— Об этом потом, Джексон. Сначала сообщи, что у тебя срочного? Это касается Кэти?

— Нет. В больнице говорят, что по-прежнему никаких изменений.

— Тогда в чем дело?

— Не хотел говорить, Тай, но тебе лучше узнать об этом... Генри Стивенс убит ударом большого ножа в грудь. Его тело обнаружила полиция позади гаража. — Лейтенант помолчал, потом продолжил:

— Думаю, тебе надо знать, что миссис Стивенс буквально вырвала у госсекретаря Палиссера мой номер телефона, она оставила для тебя сообщение, я записал его и поклялся честью передать его тебе. Слушай: «Тай, сначала Ингрид, теперь Генри. Как долго это может продолжаться? Ради всех святых, брось все, Тай.»... Что это значит, коммандер?

— Она связывает одно событие с другим, хотя между ними и нет связи. — Тайрел не мог позволить себе сейчас дуумать о горе Филлис Стивенс. У него не было для этого времени! — Полиция что-нибудь раскопала в связи с убийством Генри?

— Сказали только, что очень необычная рана, и все. Убийство держится в секрете, полиция получила приказ ничего не сообщать ни прессе, ни вообще кому бы то ни было.

— А что насчет раны?

— Они сказали, что рана очень необычная, нанесена большим и толстым лезвием.

— Кто они? Кто тебе это сказал?

— Госсекретарь Палиссер. После того как с директором ЦРУ Джиллеттом случился сердечный приступ... или что там еще... Палиссер все взял в свои руки, тем более что ты действуешь сейчас от имени госдепартамента.

— Значит, ты говорил лично с ним?

— Понимаю, что это необычно для простого лейтенанта, но так оно и есть, я говорил лично с ним. Он дал мне номера своих личных телефонов: служебного и домашнего.

— Слушай внимательно, Джексон, делай записи и останавливай меня, если тебе что-то будет непонятно. — Хо-торн подробно рассказал Пулу о том, что произошло в доме Ингерсола в Маклине, штат Вирджиния, особенно детально остановившись на своем разговоре с Ричардом Ингерсолом и на убийстве бывшего судьи в саду.

— Ты здорово ранен? — спросил лейтенант.

— Добавится еще несколько швов, но ничего, проживу. А теперь свяжись с Палиссером и расскажи ему все, что я тебе сообщил. Передай, что я прошу его организовать, мне немедленный доступ к досье ЦРУ на всех сенаторов из комитета по разведке, а также на всех высших чинов Пентагона, на таких, кто имеет право принимать решения.

— Я все записал. Господи, да что же такое творится!

— Все понял?

— К счастью, коммандер, я обладаю так называемой акустической памятью. Госсекретарь услышит все, что ты мне сообщил... Кстати, опять звонил твой брат Марк. Он расстроен. — Это его обычное состояние. Что на этот раз?

— Звонили эти ребята, Джонсы, ну те самые пилоты из имения ван Ностранда, Они дали тебе двенадцать часов, иначе обо всем сообщат журналистам.

— Ну и черт с ними, пусть сообщают. Это вызовет панику среди «Скорпионов», один из которых находится прямо здесь, в этом доме! Он видел, как я вышел из дома со стариком, отцом «Скорпиона-3». Троих «Скорпионов» уже нет: ван Ностранда, О'Райана и Ингерсола, значит, из руководящей пятерки осталось только двое. Они уже запаниковали.

— Тай, как голова?

— Слегка разбита и чертовски болит. — Найди где-нибудь бинт и потуже перевяжи голову, а сверху надень шляпу.

— Чек я вышлю по почте, доктор... Отсюда мне надо убираться. Скажи Палиссеру, что я еду в Лэнгли, это займет у меня по крайней мере двадцать минут, так что у него достаточно времени распорядиться, чтобы они пропустили меня в свои секретные комнаты с компьютерами, в которых содержатся досье. Передай ему, чтобы побыстрее шевелил своей задницей.

Я приказываю тебе передать ему эти слова.

— Любишь похаять власть, да?

— Одно из немногих еще оставшихся у меня удовольствий.

В тщательно охраняемой судебной лаборатории госпиталя «Уолтер Рид» два врача, работавших с телом капитана Генри Стивенса, удивленно переглянулись. На стерильном столе из нержавеющей стали, стоявшем рядом с операционным столом, было разложено тридцать семь самых различных ножей — от садового ножа средних размеров до самого громадного тесака.

— Да, это был штык! — воскликнул один из врачей.

— Как будто этот псих специально подает знак, — согласился другой.

Бажарат пробралась сквозь толпу к управляемым фотоэлементами дверям аэровокзала. Войдя в зал, она свернула вправо от регистрационных стоек и направилась к ячейкам камеры хранения. Она расстегнула «молнию» бокового кармана сумочки, вытащила оттуда небольшой ключ, полученный в Марселе. Найдя ячейку с номером 116, Бажарат открыла ее, сунула внутрь руку и нащупала заклеенный конверт. Баж вытащила конверт, разорвала его, достала хранившуюся в нем квитанцию и быстро сунула ее в сумочку на место ключа, который остался торчать в открытой дверце ячейки.

Вернувшись в зал, она прошла в камеру хранения, где достала из сумочки квитанцию и протянула девушке за стойкой.

— Один из ваших пилотов должен был оставить для меня посылку, — с любезной улыбкой обратилась Бажарат к девушке. — Чем старше мы становимся, тем больше нам требуется косметики из Парижа, не так ли?

Девушка взяла квитанцию и удалилась. Прошло несколько минут, и Байарат начала беспокоиться. Наконец девушка вернулась.

— Прошу прощения, но ваш друг пилот перепутал страны, — пояснила девушка, протягивая Бажарат плотно перевязанную коробку. — Она не из Парижа, а прямиком из Тель-Авива... Между нами, мы храним посылки из Израиля в отдельном помещении. Люди опасаются приходить сюда за посылками. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Не совсем, но благодарю вас. — Бажарат взяла коробку, оказавшуюся довольно легкой, и потрясла ее. — Этот греховодник пилот сначала, наверное, залетел домой и отдал половину моей косметики другой женщине.

— Все мужчины такие, — согласилась девушка за стойкой. — Разве можно им доверять, а в особенности пилотам?

Бажарат взяла коробку и направилась к выходу. Она была довольна, все прошло как по нотам. Если уж эта новая пластиковая взрывчатка прошла контроль израильской службы безопасности, то пройдет и через все ловушки, которые могли придумать в Белом доме! Осталось менее двадцати четырех часов! Ашкелон!

Она вышла на улицу и не увидела лимузина, который наверняка отъехал на стоянку. Бажарат недовольно поморщилась, но мысли ее тут же вернулись к посылке, которая благополучно миновала все системы контроля. Взрывчатку не обнаружило даже специальное оборудование, установленное там после взрывов в аэропорту Тель-Авива в 70-х годах. Всего несколько человек знало, что в нижнем шве вечерней сумочки, находящейся в коробке, зашита стальная проволочка не более полудюйма длиной. Если вытянуть эту проволочку, то заработают миниатюрные литиевые батареи, а если затем перевести стрелкн часов с бриллиантами на двенадцать и три раза нажать головку, раздастся взрыв, равный по мощности взрыву нескольких тонн динамита. Сейчас Бажарат снова почувствовала себя десятилетней девочкой, вонзающей охотничий нож в горло испанского солдата, грубо и безжалостно насилующего её. Смерть всем властям!

— По-моему, я вижу перед собой прекрасную еврейку из селения БарШоен. — Голос прозвучал словно удар молнии, моментально разметав все ее мысли. Бажарат подняла голову и увидела незнакомца, который вовсе и не был незнакомцем! Это был агент Моссада — когда-то темноволосый, но теперь его волосы были выкрашены в белый цвет. Несколько лет назад она спала с этим человеком, и именно его она видела у стойки портье в отеле «Карийон». — Правда, думаю, что зовут тебя не Рахиль, — продолжил мужчина, — а начинается твое имя с буквы Б... Бажарат. Мы знали, что у тебя есть сообщники в Иерусалиме и Тель-Авиве, здесь очень удобное место для получения сообщений и посылок оттуда, но, честно говоря, не ожидали встретить тебя здесь. Была всего лишь очень слабая надежда на это, но, как видишь, она оправдалась...

— Это было так давно, мой дорогой! — воскликнула Бажарат. — Обними меня, поцелуй меня, мой драгоценный, моя любовь! — Она обняла офицера Моссада и крепко прижалась к нему, люди вокруг с улыбкой и пониманием смотрели на них. — Мы так давно не виделись, пойдем в кафе, нам о многом надо поговорить!