всяких прочих паранормальных явлениях. Такие байки его несказанно веселили. Вечное дитя, он обожал природу и любил животных, был очень любопытен, видимо – профессиональная черта характера. Часто заразительно смеялся, обладал великолепным чувством юмора и иногда не упускал случая пошутить над самим собой. Очень любил узнавать что-нибудь свеженькое, и явно получал удовольствие от бесед с новыми людьми.

Я показала профессору свою карточку частного сыщика. Профессор внимательно ее осмотрел, чуть слышно хмыкнул, но никак не прокомментировал своих впечатлений.

– Итак, чем могу?.. – по-старомодному, несколько церемонно спросил Шварц, возвращая мне удостоверение.

– Дело в том, Леонид Исаакович, что меня интересует одна икона…

– Она у вас с собой? – оживился профессор.

– Нет, к сожалению. Я ее только ищу, но представляю, как она должна выглядеть. Это – «Христос Пантократор». Возможно, византийского изготовления и вроде бы пятнадцатый век, но тут я могу ошибаться.

– А ваши поиски вызваны личными обстоятельствами, или служебной надобностью?

– Исключительно служебной. Я – наемный пролетарий, мне надо выполнять свою работу, поэтому я надеялась на вашу помощь.

– Пролетарии всех стран, соединяйтесь… Ну, как же, как же… Вы кто по специальности?

– Магистр философии.

– Понятно. В вас чувствуется некий философский склад ума. Хорошо, у меня есть немного времени и я вас внимательно выслушаю. Только с одним условием.

– Да? – насторожилась я. – При необходимости мы вполне можем заключить письменный контракт.

– Не беспокойтесь, денежная плата мне не нужна. Зато понадобится вся та информация, которую не теряю надежды у вас получить. А если у вас появятся какие-либо материальные находки, счел бы за честь с ними ознакомиться.

– Договорились. Сообщу обо всем, о чем пожелаете, если только это не будет противоречить закону и не повредит интересам клиента.

Профессор молча кивнул, и я конспективно рассказала о своей задаче, сообщив то, что было уже известно и то, что пыталась понять и найти.

– Интересно… – задумчиво произнес Шварц, когда я завершила изложение своей истории. – И крайне, крайне забавно…

– Что именно забавно? – не удержалась от вопроса. – Что вы имеете в виду?

– Совсем недавно почти с такой же просьбой ко мне приходил еще один человек. Обликом он напоминал Павла Третьякова – основателя знаменитой галереи…

– Бородатый такой, да? Высокий? В дорогом элегантном костюме? С тихим вкрадчивым голосом и манерами светского обольстителя?

– Не знаю уж, как там насчет обольстителя, меня он не обольщал, а все остальное совпадает.

– О, так это же священник какой-то там протестантской церкви!

– Да? Занятно, мне он представился как хранитель небольшого частного музея в Америке. Впрочем, одно другому… Хе-хе… Еще удивился, что ничего о таком музее не слышал, но потом подумал: музеев много, за всеми не уследишь.

– Так вы ему помогли? – мне очень не хотелось верить, что сейчас ошибусь в этом человеке. Шварц был мне симпатичен.

– Нет. Оказалось, что этот почтенный господин совершенно не разбирается ни в искусстве, ни в музейном деле. Не сечет фишку, как теперь изволят изъясняться мои студенты. Мне тогда это показалось крайне подозрительным, и я уклонился от дальнейшего общения с ним. Он искал икону «Христос Пантократор», судя по всему ту же самую, что и вы.