Екатерина направилась в покои папы, ступни которого она поцеловала. Присутствовавший здесь же король Франциск ее поднял, поцеловал и приказал своему сыну герцогу Орлеанскому, прибывшему в сопровождении герцога Ангулемского, ее также поцеловать. Затем молодая герцогиня поприветствовала королеву и начался пир для всех присутствующих. Праздники продолжил концерт и дивертисмент, предложенный кардиналом Медичи. В воскресенье 26-го состоялся еще один пир, а 27-го в покоях папы был подписан брачный договор. После церемонии подписания папа проводил герцога Орлеанского в залу для аудиенций. Анн де Монморанси, главный маршал Франции, вышел ему навстречу, ведя герцогиню Екатерину. Кардинал Бурбонский произнес формулу брачного обряда и получил согласие супругов. Молодой герцог поцеловал свою жену и под звуки труб, рожков и других музыкальных инструментов начался бал.
Во вторник утром, 28 октября, папа благословил кольца супругов после свадебной мессы, где Екатерина появилась в платье из золотой парчи и герцогском облачении, подбитом горностаем, с золотой короной на голове. Вечером папой был дан большой свадебный пир, где присутствовали оба двора. За ним последовал балет, в котором участвовали сорок масок, к ним присоединились король и кардиналы Лотарингский и Медичи, переодетые в дорогие одеяния из серебряной и золотой ткани, малинового шелка и бархата и в шапочках с огромными султанами.
Ближе к полуночи папа удалился и королева проводила герцогиню в свадебную опочивальню, целиком затянутую золотой парчой. Четырнадцатилетние супруги должны были осуществить свой брак, вступив в интимные отношения, на позолоченной кровати, настолько роскошной, что ее убранство оценивалось в 60000 экю. По некоторым свидетельствам, король якобы присутствовал при любовных утехах юной пары и убедился, что «каждый из них был храбр в этом состязании». Утром папа навестил новобрачных; он застал их врасплох лежащими в постели и с радостью убедился в их счастье.[46]
1 ноября, в День Поминовения, папа отслужил торжественную мессу в личной часовне своей резиденции и дал всеобщее благословение и объявил о полном отпущении грехов всем верующим, которые направлялись в Марсельский собор прочитать Pater (Отче наш) и Ave (Богородице Дево, радуйся). Сообщают, что десять тысяч человек направились в церковь, чтобы воспользоваться этой милостью.
После службы были открыты настежь все двери папской часовни, чтобы дать возможность народу поклониться главным католическим реликвиям, которые Климент VII привез с собой из Вечного Города.
Так, перед лицом народа политический союз, заключенный через брак Екатерины, был провозглашен союзом двух держав, духовной и светской, и этот союз был явно отмечен знаком особого божественного покровительства.
7 ноября на французских галерах папа переехал из Марселя в Виллафранке, где он пересел на генуэзские галеры Андреа Дориа. Уже 11 ноября он был в Ватикане и дал аудиенцию посланнику императора Лидреази. С присущей ему двуличностью Климент VII сказал ему, что он отказал королю в помощи при завоевании Милана и посоветовал императору остерегаться наступления турок, которых Франциск I решил бросить против него: следовало быть осторожными в течение восемнадцати месяцев – этот период Франция и Рим должны были посвятить подготовке военных, действий.
Франциск I не разделял сдержанности понтифика. Полностью доверяя своему партнеру, в начале 1534 года он объявил о правах своего сына Генриха, супруга Екатерины, на герцогство Урбинское. Он предложил ландграфу Гессена напасть на Карла V, а пирату Хайреддину Барбароссе захватить Тунис. Что собирался делать в этой ситуации Климент VII? Мы можем только высказывать предположения, потому что папа умер через год после свадьбы своей «племянницы», 25 сентября 1534 года. Весьма вероятно, что он не особенно упорствовал: он должен был помнить о суровом уроке, преподанном ему императором в 1527 году.[47]
Эта несвоевременная смерть лишила Франциска I той выгоды, которую он надеялся извлечь, заключив союз с Медичи. Ему приписывают полное разочарования суждение: «Я получил совершенно голую дочь».
Снова события сбрасывали Екатерину с седла. Получив самый высокий титул, о котором она даже не осмеливалась мечтать, не было ли ей суждено теперь оказаться в жалком положении «принцессы Золушки», отягощенной унизительным грузом своего иностранного происхождения и весьма сомнительной родовитости в глазах высокомерной французской знати? [48]
Глава II. Уроки французского двора
Екатерину приняли при французском дворе – самом блестящем из всех королевских дворов Возрождения. Франциск I был самым великолепным из всех монархов, несмотря на трагические превратности судьбы: он потерпел сокрушительное поражение от имперских войск в битве под Павией в 1525 году и пострадал от унизительного плена в тюрьмах Карла V, куда за ним последовали его сыновья – дофин Франциск и Генрих, герцог Орлеанский. Юные принцы оставались заложниками в Испании с марта 1526 года по июль 1530 года и были возвращены за выкуп в два миллиона золотых экю и обязательство заплатить огромные долги императора королю Англии. По Камбрийскому договору был заключен мир на компромиссных условиях, но брак Генриха Орлеанского и Екатерины стал бы ответным ударом, направленным против Карла V. До этого брака Франциск I решил совершить ознакомительную поездку по своему королевству – «великое путешествие по Франции», начатое в ноябре 1531 года. Монарх хотел поблагодарить свой добрый народ, очень быстро выплативший огромный выкуп, потребованный Карлом V. Поэтому перед свадебными торжествами в Марселе состоялось нечто вроде национального праздника всего королевства: торжественные шествия и парады под триумфальными арками.
В 1532 году королевский кортеж встречали в Пикардии, Нормандии, Бретани, Артуа. Затем, в 1533 году, в Шампани, Берри, Лионе, Оверни, Лангедоке. Наконец, после папского города Авиньона кортеж прибыл в Марсель.
Когда завершились праздники по случаю свадьбы Екатерины и Генриха, двор разъехался. Юная герцогиня Орлеанская вместе с дочерьми короля последовала за королевской свитой в Париж через долину Роны.[49]
16 ноября в Авиньоне король собирал принцев и большинство своих дворян. Снова начались церемонии торжественного вступления в города королевства, и на этот раз Екатерина стала свидетелем их пышности: переход через Дофине, вступление в Лион, где королю сообщили о волнениях в Парижском университете. В День Поминовения ректор Никола Коп произнес в церкви Тринитариев проповедь, полную опасных нововведений, подготовленную его учеником Жаном Кальвином. Крайне раздраженный Франциск I направил в Парижский парламент буллы, переданные ему Климентом VII, в которых папа призывал его вырвать с корнем «ересь Лютера» и установить трибунал Инквизиции в королевстве.
9 февраля 1534 года кортеж, проехав через Булонь и Шампань, прибыл, наконец, в столицу: за два года король объехал большую часть королевства. За три месяца, проведенных в этом государевом походе, Екатерина смогла сблизиться с королевским окружением и прежде всего – со своим мужем Генрихом, четырнадцатилетним подростком – крепким, но бледным и меланхоличным, все еще хорошо помнившим времена своего сурового плена в испанских тюрьмах, где он провел четыре года – с 8 до 12 лет.
Они оба были сироты, оба – игрушки в дипломатических комбинациях, и их могла бы связать «солидарность несчастных детей». Но со времени возвращения из Испании принц создал для себя нечто вроде параллельной жизни, вселенную, населенную химерами, где уже тогда царила та, кто позже станет его главной фавориткой – Диана де Пуатье, Великая сенешальша Нормандии. Угрюмый мальчик, воспитанный чтением Амадиса Галльского, выбрал ее дамой своего сердца, склонив перед ней свое знамя во время турнира, завершавшего праздники по случаю коронации королевы Элеоноры в марте 1531 года. Позже, в начале лета, прекрасная Диана, блистающая цветущей красотой в свои тридцать один год, потеряла своего престарелого супруга Луи де Брезе, которому было семьдесят два года. Покорявшая элегантностью своего черно-белого траура, Великая сенешальша выделялась среди придворных дам своей серьезностью [50] и вместе с тем изяществом своих манер. Она занялась воспитанием юного принца, прикрываясь своей выставленной напоказ скорбью, чтобы избежать кривотолков.