— Одиннадцать! — выкрикнули мы в последний раз.

Катаржина тут же села, а Борек одним духом выпил стаканчик сливовицы. Затем выкуп фантов продолжился. Чтобы получить обратно свой пояс, Гонзе пришлось признаться мне в любви, и он принялся уверять меня, что Павел всего лишь деревенский лоботряс или паршивый евнух из гарема персидского шаха, словом, порол чушь на полном серьезе. Мы надрывали животики от смеха, а мне, видно, хмель ударил в голову. Я ошалела, но чувствовала себя прекрасно. Павел держал меня за руку, и я про себя просила у него прощения. Катаржина получила назад свое ожерелье за джайв с Гонзой, транзистор орал на полную мощь, и королева Ядрана не отлынивала: то ли опасалась очередного Миркиного «о Господи», то ли подействовали грог и сливовица, но она свалила две из трех свечек и выкомаривала как припадочная, только ее девчоночьи косички свистели в воздухе.

Примерно так же выкупались и другие фанты. Тем временем настроение у нас поднималось, а моральный уровень падал, пока наконец все вещи не вернулись к своим хозяевам.

Борек поймал по радио музыку для полуночников, и все кинулись танцевать. Я танцевала с Павлом, Гонза — с Миркой, потом с Зузаной, но та почувствовала себя плохо и отправилась во двор, на свежий воздух. Я пошла за нею, но она отослала меня обратно. Так же, как и Борека, который, как ни странно, тоже там очутился. Когда я вернулась на кухню, уже и последняя свеча не горела, керосиновую лампу мы потушили еще раньше, по радио передавали какую-то сладенькую мелодию, и между печкой и постелью не столько танцевали, сколько обнимались две пары.

Нашарив на столе зажигалку, я закурила сигарету. За этот краткий миг я успела заметить, как целуются Мирка с Гонзой. Чуть дальше мелькнула перед глазами и вторая пара — Павел с Катаржиной. Вернее, всего лишь одна деталь: рука Павла, которая заползла под тонкую ткань Катаржининых штанишек.

Заметив огонек зажигалки, Катаржина тут же отстранилась от него.

Я почувствовала себя оскорбленной. Значит, все эти поцелуйчики с Бореком — хорошо продуманный обман. Значит, «любимчик» Катаржины все-таки Павел.

Я погасила зажигалку и пошла спать.

3

Вернувшись в комнату Зузаны, Павел сел на краешек постели и боязливо потрогал руку Катаржины. Борек стоял у стены, опустив плечи, и бессмысленно пялился прямо перед собой, Мирка, нахохлившись, пристроилась на табуретке у самой двери, левой рукой она прикрывала свое испуганное лицо, правую зажала между коленями. Тусклый свет коптящей керосиновой лампы скупо освещал комнату. Едва я ступил вперед, как моя тень, точно погребальный саван, упала на мертвую Катаржину.

Павел встал и произнес сдавленным голосом:

— Она совсем холодная. Она мертва уже… — Он помолчал, развел руками и неуверенно закончил: — Уже довольно давно.

Никто из нас не откликнулся.

— Мы разошлись около часа, — продолжал Павел. — Я ее больше не видел. Мы с Аленой сразу же ушли наверх… — Он отвернул рукав свитера и бросил взгляд на часы. Чтобы разглядеть стрелки, повернул руку к свету. — Сейчас полчетвертого. Тридцать семь минут. В час мы еще были вместе. И Катаржина с нами. А теперь она лежит здесь мертвая…

Он говорил медленно, запинаясь, глаза опустил вниз, стараясь не смотреть на убитую.

— Снаружи сюда никто забраться не мог, — пробормотал Борек, сообразив, к чему клонит Павел.

— Нет, ни в коем случае, — заверил я. — На дворе страшная вьюга, а началась она еще до полуночи. Значит, снаружи сюда никто не мог забраться.

С минуту стояла тишина. Мирка перестала всхлипывать, убрала руку с лица и блестящими от слез, перепуганными сказами взглянула на Павла.

— Итак, — заявил он и сделал после этого слова эффектную паузу, — вывод может быть только один: Катаржину убил кто-то из нас.

Ничего другого я и не ожидал услышать, но все равно ужаснулся и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы одолеть внезапную дрожь. Павел тем временем приблизился к Мирке. — Ты ведь была тут с нею, правда?

— Нет! — выкрикнула Мирка и вскочила с табуретки. — Меня здесь не было!

— Не было? — угрожающе продолжал Павел. — Может, еще скажешь, что всю ночь гуляла на свежем воздухе?

Мирка и слова не сумела выдавить, только завертела головой. Борек схватил ее за руку, встряхнул, как тряпичную куклу, и злобно заорал:

— Будешь говорить или нет? Плевать мы хотели на твои нюни!

Тем временем я все еще стоял точно каменный и никак не мог собрать разбегающиеся мысли. Наконец до меня дошло главное: среди нас убийца.

Убийца!

— Вот мы тебя и спрашиваем, — продолжал Павел, — а ты должна нам кое-что пояснить. Что у вас было общего с Катаржиной?

То же самое интересовало и меня, причем больше и раньше, чем Павла. Я старался хоть что-то вытянуть из Мирки, но напрасно. Стоило мне завести об этом разговор, как она тут же умолкала.

— Ты будешь говорить или нет? — процедил сквозь зубы Борек и снова встряхнул Мирку.

— Оставьте меня, — жалобно пролепетала она. — Я ничего не знаю, меня здесь не было.

— А где же ты была? — залпом выпалили Павел с Бореком.

— В кухне, — едва слышно выдохнула Мирка. — В комнату я вернулась только что. От Гонзы.

— От Гонзы? — Павел повернулся ко мне.

Я легонько кивнул и, еле ворочая языком, объяснил:

— Пусти ее, Борек! Она все время была со мной. Когда Катаржина пошла спать, она осталась у меня. Расстались мы пару минут назад… Да пусти же ее, какого черта держишь?

Последнюю фразу я произнес уже со злостью. Борек начинал действовать мне на нервы. Если кто-то и имел право задавая вопросы, то только не он. Практически все время он крутился возле Катаржины, ухлестывал за ней, но в отличие от меня никаких иллюзий не строил. Мне отчетливо вспомнилось, как он вызывающе снимал у нее по дороге рюкзак, как обнимал и целовал во время игры, а Катаржина все его выходки терпела да еще и флиртовала с ним.

Я хотел что-нибудь добавить, чтобы окончательно смутить его в ошеломить, но, пока я переводил дух, он меня опередил:

— Будь добр сообразить наконец, что игрушки кончились… Или ты хочешь сказать, что Катаржина решила себе почесать ножичком живот, да рука неожиданно дрогнула?

Я промолчал, только презрительно окинул его взглядом. Тут в разговор вступил Павел:

— Этот нож… — Он бросил нерешительный взгляд на убитую. — Он ведь с кухни. Мы им хлеб резали.

— Ну и что из этого? — раздраженно проговорил я. — Любой из нас когда угодно мог его взять.

Мирка, воспользовавшись нашей перепалкой, вырвала руку у Борека и попыталась вскочить, но Павел обхватил ее сзади.

— Ты куда? — угрожающе прикрикнул он. — Ну-ка рассказывай! Мигом!

Она дернулась, и ее красивая грудь обнажилась до самых сосков. У меня сдали нервы. Я бросился к Павлу и изо всех сил хватил его по руке. Павел выпустил Мирку, но тут же его кулак засветил мне прямо в подбородок. Это был отличный нокаутирующий удар. Я отлетел к кухонной двери, прислонился к косяку и на секунду даже потерял сознание. Но Мирке мое вмешательство помогло освободиться, она отскочила подальше от Павла, почти что к самой постели, где лежала голова убитой Катаржины, и начала громко и судорожно всхлипывать.

— Оденься! — хмуро приказал Павел. — Перестань сверкать титьками, меня твои прелести не интересуют.

Что за идиот, подумал я, а Мирка, заикаясь, выговорила:

— Дурак паршивый!

— Точно, — с ледяной холодностью откликнулся Павел, повернулся ко мне и примирительно добавил: — Если у тебя прошла охота драться, помоги мне. Надо чем-то прикрыть Катаржину. Так ее нельзя оставить…

— Нет, — прошептал я, облизывая сухим языком потрескавшиеся губы, и посмотрел в сторону постели. Неподвижное тело Катаржины как бы светилось в полутьме.

— Ничего нельзя трогать, все должно оставаться так, как есть, — выдавил я.