Граф Лестер, о котором уже выше говорилось, был настоящим фаворитом королевы. Типичный представитель старого дворянства, сын герцога Нортумберленда, казненного при Марии, Лестер играл роль противовеса новым людям вроде Сесиля, выдвинувшегося на государственной службе. Уже само по себе соперничество этих двух фаворитов, по видимости влиявших на королеву, но на самом деле зависевших от нее, напоминает о методах лавирования и манипулирования придворными партиями во времена царствования отца Елизаветы Генриха VIII.

Королева, безусловно, высоко ценила административные способности и преданность Уильяма Сесиля. Его влияние росло, а вместе с ним росло и богатство. Он переселился из городского дома на Кеннон-Роу в роскошную резиденцию в Ковент-Гардене. Теперь Сесиль отвечал еще и за королевские финансы, но главной его обязанностью было руководство правительством. Он занимал положение главного советника королевы. Елизавета не принимала ни одного сколько-нибудь важного шага без консультации с Сесилем. Даже в самом конце своей жизни, будучи слабым и немощным, он постоянно находился при королеве и участвовал в заседаниях Тайного Совета. Его умеренность, гибкость и трезвый расчет помогали королеве отбирать для своего правительства способных людей, принимать взвешенные и обдуманные решения. Именно назначение Сесилем Фрэнсиса Уолсингема послом в Париж в очень сложное время в начале 70-х гг., когда в Лондоне опасались нападения Франции на Англию, помогло последнему стать позднее королевским секретарем и организатором тайной разведки, выявившей целую сеть заговоров против Елизаветы.

Лорд Берли подготовил к административной работе своего сына, будущего первого министра при Якове I Стюарте Роберта Сесиля. Само по себе рабочее сотрудничество между отцом и сыном весьма примечательно, ибо без трений и без ревности Роберт постоянно снимал часть работы с плеч отца.

Но вернемся к Елизавете. Главное место в ее внешней политике занимало соперничество с Испанией, сначала скрытое, а затем и явное. В отношениях двух мировых держав переплетались усиливающееся стремление новодворянских и буржуазных элементов Англии вытеснить Испанию с торговых путей в Атлантике и попытки Филиппа II установить гегемонию на континенте. Катализатором англо-испанских отношений стала Нидерландская революция. Прибытие испанской армии под командованием герцога Альбы в Нидерланды в августе 1567 г. с целью подавления восстания открыло новый этап во внешней политике Елизаветы, и так отмеченной откровенно антииспанской направленностью. Несколько позднее на севере английского королевства произошло происпанское и прокатолическое восстание северных графств. Его поражение нанесло тяжелый удар католическому лагерю в Европе. Попытки противников Англии организовать убийство Елизаветы и иностранное вторжение не увенчались успехом. Эти замыслы основывались также на надежде использовать зависимость страны от торговли с Нидерландами и тем самым сковать внешнеполитическую активность Лондона, ограничив также действия англичан в Атлантике. Отношение к Испании в правящих кругах английского королевства не было однозначным. Если партия активных протестантов во главе с Уолсингемом стремилась к быстрейшему установлению независимости Нидерландов, победе дела гугенотов во Франции и вообще протестантизма в Европе, то Елизавета занимала более осторожную позицию. Она стремилась к сохранению Испании как противовеса Франции. Ей также было выгодно сохранение старинных свобод в Нидерландах, которые номинально оставались бы под властью Испании и были бы совершенно независимыми от Франции. К тому же королева не верила в способности гугенотов подчинить своей власти всю Францию и была в этом смысле настроена совершенно реалистично. Но, естественно, испанское военное присутствие в Нидерландах беспокоило английское правительство. Поэтому Елизавета пыталась по дипломатическим каналам убедить Филиппа II, что Испания получит больше выгод от торговли, материальных ресурсов и военной помощи полуавтономных Нидерландов, чем от продолжения войны за полное испанское господство в этой стране. Этим, очевидно, и объясняется предубежденное отношение английской королевы к морским гезам (т. е. нидерландским повстанцам, которых испанцы презрительно называли «гезами» — нищими), пытавшимся укрепить свои базы на южном побережье Англии и использовать проливы Ла-Манш и Па-де-Кале для нанесения ударов по испанскому флоту и гарнизонам в прибрежных городах. Отношение Елизаветы к Нидерландам, безусловно, определялось интересами как самой монархии, так и тех социальных слоев, на которые она опиралась. Соображения безопасности Англии от возможного нападения испанцев диктовали необходимость оказания помощи нидерландским повстанцам, но опять же в контексте главных тенденций тогдашней английской политики, вне зависимости от симпатий или антипатий к участникам восстания. Только в июне 1585 г. Елизавета подверглась трем атакам: посол Республики Соединенных Провинций (объявивших себя независимыми 17 провинций Северных Нидерландов) прибыл, чтобы предложить королеве стать правительницей страны[43]; граф Сегюр просил предоставить вождю гугенотов во Франции Генриху Бурбону 200 тысяч крон для найма солдат в Германии; Эдуард Уоттон торговался в Шотландии с королем Яковом VI и графом Арраном о заключении союза и предоставлении шотландскому королю пенсии — таким способом английская королева намеревалась обеспечить спокойствие страны на северной границе.

Отношения Англии с Республикой Соединенных Провинций были с самого начала довольно сложными. Английская торговля страдала из-за войн, а купцы Голландии получали большие прибыли, ибо обеспечивали армии воюющих сторон. К тому же английская буржуазия уже тогда видела в голландских купцах своих конкурентов и стремилась подчинить себе Нидерланды. Фактически эту цель она пыталась осуществить руками фаворита Елизаветы графа Лестера, находившегося в Нидерландах в качестве губернатора в 1585–1587 гг.

Не сумев удовлетворить свои честолюбивые замыслы в Англии, Лестер попытался осуществить их в Нидерландах. Однако методы, которыми он управлял, стремясь не столько помочь жителям страны в борьбе против испанцев, сколько укрепить режим своей единоличной власти, и начатые сепаратные переговоры с испанцами вызвали недовольство Генеральных Штатов Республики Соединенных Провинций, потребовавших отзыва Лестера обратно в Англию. В декабре 1587 г. он вернулся в Лондон.

Однако королева вовсе не была разгневана поведением Лестера, который, казалось бы, своими неразумными действиями сорвал ее планы. Очевидно, тайная любовь к Лестеру сохранялась у Елизаветы всю жизнь. Когда Лестер умер, королева была шокирована тем, что его вдова Леттис через несколько месяцев вышла замуж за сэра Кристофера Блаунта. Королева даже возбудила судебное дело с тем, чтобы все имущество Лестера досталось королевской казне, а не новому мужу Леттис. Память о Лестере была ей настолько дорога, что на последнем его послании, адресованном ей, королева написала: «Его последнее письмо».

В 70-х — начале 80-х гг. Елизавета пыталась укрепить отношения с французским королевским домом Валуа, не исключая при этом переговоров о возможном браке сначала с будущим королем Генрихом III, а затем и его братом, наследником престола герцогом Анжуйским[44]. Но у брака с последним существовало немало препятствий. Во-первых, Елизавета была уже далеко не молода, во-вторых, герцог показал себя слишком ярым врагом гугенотов. В январе 1580 г. Елизавета высказалась против идеи этого брака. Однако по инициативе французской стороны начался новый раунд переговоров. Чрезвычайно властолюбивый, но недалекий герцог мечтал о королевской короне. Окончательное решение откладывалось вследствие того, что обе стороны выдвигали неприемлемые друг для друга условия. В конце концов переговоры завершились безрезультатно, ибо герцог Анжуйский в июне 1584 г. неожиданно скончался.