Энрико, с интересом наблюдавший за этой сценой, задал вопрос, который давно вертелся у него на языке:

— Сева — твой брат?

Мне даже стало интересно, как она теперь выкрутится. В предвкушении я набрал воздуху и задержал дыхание.

— Нет, муж, — ответила Лёка Ж. не моргнув глазом.

Повисла пауза, вся неловкость которой ощущалась почти физически. Энрико открыл окно со своей стороны. Лёка Ж. уткнулась в телефон и стала усиленно подпевать Тото Кутуньо. Я тихо щипал себя за ногу, чтобы не сорваться в гомерический хохот.

— А это Colosseo quadrato — Квадратный Колизей, — сменил тему Энрико, кивнув в окно на высокое, испещренное темными арками белое здание, которое виднелось за автобаном.

— Разве Колизей не круглый? — блеснула архитектурными познаниями Лёка Ж.

— Это другой, — сказал Энрико и объяснил, что круглый Колизей, известный всему миру, построили при античном императоре Флавии, а этот, квадратный, о котором мало кто знает, возведен в конце 1930-х при Муссолини. Диктатор хотел с помпой отметить двадцатилетие фашизма в Италии и расширить границы Рима от Тибра до самого моря. Но не успел — началась война, и появились более важные дела.

На самом деле сначала здание называлось Дворцом итальянской цивилизации, потом Дворцом труда, но римляне обзывают его Колизеем — за обилие арок (216) и грандиозность (высота 68 метров, площадь 8 400 квадратных метров, объем 205 000 кубометров!).

Похоже, Энрико настроился на серьезную лекцию об архитектурном шедевре периода Муссолини и наверняка засыпал бы нас разнообразными сведениями о Квадратном Колизее, но тут на очередном припеве про «лошару» в «Порше дизайн. Блэк эдишен» закричал женский голос:

— Гарик! Где тебя фистулы носят? Ужин давно остыл, Джанни хотел показать тебе домашние задания, теперь обиделся и уснул. Я тоже лягу спать, и ты останешься голодный! Ты меня слышишь?

— Ой! — испугалась Лёка Ж. — Кажется, я включила громкую связь. А кто такой Гарик?

— Гарик — это я, — ответил Эрико, выхватив у Лёки Ж. телефон. — Да слышу, слышу я! — закричал он в трубку. — Я клиентов встречаю… Рейс задержали… Нет, я с ней не один. С кем, с кем. С мужем!.. С ее мужем, конечно… Сюсанна, basta! Дома поговорим. — Энрико отключил телефон, сунул его в карман куртки и раздраженно бросил: — Stronza[4].

Лёка Ж. молчала. Она осмысливала услышанное.

— Что такое «стронца»? — наконец спросила она.

— Ну как тебе сказать… — замялся Энрико, который оказался Гариком.

— Это твоя жена? — продолжила допрос Лёка Ж.

Энрико-Гарик неохотно кивнул.

— А почему она называет тебя Гарик? Ты же Энрико… — недоумевала Лёка Ж.

— Энрико Карузо — так меня зовут итальянские друзья, — объяснил он, — потому что я Гарик Курузян.

— Понятно, — вздохнула Лёка Ж. — А почему мы клиенты?

— Я guadagnucchio… подработаю как гид, — объяснил Энрико-Гарик. — Провожаю туристов по городу, по музеям, ищу, где жить, показываю, где покупать…

Лёка Ж. опять вздохнула и отвернулась.

Фиат несся по ночным кварталам Вечного города. Лёка Ж. спохватилась:

— Мы уже в Риме, а я так и не открыла мартини!

Она вытащила из сумки полиэтиленовый пакет, разорвала его, отвинтила крышку бутылки.

— За Рим! За Вечный город! — сказала она нарочито бодро и отхлебнула прямо из бутылки.

Глава 6

Римская ночь

— Куда ты прешь, весталка похотливая! — по-русски заорал Гарик итальянке, втиснувшей свой смарт на парковку в плотном ряду мотоциклов прямо перед нашим носом.

Маленькая улочка в три-четыре дома была слишком узкой, и дорога с односторонним движением теснила полоску брусчатого тротуара, рассчитанного на одного пешехода. Видимо, разозлившись, Гарик выкрикнул первое, что пришло ему в голову, — какой-нибудь стишок Ивана Баркова.

— Сразу видно — итальянка за рулем! — продолжал Гарик, раздраженно жестикулируя. — Все итальянцы тупые и наглые. Куда мне теперь вставить!

Лёка Ж. неодобрительно покосилась в его сторону.

Гарик выскочил из фиата и побежал к вышедшей из смарта итальянке. Они обменялись парой реплик, сопровождая их экспрессивными жестами, после чего синьорина поставила свою тачку на сигнализацию и как ни в чем не бывало удалилась.

— Идите пока с Алессандро, — сказал Гарик, вернувшись, — а я машину вставлю и приду.

Гарик направился к русоволосому парню, который спокойно наблюдал за происходящим, стоя на тротуаре.

— Твой Энрико все-таки не очень хорошо знает русский, — тихо сказал я Лёке Ж.

— Никакой он не мой, — усмехнулась Лёка Ж. — Он — Сусанин.

Гарик вернулся к нам вместе с Алессандро, который вблизи оказался двадцатипятилетним юношей с ярким природным румянцем. Он помог Гарику вытащить чемоданы Лёки Ж., взял один — второй достался мне — и повел нас по узкому тротуару к металлической решетке, над которой висела основательная мраморная доска с названием: via Caltagirone, улица Кальтаджироне.

У Лёки Ж. появился новый объект для приложения нерастраченной энергии. Судя по тому, с каким энтузиазмом она обменивалась с Алессандро двумя хорошо усвоенными ею итальянскими словами, «прега» и «грация», Лёка Ж. успела уже позабыть о разочаровавшем ее Энрико-Гарике.

Алессандро отворил высокую железную калитку, и мы зашли во двор. Широкий проход, облицованный бежевой керамической плиткой, вел к такой же металлической калитке напротив. Справа уходила ввысь отвесная стена серого здания. Слева, внизу, приютились три двухэтажных дома в курортном стиле, к ним спускалась древняя каменная лестница.

— Ой, какая прелесть! — Лёка Ж. показала мне на фигурку Мадонны в голубом одеянии, установленную в стенной нише за стеклом. — Чем-то на меня похожа, правда?

Я сравнил Мадонну и Лёку Ж.

— Ну да, — согласился я. — Она тоже женщина.

— Мог бы и полюбезнее быть. — Лёка Ж. хмыкнула и переключилась на Алессандро. — Прега! — сказала она, разрешая ему двигаться дальше.

Понаблюдав за широкой спиной молодого итальянца, Лёка Ж. напела:

— Алессандро, Але-алессандро… — И громко спросила: — Алессандро, знаешь такую песню?

Тот обернулся. Судя по его недоумению, он, если и слышал такую песню, то в исполнении Лёки Ж. попросту не узнал.

— Ну, Леди Гога, глупый! — снисходительно объяснила Лёка Ж.

— Lady? — переспросил Алессандро. — Оh! Si, Lady Gaga.

На этом содержательная беседа закончилась. Мы прошли вдоль здания, свернули в арку посреди дома и оказались в еще одном дворике, уставленном кадками с невысокими пальмами. Двор был таким же идеально чистым, как предыдущий. У одной из стен бил небольшой фонтан из трех мраморных чаш.

— Куда мы попали! — залилась в восторге Лёка Ж. — Итальянский дворик перед отелем «шесть звезд — все включено».

— Погоди, мы еще квартиру не видели, — попытался я остудить пыл Лёки Ж.

— Да, представляешь, как хороша квартира, если тут такой двор! — поняла меня Лёка Ж. по-своему. — Я готова жить прямо здесь, у фонтана.

— Вот и оставайся, а я пойду с Алессандро, — предложил я. — Честно говоря, очень уже хочется принять душ…

— Обломись, в душ я пойду первой, — пообещала Лёка Ж. и наконец-то вошла в подъезд, дверь которого Алессандро терпеливо держал, пока она восхищалась итальянским двориком.

По широкой, сияющей белизной лестнице мы поднялись к крохотному лифту на площадке между нулевым и первым этажами. Лифт, под стать дому, был старым, но тоже чистым. Застекленные деревянные двери блестели в ярком электрическом освещении. Табличка над пультом сообщала: «335 Kg, 3 persone». Похоже, субтильных жильцов тут не бывает.

Лёка Ж. глянула на себя в зеркало, закрепленное на стенке лифта напротив двери, оценила свою фигуру и занервничала. Она тайком бросила взгляд на Алессандро — не заметил ли он ее переживаний. Но Алессандро, кажется, вообще ни на что не обращал внимания.

Он нажал на седьмой, последний, этаж. Лёка Ж. занервничала еще сильнее. Наверное, опасалась, что не доедем. Чтобы отвлечь ее от панических мыслей, я спросил, пойдем ли мы сегодня гулять.